Встреча на охоте

Легату Далесторе лично в руки.       Тавилис Моран, докладываю.       Прибыл на место примерно в семь утра по местному времени. Пройдя необходимый медосмотр, направился к хозяину чертога. Уверен, что доктор не заметил во мне ничего подозрительного.       Вручил известную вам сумму виконту Александру Рилану. Тот с радостью определил меня в одну из наилучших комнат. Мои соседи — отставной генерал и вдова с маленьким ребёнком. Кажутся здоровыми.       Я выдумал себе имя и должность, после чего применил методы внушения и общество приняло меня.       Днём никого не отметил из тех, кто бы годился для цели визита, но во время танцев определил троих молодых женщин.       Прошу разъяснить, должен ли я в деталях описывать то, что намереваюсь сделать?       Координаты для комментариев на обратной стороне листа.       Вечером, когда начались игры в карты, светские беседы и танцы, Джермейн расположились в самом крупном из салонов, чтобы успеть представиться всем остальным. Действительно, никто не только не носил траур, но многие выглядели так, словно пришли на маскарад. Хватало мужчин, по выправке которых сразу можно было различить офицеров. Один из них, Эбензер Рэд, обладал истинно гренадёрским строением, часто и громко смеялся, с наслаждением нюхал табак и периодически выдавал шутки, от которых младшие чины качали опущенными головами. В тот вечер он не поленился каждому салону, даже дамским, представить своего боевого товарища:       — Прошу любить и жаловать, Олден Кэри, мой старинный и любимый друг, проливший море крови за нашу державу! Ручаюсь за него, как за себя!       Кое-где он прибавлял, что тот «безобразно холост», «только выглядит как чужеземец», на что Кэри смущённо улыбался, обнаруживая ямочки на щеках.       Молодой человек выглядел, и правда, экстравагантно: его лицо было сложно отнести к какой-либо нации, он носил высокие сапоги, чёрную шляпу, которую почему-то иногда надевал в помещении, и красный платок на шее.       Непривычный шум вызвал у Катлин лёгкую мигрень и она отпросилась у тёти сходить в библиотеку, находившуюся совсем рядом. Благо, вдова была очень занята чаем с меренгами и полностью погрузилась в создаваемое ими блаженство.       Как только за высокими стеллажами чуть смолкли голоса, Катлин растёрла виски и ослабила корсет. Лунный свет, проникавший в высокое узкое окно, помог увидеть на столике шведские спички и лампу. Зажигать её совсем не хотелось — ночное солнце на чистом небе сияло достаточно ярко для чтения. «Никто меня не заметит, если я буду сидеть здесь в темноте, и не пристанет с разговорами», — подумала Катлин.       Старинные книги были настоящими сокровищами. Их обтянутые дорогой кожей разных сортов корешки, их шероховатые страницы, железные чернила букв, идеальная каллиграфия, восхитительно витиеватые экслибрисы — всё вызывало трепет. Девушка позволила себе мысль о цене любой такой книги и содрогнулась. В каждой странице было по годовому запасу зерна, белого мыла, в каждой обложке хранилось по шкатулке всех материных драгоценностей. Но это казалось ей правильным, потому что слово есть Бог и все богатства мира должны употребляться во славу Господу. За свою короткую жизнь она прочла немало и искренне радовалась, когда удавалось заполучить немного новой литературы. Объём этой чудесной библиотеки вдохновил её, ведь даже если употреблять по одной книге в неделю, можно было бы скоротать целые годы.       На самой верхней полке, обращённой свету, стоял огромный фолиант. Катлин привлекли серебряное тиснение и изысканный рисунок на корешке, но книга стояла слишком высоко. Чтобы дотянуться до неё, следовало встать на подоконник, что она и сделала. Вдруг она заметила сбоку в проходе, очень близко, силуэт и вздрогнула.       — Леди Катлин? Это я, полковник Кэри. Не хотел напугать, прошу прощения.       Девушка выдохнула и вежливо улыбнулась.       — Всё в порядке, мистер Кэри.       — Как опасно вы стоите! — он изменился в лице, — Ведь можно потерять равновесие и вылететь прямо в окно! До земли целых два этажа да колючий цветник.       Молодой человек подал руку, и Катлин спустилась.       — Видите вон ту книгу? Мне хотелось её достать.       Он легко дотянулся до фолианта и снял его с полки.       — Конечно, ради книг не одна жизнь была отдана… но эта явно не стоила риска, — усмехнулся Кэри, — всего лишь Боккаччо.       — Если честно, я не читала его трудов.       — Я тоже только примерно знаю, о чём речь в «Декамероне», — прошептал Кэри, — но здесь, в наших условиях, это просто кощунство.       Катлин смутилась бы, если бы с ней одной в тёмной комнате заговорил любой другой мужчина. Такого ещё никогда не случалось. Но полковник выглядел совершенно безопасно, словно с ней болтал ребёнок. Он ушёл первым, тактично дав ей удалиться одной, чтобы не навлечь ненужных подозрений.       Книгу Катлин начала читать ранним утром, стараясь отвлечься от гнетущей обстановки того погреба, где поселили их с тётей. Окно в нём было совсем маленьким, сальные свечи дурно чадили, вода для умывания застывала к утру. Проламывая корочку льда, Катлин с тоской вспоминала родной дом.       Ей не верилось, что больше никогда её не встретит на пороге няня, отец никогда не начнёт обеденную молитву, матушка не похвалит за вышивки, ведь все родные лежат в земле у старой церкви. Няня скончалась первой в доме, мучилась так, что вся её единственная рубашка промокла от пота и крови, тогда миссис Джермейн нарядила её тело в свою. Должно быть, глядя с небес в этот сырой каменный мешок, родители всё равно были рады за Катлин и тётю. Эти мысли переплетались с мрачным началом «Декамерона», навевая гипнотическую тоску. Доктор Спенсер даже вызвал Катлин в лазарет после завтрака, встревоженный её подавленностью.       — К счастью, вы здоровы, — сказал он, вытирая руки салфеткой, которую подала ему санитарка, — а бледность вызвана естественными причинами — переутомлением, вашей меланхолией и худобой.       «И это он говорит мне о худобе!», — думала девушка, застёгивая частые пуговицы на грудке платья. В тот раз она заметила ещё и необычайную красноту его глаз, но то не удивляло, ведь на его рабочем столе было разложено множество энциклопедий и атласов, выглядящих совсем новыми.       — Наука ещё не разобралась с этой страшной болезнью? — поинтересовалась Катлин.       Доктор Спенсер помедлил с ответом, но оказался щедр на комментарии:       — К сожалению, ответов на многие вопросы пока не обнаружилось, но кое-что стало уже ясно. Я поддерживаю переписку с моим наставником, он трудится в самом эпицентре, так сказать. В работном доме в столице. Так вот, совершенно точно инфлюэнция передаётся по воздуху, что осложняет борьбу с ней. Основные симптомы — кашель, внезапная боль и слабость в мышцах, за несколько дней в лёгких образуются каверны, — он схватил со стола один из атласов, но запнулся, — иллюстрации, думаю, вас чересчур напугают, так что их я не буду показывать.       — Ничуть, — ответила Катлин, — мне пришлось повидать всё наяву.       Доктор поджал губы.       — Мне очень жаль, мисс. Я глубоко увлечён изучением этого вопроса и иногда веду себя неподобающе. А для укрепления здоровья рекомендую вам выйти сейчас в оранжерею. Вы там уже были?       — Ещё нет.       — Зря, очень зря! Идите туда прямо сейчас, через самую дальнюю дверь, что за главным залом.       Катлин забрала из комнаты большую шаль — наследство от матери — и, накинув её на плечи, побрела в заднюю часть замка. Оказалось, днём почти все обитатели раз или два находили время для прогулки по необычайно большому пространству оранжереи. Некоторых растений, которые готовились там зацветать, девушка не видела никогда — там были персики и апельсины, даже абрикос и некие пряные корни. О том, что и где посажено наперебой спорили женщины, гулящие по параллельным дорожкам. Несмотря на пышную зелень, романтические лианы на колоннах и нежные первоцветы, окружавшие в тот момент Катлин, ей мучительно хотелось выйти на дикий луг и наслаждаться весенним ветром, но наружу никого не выпускали. Оставалось только глядеть вдаль через стекло и представлять, что нет этих стёкол и утомительного жужжания пустых светских бесед повсюду. Девушка провела за этим занятием не меньше четверти часа, но странное дёрганое движение и ощущение слежки где-то сбоку заставило её резко обернуться.       Эбензер Рэд стоял на почтительном расстоянии с карандашом и блокнотом, глядя на неё в упор. Поняв, что его заметили он смущённо помахал рукой с карандашом:       — Не обращайте на меня внимания, сударыня, я делаю от скуки наброски.       — И что вы рисовали?       Офицер стушевался, но ответил честно:       — Вас. Рядом с этим кустом миндаля, который вот-вот распустится. Вся эта композиция, — последнее слово он произнёс так, как если бы говорил «артиллерия», — выглядит весьма колоритно.       Катлин не смогла сдержать улыбки. Этот знаток казарменного юмора вчера наполнял своим голосом и влиянием любые пространства, а здесь вёл себя так тихо и незаметно, да ещё и оказалось, умеет рисовать пастелью.       Вечером всё встало на свои места: офицеры играли в карты, протягивали бокалы за грогом, который разливал им старый слуга, по галереям прохаживались беседующие, молодёжь ушла танцевать. Вдова же попросила у кого-то пряжу и спицы и вязала теперь крохотную шапочку.       — В столице осталось столько сирот! — сказала она, быстро вывязывая петли. — кто же их обогреет, оденет и поставит на ноги? Мы с мисс Сабл решили отправить им небольшую помощь.       Только Катлин вознамерилась почитать в библиотеке, как в зал вошёл виконт, ведя под руку удивительную женщину. Первое, что бросалось в глаза — её высокий рост. Однако, сложена она была изящно и приятно, ступала широко, плавно и медленно. Ей было лет двадцать пять, не более того, а оделась будто бы на бал галантного века. Тонкая кожа, светлые завитые волосы, короткие пышные рукава яркого розового платья на невероятном кринолине, в которых её руки казались руками фарфоровой куколки — всё вместе прекрасно вписывалось в интерьеры замка.       — Леди и джентльмены! Рекомендую вам мою кузину, баронессу Хантер, — провозгласил виконт.       — Очень рады! — заскрипели откуда-то старики, доселе распивавшие виски в безмолвии.       — Оставим условности! Идёмте скорее танцевать! — Проговорила, смеясь, баронесса.       Вместе с виконтом и ещё несколькими людьми они тут же унеслись прочь, словно осенние листья, влекомые ветром.       Её лицо и такую странную манеру поджимать губы во время улыбки Катлин уже где-то встречала, но где?       На этот раз она зажгла для чтения масляную лампу, но выбрала себе место в самом дальнем уголке библиотеки. Сюжет книги вдруг стал напоминать уличную театральную постановку, весёлый водевиль. Ах, как бы ей хотелось попасть в такое общество, где она бы не чувствовала себя лишней, где природа не несла бы угрозы, а молодые люди рассказывали бы друг другу всё новые и новые истории! Некоторые из сюжетов она уже встречала, но с совершенно другими героями и условиями. Убежав от болезни, юные флорентийцы оставили позади все условности своего века. Катлин отвлеклась, чтобы обдумать, нет ли связи между постигшей их бедой и образом их жизни, но внезапно услышала, что кто-то вошёл в библиотеку и начал перешёптываться у первых полок.             Слух у неё был отличный, но она не могла различить ни одного слова. Говорили мужчина и женщина, причём, на иностранном языке, которого Катлин никогда раньше не слышала. У её отца было много друзей и родственников из разных стран, некоторые даже в шутку учили её приветствиям и разным фразам на своём наречии, но такого она не знала. В голосе мужчины проскальзывала то ли угроза, то ли предупреждение. Вдруг он отчётливо произнёс: «Больше не будем так делать! Если хочешь здесь задержаться и не помешать нам обоим, соблюдай правила, не привлекай внимания», на что женщина ответила: «Прости, я не знала, что ты тоже здесь».       Девушка провела за книгой ещё полчаса и собралась выходить, но в дверях кто-то стоял.       — Это снова я, мисс Джермейн, — сказал приветливо полковник.       Он отступил в коридор, давая ей выйти.       — Вы основательно взялись за Боккаччо, заметил он, — Что будете читать дальше?       — Ещё не думала об этом, — Катлин пожала плечами, — Наверняка здесь есть что-нибудь из Оллфорда или Уайта.       Кэри заговорщически улыбнулся:       — Учитывая, что мистер Оллфорд есть здесь собственной персоной, он обеспечит вам несколько приятных вечеров.       Катлин удивлённо посмотрела на него. В тот момент с ней произошло двойное озарение. Во-первых, она обнаружила улыбку баронессы на лице полковника. Во-вторых, присутствие одного из самых её любимых писателей где-то в замке было удивительным. Только сейчас она осознала всю ценность своей фамилии. Парадоксально, но спасение от смерти, покой, светское общество, великолепная еда, настоящий индийский чай и весь этот замок не вызывали у неё столько благодарности, а вот мистер Оллфорд где-то в соседних комнатах её просто потряс.       — Как я понял, он — ваш кумир, — лукаво покосился на девушку Кэри, — так посетите его кружок. Могу проводить вас завтра и представить. Там точно будут баронесса и доктор Спенсер, они оба — большие любители его литературы.       — Полковник, я могу задать вам вопрос? — Катлин собралась с духом, — Кажется, не смогу уснуть, если не узнаю, не родственники ли вы с баронессой?       Кэри без раздумий покачал головой.       — Нет. Возможно, очень дальние. Просто мы северяне, там нет больших городов и все похожи друг на друга. А могу и я тоже спросить? Где же разместили вас с вашей тётушкой? Ведь все остальные уходят спать на верхний этаж.       — На первом этаже, где лазарет. Нас уже должны были перевести, но видимо, нет больше свободных комнат.       — Что-то я не помню там жилых помещений, — полковник нахмурил светлые брови.       — Есть одно. Возможно, оно и не предназначено для проживания. Там очень темно даже днём, да и холодно.       — Темно-о-о, — протянул он задумчиво, — Быть может, поменяемся? Я сплю на двойной огромной кровати с балдахином один и чувствую себя нелепым восточным ханом. А эти обои с дурацкими цветами… вызывают у меня мигрень. Если они вас не побеспокоят, уступлю свою комнату с превеликим удовольствием!