Встреча на охоте

      Балбес! Не ты ли говорил, что с такими вещами не шутят? «Слать доклады» означает писать бумаги по всей форме. И нечего теперь потешаться! Вылез бы сам хоть раз да попробовал старую добрую охоту. Представь себе, я тут не один. Про это место выболтали, и я удивлюсь, если никто не подоспеет завтра.       Между тем, поживиться можно. Здесь одни ханжи и чистоплюи, знай только играй свою роль. А вот с ней-то и не очень легко. Хотел прикупить пиджак, а они дубят шерсть мочой. Кожу тоже какими-то испражнениями. Дамам досталось не меньше: ткань на зелёные платья изумительного цвета, что на каждой третьей, красят ядовитым составом. Я познакомился с магнатом, который мне и поведал секрет. Он торгует одеждой в огромных объёмах. Кроме того, что здешняя мода совершенно дурацкая, она ещё и вредна, либо просто оскорбительна.       Я напишу, когда случится что-нибудь интересное, жди. — А я говорила, — прошептала вдова, расчёсывая свои длинные косы у роскошного трюмо, — что король кого угодно может сделать лордом, а джентльменом может сделать только господь бог. Точнее, кто-то из классиков говорил. Мой бедный муж тоже служил в армии и тоже был ко мне очень внимателен. Ах, какая красота! Какой вид из окна!       Утреннее солнце путалось в её седых волосах и заставляло их сверкать ярче начищенных кувшинов, светлее новых полотенец, что принесли в тот день вовремя. Катлин немного замешкалась, застилая кровать, а её тётя поспешила к завтраку, чтобы поделиться с леди Сабл и прочими своими впечатлениями о новых покоях. Выходя, девушка столкнулась с баронессой. — Почему вы не были на танцах? — спросила та таким тоном, будто бы уличала в тяжком преступлении. — Я почти не умею, да и надеть мне нечего, — выпалила Катлин. — Идёмте!       Леди Хантер мёртвой хваткой вцепилась в руку девушки и повела её за собой по коридору. — Мы опоздаем на завтрак! — попыталась слабо сопротивляться Катлин. — К чёрту этот завтрак. Хочешь есть? Я отправлю прислугу на кухню и они добудут там всё что угодно. Баронесса распахнула одну из дверей. В просторной и светлой комнате, полной зеркал, сидело и безвольно раскинулось в кровати несколько дам в одном исподнем. С волосами сидевшей у трельяжа, которая только бросила взгляд через плечо, работала парикмахерша. Две других барышни потягивали вино и не обращали совершенно никакого внимания на происходящее.       К ужасу Катлин, баронесса легко подхватила её, словно игрушку, и поставила на низкую скамейку. — Негодяй Ринли не прислал мне портниху и я теперь вынуждена всё делать сама! — громко сетовала баронесса, небрежно выбрасывая на кровать из резного шкафа одно платье за другим. — Рилан, а не Ринли, — поправили в один голос девушки, сбрасывая на пол летящие в них наряды. Наконец, она выудила чёрное платье с открытыми плечами и роскошным вышитым корсетом. — Это должно быть тебе по вкусу, — сказала леди Хантер, — Держи вот тут, у груди. Катлин машинально прижала платье к себе. — Что вы, не надо! — предприняла она ещё одну попытку сопротивления. — Не нравится? Давай поищем ещё. — Конечно нравится, но… — Но длинновато, оно же на меня, — проговорила баронесса, окинув девушку взглядом, — надевай, мы это исправим.       Девушке пришлось надеть на себя наряд, который она совершенно не умела носить. Её благодетельница несколько раз осмотрела подол, примерилась, и с треском оторвала от него полосу, шириной не меньше четверти ярда. Больше всего поражало не небрежное отношение к вещи, имевшей, очевидно, фантастическую стоимость, а то, откуда у баронессы взялись силы ровно разорвать несколько слоёв шёлка. — Так и стой!       Она кинулась к своей поклаже, вынула коробочку с шитьём, достала из неё булавки и часть из них зажала губами. К концу завтрака подол был качественно и незаметно подшит. — Вуаля, — сказала она и девушки нарочито жеманно, как в театре, захлопали в ладоши. Днём горничная, надрывая спину под весом поклажи, доставила Катлин целую коробку самого модного белья. Среди него лежали даже драгоценности и гребни, увидев которые вдова Джермейн отшатнулась от непрошенной посылки, как от ядовитой змеи. — Мы не заказывали ничего, это точно не нам, — убеждала она прислугу. Катлин даже взяла её за плечо, чтобы успокоить: — Тётушка, баронесса расстроится, если мы не примем эти вещи. Она их просто выбросит! — Но к чему такая щедрость? — Ах, тётя, видели бы вы гардеробы прочих спасающихся здесь — знали бы наверняка, что дело не в щедрости, а нашей нищете. Рассудите: ведь у меня есть лишь платье для церкви и одно на смену! Леди Джермейн слегка остыла. — В самом деле. Надеюсь, она не будет смотреть на нас сверху вниз. — Думаю, ей это вовсе не свойственно, — сказала Катлин. Через несколько дней прибыл и громадный ворох перешитых платьев.       Ожидая, когда полковник Кэри отведёт её к мистеру Оллфорду, младшая Джермейн коротала вечер, прогуливаясь по коридорам. Вдруг, из главного зала донёсся страшный женский вопль, к которому присоединились ещё несколько. Катлин бросилась туда, и всё, что она успела увидеть — опустевший стол для игры в преферанс и лежащего возле него на ковре Эбензера Рэда. Послали за доктором Спенсером и тот явился, зажимая рот и нос влажной тканью. — Выйти всем, живо! — проговорил он срывающимся голосом. Впрочем, его вид и без лишних слов бы заставил всех моментально покинуть зал в ожидании самого худшего. Офицер очнулся и попытался встать ещё до осмотра, что не вселяло особых надежд.       Вдова Джермейн причитала, в ужасе повторяя короткую молитву. Выглядело всё как начало конца. Если болезнь достигла замка, то спасти насельников могло лишь бегство, и на этот раз, куда глаза глядят. Задав пару вопросов мистеру Рэду и выслушав его лёгкие, доктор бросил свою повязку в камин. — Скажите мне, ваше благородие, сколько времени вы уже играете? Офицер наморщил высокий лоб: — Кажется, с самого утра. — Вынужден поставить вам следующий диагноз: потеря чувств от яростной карточной игры. Вы совершенно здоровы, но довели себя до полного изнеможения. — Господи, Эбензер! Напугал до полусмерти! — двинулись к нему только что отшатнувшиеся товарищи.       Тем временем, полковник Кэри подошёл к Катлин и тёте и попросил у опекунши разрешения увести девушку в кружок, «пока не случилось иных потрясений». Вдова легко согласилась и они двинулись в путь, беседуя по дороге. — Вы видели, что стало с этим здоровяком? Так вот, никогда не запивайте местный виски вином, такая смесь свалит и солдата! — начал Кэри в смешливо-назидательном тоне. — Я лично питаю слабость только к хорошему чаю. — Леди Джермейн, как вам удаётся так скромно делиться о себе информацией? О вас даже никаких сплетен не ходит. Не могу забыть ту историю про ваши злоключения… — Бог чудом уберёг меня от смерти. — А я вот всё думаю: если человек попал в беду, но смог выйти сухим из воды, он счастливец, или наоборот? Ведь мог бы и вовсе не попадать. — Тогда истинные счастливцы живут очень скучно. С ними ничего не происходит и они, должно быть, вечно всем недовольны. Когда не можешь сравнить, не ощущаешь ценности вещей. — Таким образом, круглые счастливцы несчастливы? — Это как в умножении на ноль. Их просто не существует. Полковник глухо засмеялся и язычки пламени свечей в ближайших от его лица канделябрах дрогнули. — Сейчас вы увидите своего Оллфорда, с которым наверняка поладите.       Томас Оллфорд отнюдь не был седовласым старцем с внешностью пророка, каким представляла его Катлин. Ему было едва за тридцать, он был гладко выбрит и носил сапоги на толстой подошве, чтобы казаться чуть выше. Его птичьи карие глаза и длинный рот насмешника выдавали весёлого и открытого человека. — Очень рад, — кивал он головой, приветствуя вошедших, — вас всего двое? А где же Лора Джермейн? Катлин оробела, но вместо неё ответила баронесса, раскинувшаяся в глубоком кресле: — Вяжет в каминном зале, где же ещё? Том, твои книги читают только декаденты, юные барышни и больные психически. «Она назвала его Томом!», — заметила Катлин. — Согласен быть декадентом! — провозгласил с порога доктор, тоже подоспевший к вечерним чтениям.       Уснуть после такого вечера было просто невозможно. Подумать только: знаменитый писатель читал им вслух новую главу своей ещё неизданной книги! Катлин никогда уже больше не сможет спокойно её прочесть, в её голове она вся зазвучит голосом автора. — Тётя, — восторженно говорила она, глядя в потолок, — он такой невероятный человек! Вот почему он пишет замечательные романы! Мистер Кэри поведал об интересном явлении, когда несколько хороших качеств стекаются в чём-то одном, а эффект получается куда сильнее суммы этих качеств. Загадка природы. Или просто его настолько украшает талант, что он кажется особенным? Не знаю.       Лору Джермейн немного тревожил лихорадочный настрой девушки и она перевела разговор в другое русло: — А ты видала нашего доктора? Тоже чрезвычайно трудолюбивый, настоящий герой. Почти каждый день прибывает людей, он заботится обо всех, и вид у него никогда не бывает беспечным. Как сильно его руки тряслись сегодня от волнения за нашего дорогого Рэда! Ему пришлось выпить стакан коньяку, прежде чем дрожь унялась. А ещё врачей называют циничными!       С этих пор дни в стенах замка стали проходить куда счастливее. Утром баронесса учила Катлин модным танцам, весь день члены кружка Оллфорда незаметно улыбались друг другу, вечером они собирались вместе и обсуждали всё на свете. Баронесса отпускала самые язвительные шутки во время чтения новых глав, а мистер Оллфорд только благодарил её за критику. Он считал, что без откровенного высмеивания не написать ничего хорошего, все ассоциации читателей должны быть подчинены сюжетной линии как подчиняется кобра флейте заклинателя.       В его рассказах описывались таинственные юдоли, полные безутешных душ, мучительные скитания отверженных, демоны и нимфы, вампиры и суровые инквизиторы; всё это было щедро сдобрено магией и трагическими смертями. В высшем обществе такое чтение не обсуждалось, но судя по количеству проданных издателем книг, их жадное поглощение происходило тайком.       Заточение казалось бы лёгким и приятным, если бы Катлин не становилась рассеяннее с каждым днём. Она забывала прочитанное и застревала по нескольку часов на одной странице «Декамерона», заговаривалась, и что уж совсем странно, в голову к ней лезли омерзительные мысли, над которыми так трудно было взять контроль. Молитвы помогали ей, но слабо. В конце концов, она решила посоветоваться с доктором и спустилась к нему в лазарет. Там она увидела его держащим в руках клочок цветной ткани. — Доброго дня, — сказал он, — Что-то случилось? — Надеюсь, нет, но меня беспокоит моё состояние.       Доктор помрачнел. — Я не о симптомах инфлюэнции. Тут немного другое. А что у вас в руках?       Он протянул ей ткань, оказавшуюся платком. — Что вам напоминает этот запах?       Катлин задумалась. — Когда няня пекла пряники или отец варил кофе, они жгли сахар. — Точно! — сказал задумчиво доктор.       Он встряхнул в воздухе платок и с него полетела серая пыль, похожая на пепел. В потоке света, идущего из окна, будто бы закружились снежинки. — Удивительно! Впрочем, давайте разберёмся с вами.       Ничего вразумительного Аллан Спенсер в тот день не поведал своей пациентке. Осторожно подбирая слова, он пояснил, что видел такой набор симптомов примерно у каждой второй девицы и до замужества исправить положение не удастся, а дальше всё пройдёт само собой. Он пообещал заказать для неё успокоительные капли и на этом разговор был окончен. "Что же меня так тревожит? Как будто есть подвох в происходящем вокруг. Мы с тётей спасены, окружены приятными людьми, находимся в безопасности и посвящаем свои дни развлечениям, но я чувствую... неправильность. Точно голодная птица, клюющая зерно возле ловушки. Те, кому стоило бы всецело довериться, по временам делают и говорят странные вещи. Проклятая наблюдательность! Она граничит с лукавством", - думала Катлин, бредя из лазарета на прогулку.       Тем временем, в оранжерее расцвёл миндаль. Он превратился в пышный куст, почти без листьев, но с нежнейшими бело-розовыми цветами. Рэд кружил возле него словно шмель, ломал пастельные мелки и истязал Катлин, которой приходилось стоять в одной позе по многу времени. — Скоро я уезжаю. Вот вам мой презент на память, — сказал он с тоской и протянул ей маленький этюд.       И он устроил прощальный вечер, на котором крепко выпил, даже крепче обычного. Оллфорд и Кэри всё время были рядом, слушая его бесконечные истории и клялись заехать погостить в его домик в горах, где всё уже готово для переезда. Катлин и баронесса делали вид, что болтают, но на самом деле, подслушивали разговоры. — Рэд, так за какие грехи тебя посадили в тюрьму? , — спросил полковник. — В тюрьму! Вот это да! — вклинился в разговор старый генерал.       Офицер, хохотнув, ответил: — Помнишь, как мы отступали через уездный городок? Здорово нас тогда потрепали. Горожане побросали свои вещички в экипажи и стали тоже сбегать, увидев нас. Я был ранен, оборван, кое-как умылся из фляги. На меня даже в лавках смотрели как на пустое место. Брали деньги, кривили рожи. Я боялся вспоминать, сколько наших полегло за последние дни и не понимал, почему и зачем сам остался жив. Так вот, иду я по центральной улице, а там… Стоит рядом с чемоданами такая невозможная красотка! Муж её копошится рядом. Или не муж, а вообще отец. До крайности потрёпанный мужичонка, там и не разобрать. Зато, она! Шляпка с пером, кудри, глаза голубые как вода весенняя. Я к таким до сих пор подступаться робею. Схватил я её да поцеловал. Думал, ударит меня или закричит, а она обмякла вся, но на ногах удержалась. Муж её что-то там забулькал, а рядом городовой стоит. Убежать я бы не смог, хромал. Привели в участок, расспросили, говорят: «Тебе что, лицо разбили?». А я не пойму, о чём они. Оказывается, измазался её помадой. Всю ночь сидел в камере, ещё сильнее эту помаду размазывал. А мораль в том, что я дурак, но не жалею. — Нда-а-а, — протянула баронесса.       Уехать он смог только к полудню, когда основательно опохмелился. Кэри дождался, когда Рэд со всеми раскланяется и отвёл его на пару слов. Катлин заметила, что после разговора офицер уехал очень быстро. Он буквально бежал через двор к экипажу. Леди Хантер, которая тоже всё видела, имела своё мнение о таком странном демарше: — Так часто бывает. Человек улыбается всем вокруг месяцами, а потом оказывается, что общество ему противно.