***
Тэхён разбирает бумаги, старательно пытаясь не замечать собственное сердцебиение, что создаёт точно землетрясение внутри него. У него вибрация перед извержением вулкана, только вместо горящей магмы и лавы — его чувства. Чонгук подходит к нему, останавливаясь. Он обхватил ладонью одну из лямок, словно это придаст ему уверенности, словно это встанет перед ним широкой спиной, которая защитит его в случае чего. — Эм… Господин Ким, могу я кое-что спросить? Тэхён молчит, лишь поднимает взгляд, смотря с немым вопросом в глазах. — Почему вы были так уверены, что я не пойду на свидание с Хосоком? Кажется, легче было бы засунуть руку в террариум с тарантулами, чем сейчас стоять здесь, как глупая школьница уткнув взгляд пол, и ждать своей страшной участи, потому что он с вероятностью девяносто девять процентов снова облажался. Не хватает ещё юбочки в клеточку, подол которой бы смог перебирать пальцами. Чонгук снова пожалел, что завёл это бессмысленный и до жути глупый диалог, уже желая извинится и позорно сбежать, но импульс, ударивший вниз живота, патокой растёкся по всему телу, начиная сильнее приятно вязнуть в одном месте. — Потому что ты пойдёшь на свидание со мной. Тэхён откидывается на спинку стула, тихо рассмеявшись с реакции младшего, который просто молча убежал. Серьёзно. Просто молча убежал. У него как камень стотонный с души слетел, давая ему свободу чувствовать настоящие чувства к Чонгуку, как к любимому человеку, а не просто гордость к своему студенту. У него точно также колени слегка подкашиваются, несмотря на то, что он не стоит, точно также сердце бешено стучит и уши закладывает от скакнувшего давления. С Чонгуком он вновь смог вернуться на пятнадцать лет назад точно, когда был таким же молодым и беззаботным. Правда у Чонгука, отныне, появится одно большая забота, но сейчас это совсем не важно. На возмущения Сынхе, мол чего это он явился сюда, предатель, Чонгук даже не попытался словить или хотя бы увернуться от подушки, которая мягко врезалась в его лицо, и то, никакого отрезвляющего эффекта, как очень ожидалось, не последовало. Он стоит истуканом с огромными глазами, и девушке становится страшно. — Чон? — Блять… — Офигеть, наш правильный мальчик сказал свой первый мат, — она подскакивает с кровати, поднимаясь на ноги, и подходит, забирая с пола подушку. — Всё настолько «блять»? — Всё настолько «блять», — кивает Чонгук, соглашаясь, и рухает на пол, больно ударяясь коленями. — Идиот, ты что творишь? — девушка пытается поднять его тяжёлую тушу. — Да не переживай, мы тебя откосим, если что. Это что-то противозаконное? — Он позвал меня на свидание, — как в бреду говорит Чон, хохотнув. — Меня. Сам позвал меня, понимаешь? — Ничего нового. Он зовёт тебя уже целый месяц, — Сынхе вновь злится, думая, что Чонгук, в конце концов, сломался и ответил на хосоковы чувства. — Да Тэхён! Меня Тэхён позвал! — восклицает Чонгук, вцепившись в предплечья девушки, встряхивая. Он валится на спину, почти что утащив за собой девушку, которая смотрит на него, как на живое приведение, а после поднимается его за ворот обратно. — Клянусь, если ты пошутил, я тебя выкину из окна! — Я сам себя выкину из окна, если это неправда, — Чонгук как тряпичная, напичканная наркотиками кукла — дёргается лишь из-за Сынхе, ибо все конечности разом деформировались. — Нет, Чон, ты сейчас реально говоришь? — девушка уселась на колени рядом с ним, смотря со всей серьёзностью, застывшей в её глазах. Чонгук не отвечает, слушая, как чувства и эмоции затапливают его изнутри, как он захлёбывается в них. Но если это и мучения, то самые что ни на есть сладкие.***
«У центрального фонтана в шесть» — Чонгук вчитывается в тэхёново сообщение ещё раз, сжимая телефон пальцами, дабы не выронить. Ноги подкашиваются, когда шум воды становится громче. Желудок в волнении скручивает ещё больше, он шумно выдыхает. Даже люди, находящиеся здесь, не отвлекают, потому что все его мысли сконцентрированы строго на русой макушке. — Господин Ким, я… — Чон запинается, когда Тэхён поворачивается и улыбается. — Я немного опоздал, простите… — Прощу, если перестанешь выкать, — старший хмурит брови, но совсем не излучает отрицательных эмоций. — Тебе очень идут рубашки. Чонгук смущённо улыбается, отводя глаза на милых старушек, сидящих на лавочке, ведя особо увлечённую беседу о чём то своём. — Извини, права выбора сегодня у тебя нет, — Ким наклоняет голову вбок, чтобы заглянуть в чужое лицо, походя ближе. Чонгуку совсем наплевать куда идти, лишь бы с Тэхёном. — Пойдём, скоро начнётся! Чонгук, кажется, перестаёт дышать, когда его ладонь обхватывает чужая. Он следует за старшим, не видя перед глазами ничего, кроме тэхёновой спины, не чувствуя ничего, кроме тепла, которым сполна его одаривает Ким. Жизнь остановилась, прекратила своё существование, не мешая ему до сих пор не верить в происходящее. Точно сон. Тогда Чонгук не хочет просыпаться. На улице стремительно темнеет, небо вот-вот загорится в красивом закате и вскоре совсем потухнет, уступая место ночной поляне с россыпью звёзд. Тэхён за это время ни разу не отпустил чужую руку, хотя мотивов продолжать сжимать ладонь не было. Он ещё больше переплетает чонгуковы податливые пальцы со своими, словно боясь, что если отпустит — больше никогда не ощутит их реальность. — Х-хён, а это законно? — спрашивает младший, наблюдая чужие махинации по «взламыванию» замка на висящей металлической решётке. Ему ещё в лифте, когда он увидел засветившуюся красным плоскую кнопку с цифрой «тридцать», показалось это чем-то подозрительным. Вот скинет его старший и всё — лучший способ избавиться от проблемы. — Не знаю, — хохотнул Тэхён. — Это безумие. — Тогда сегодня могу я позволить себе побыть безумцем для тебя? На самом деле подобного не делал даже для Юджона. Возникали, конечно, мысли, но после его «о нет, ты ведь не имеешь ввиду под своим «сюрприз» какой-нибудь ванильный ужин на крыше небоскрёба?» в спешке пришлось придумывать что-то иное. Но Чонгук не такой, он совсем другой. Наверное, и простой шоколадке бы радовался как дитя. Ладонь тяжелеет от спавшего замка, который всё же поддался и открылся. Решётка с тихим скрипом отворилась, и Тэхён пропустил Чонгука вперёд, прикрывая за ними дверь из прутьев, аккуратно кладя замок на кафельный пол. Коридор кажется бесконечно длинным и всё больше поглощаемый тьмой, но рядом Ким, а значит всё в порядке. Чонгук не особо жалует подобные места, не находя объяснения на вопрос «почему». Руки своевольно делают порыв, дабы ухватиться за чужой локоть, но он в последний момент останавливает себя, одёргивая. Он же не трус какой-то. Открывается ещё одна тяжёлая металлическая дверь, и в лицо ударяет порыв ветра. Они выходят на свежий вечерний воздух, и младший едва ли сдерживается, чтобы не открыть рот — впервые в жизни его привели на крышу небоскрёба! — Х-хён, э-то… — Тебе нравится? — Очень! Очень нравится! — Чон хватает его за рукав пальто, тут же одёргивая руку, желая извиниться, но Тэхён вновь берёт его руку в районе запястья и переплетает пальцы. — Ты не возражаешь? — обворожительно улыбается старший, смотря немного исподлобья. Чонгук отрицательно мотает головой, позволяя себе ощутимее сомкнуть пальцы и заробеть. — Мне нравится держать тебя за руку. — Мне нравится находится рядом с ва… с тобой. — Ты действительно невероятный, — тэхёнова рука ложится на щёку младшего, который неосознанно ластится, льнёт ближе. — Ребёнок… — Эй, я не ребёнок! — Конечно-конечно, — тихий бархатный смех. — Думаю, самое время тебе повернуться. Чонгук, до этого стоящий спиной ко всему городу, который предстал перед ними как на ладони, повернулся лицом. В тёмных омутах отразился горящий закат белого солнца. Он выдохнул, чувствуя, как его буквально опустошает изнутри, ощущение, что душа покидает его тело, и он вот-вот свалится на пол. Но тело сзади точно не позволит ему этого сделать. Не допустит. Тэхён позволяет себе слабость — обнимает Чонгука, защищая от ветра, который разбивается о его спину, бесследно рассеиваясь. У младшего табун мурашек по спине, но вовсе не из-за холода. Из-за чувств, что переполняют его. С Чонгуком у него вторая молодость, вторая любовь, наверное, и вторая жизнь. — Тебе не холодно? — заботливо интересуется Ким. — Если что, сразу говори. — Мне хорошо, ты греешь, — младший широко улыбается, не переставая смущаться, — По закону подлости сейчас должен прозвенеть будильник. — Почему? — Честно? Не знаю. Обычно так всегда и бывает. — Не думай об этом. Думай обо мне. — Ты слишком смущаешь меня, — Чонгук ёжится и отходит от Кима. — Сейчас я не могу видеть в тебе кого-то помимо своего преподавателя… — А я не могу развидеть в тебе человека, которого хочу поцеловать. Юджону дарил страсть, Чонгуку — нежность, которая в последнее время плещется через края невидимой чаши, стоит лишь заприметить младшего. — Так… Поцелуй… В Чонгуке бушует смущение и желание, создавая несовместимую смесь. Вот впоследствии стоит и краснеет, несмотря на это оставаясь наготове согласится на всё, что захочет с ним сделать Тэхён. Ким ступает на шаг ближе, становясь почти вплотную, и двумя пальцами подталкивает чужой подбородок вверх, рассматривая чонгуково лицо, заставляя в ответ смотреть на себя. Но тот не смотрит, лишь прикрывает глаза, чувствуя, как что-то очень горячее разливается по венам, внизу живота стремительно тяжелеет, хочется вцепится в Тэхёна и не отпускать, потому что спокойно с ним и до жути правильно. Старший оставляет чмок на щеке, сразу же отстраняясь и блеснув глазами. Что-то большее вроде полноценного поцелуя он себе позволить не может — всё-таки первое свидание. Небо давно «сгорело», а чонгуковы глаза будут гореть вечно, когда будут смотреть на Кима. Будут вечно гореть для Тэхёна.