Встреча на охоте

      Той тревожной ночью Катлин не удалось уснуть. Непостижимость божьего замысла, о которой предупреждало святое писание, предстала перед ней в именах и лицах, словно в рождественском вертепе. Честный разговор с самозванцами произошёл кратко и скомкано, он лишил её душевного равновесия.       Рано утром, ещё в серых сумерках, прибыла почтовая карета. Письма доставлялись с перебоями, так как на государственной почте царил сущий хаос, и обитатели Вернонхолла подолгу не могли узнать о судьбе своих близких, оставшихся вне его стен. Каждая волна корреспонденции оборачивалась слезами для одних и радостью или облегчением для других, в случае обилия трагических известий вечерние радости отменялись. Как и любые вещи, попадающие на территорию карантина, мешки с почтой осели до обеда у доктора в его «лимбе» или «чистилище», как окрестил лазарет мистер Оллфорд. Санитарки окуривали каждый конверт, каждый свёрток и открытку, на что уходило огромное количество времени. Изнывающие от неведения адресаты наводнили трапезную задолго до завтрака.       Катлин нарочито медленно разделывалась с едой, дожидаясь полковника-демона и мистера Оллфорда, но они так и не явились. Баронесса к тому времени, обычно, только заканчивала одеваться, а доктор Спенсер питался за книгами, их ждать не стоило, но куда же делся неизменный Кэри со своим раздражающе свежим видом без тени похмелья? Никто из приятелей не появился ни в оранжерее, ни в коридорах поместья. Все двери личных комнат оказались заперты. Чтобы поменьше думать о плохом, девушка погрузилась в чтение «Декамерона», в котором теперь расцвели прекрасные картины дикой природы и героям ничто не мешало наслаждаться обществом друг друга.       Кэри схватился за штору и едва не сорвал её с карниза. Чертыхнувшись, неловко спрыгнул с подоконника на пол. Увидев баронессу в постели живой, он выдохнул и развёл руками: — Может, стоило открыть, когда к тебе в десятый раз постучали? Леди Хантер перевернулась на спину и издала беспомощный стон.       Полковник подошёл к ней и бесцеремонно приподнял одеяло. — Да у тебя под кожей как будто змеи свернулись! Переедание ликвора может плохо кончиться. Оллфорд хотя бы жив? — Жив. И даже доволен. Впервые вижу, чтобы насылаемые нами кошмары нравились и доставляли удовольствие. Даже как-то обидно. — Декадент не на словах. Тебе не кажется, что пора хватать ноги в руки и бежать отсюда? — О, не-е-ет, я в таком состоянии даже по сторонам смотреть не могу. — К утру ты поправишься, дорогая сестрица. Кстати, как твоё настоящее имя? — Мне не трудно представиться, но не хочу, чтобы ты случайно проболтался на публике. — И то верно. Как оцениваешь эту вылазку? Я лично сижу впроголодь. — Так себе. Немного жаль Рэда, я склонила его позабавиться, а он, когда протрезвел, почему-то сокрушался о моей чести и делал всё, чтобы нас не заподозрили ни в чём. — Обязательно было доводить дело до телесных откровений? Вытягивать ликвор можно и во время танцев. Баронесса лениво прикрыла глаза ресницами и усмехнулась. — А-а-а, ты у нас святоша! «Телесные откровения», ха-ха! Узнаю эту лексику. — Да, я… верен Храму, — стушевался Кэри. — Буду чувствовать себя получше — обязательно расспрошу о том, как у вас там всё устроено. А пока позволь мне поспать.       Доктор меланхолично проследил взглядом как насельники поместья разобрали почту и новостные листки. Движения их напоминали копошение птиц-падальщиков над мертвецом, ведь о мертвецах, главным образом, сообщала корреспонденция, а где смерть, там и завещания. Катлин ни от кого не ждала письма, но тоже явилась. Когда Спенсер стянул защитную маску, Катлин ахнула: его лицо казалось восковым. — Сэр, здоровы ли вы сами? — Обезболивающие… Не прислали. Ничего. Ни капли. Ни грамма. — проговорил он, обхватив себя руками. Тёмные пряди волос, намокшие от испарины, перерезали его лоб. — У многих мигрень? Или у вас что-то болит? — Всё сразу… всё… — Как я могу помочь вам?       Доктор поднял воспалённые глаза и слабо улыбнулся. — Решительно никак, мой добрый ангел.       В общей толчее послышались странные возгласы. Присутствовавшие в лазарете стали многозначительно переглядываться и ахать, читая свежие газеты. Санитарки упросили всех покинуть помещение и пёстрая вереница аристократов вытянулась по гулкому коридору, наполняя его словами «неслыханно!», «глупость!». — Что там случилось? — спросила Катлин Спенсера. — Не имею понятия, я ещё не читал ни писем, ни газет.       За весь день Катлин так и не удалось разузнать причину переполоха. Она осмелилась прямо спросить Мисс Сабл и та наградила её удивительно бессодержательной отповедью: — Уму непостижимо! Это, должно быть, чья-то мрачная шутка! Как будто мало бед происходит вокруг… Очевидно, нужно обратиться к виконту, чтобы он помог нам во всём разобраться.       В общении с прочими стена чванства была просто непреодолимой. Попытки подслушать чужие беседы также не увенчались успехом. Тогда Катлин в великом раздражении просто выбросила из головы общий ропот и списала всё на долгое отсутствие вестей. «Наверняка вышел какой-нибудь нелепый вердикт или в высшем свете произошёл скандал» — решила она. К обеду явился Кэри и по его спокойному виду можно было заключить, что всё идёт своим чередом. Наблюдать за ним во время общей молитвы было теперь куда интереснее: полковник изображал глубокое участие, подглядывая одним глазом из-под ресниц за стариком генералом, произносившим хвалу за ниспосланную пищу. Он резал мясо очень деликатными кусочками, изображая желание увлечь их с тётей беседой, не отрываясь от трапезы, но Катлин теперь понимала, что так он избегает обнажать клыки. С удивлением она ощутила как её втянули в невероятно увлекательную и страшную игру, в которой она формально очутилась на стороне детей врага людского. Когда обед подошёл к концу, Кэри, совершенно не подавая виду, незаметно тронул её колено под столом. Катлин от неожиданности замерла на секунду. — Я пойду в оранжерею, тётушка. Хотелось бы полюбоваться цветущими абрикосами.       Девушка сначала и вправду направилась к оранжерее, гадая, правильно ли поняла безмолвный намёк. Перед лестничным пролётом голос идущего позади неё сообщил: — Направо.       Поднимаясь по ступенькам, она позволила себе взглянуть на полковника. — Проведаем Оллфорда. Наша баронесса провела с ним кое-какое время и перестаралась. Вы заходили к доктору? — Да. Он чувствует себя неважно. — Ещё бы! Рад, что он, хотя бы, жив. Мы непременно должны сегодня снова собраться.       Кэри осторожно дёрнул ручку двери писателя. Как ни странно, она была не заперта. — Томас? Сильно вы заняты? — Кто там? А, полковник! Заходите.       Увидев Катлин, Оллфорд вскочил из-за письменного стола и принялся неловко застёгивать рубашку. — Простите за этот вид! — Это вы нас простите за вторжение. Должно быть, вы без сил. — отвела она взгляд.       Писатель ухмыльнулся, дёрнув потемневшим от щетины подбородком. — В полном порядке! Всё утро творил и пребывал в потоке абсолютного творческого блаженства. Перо будто бы само выписывает восхитительные образы иного мира. Леди Хантер — моя незаменимая… — О-о-о… — протянул Кэри, пытаясь перебить писателя. — Незаменимая муза! Наконец-то я дожил до восхитительного момента… — Томас! — Единения с народом, именуемым нефилимами! Легендарными… — Том! У вас носом идёт кровь! — В самом деле? — опомнился он, взглянув на свою замаранную старомодную рубашку. — Сейчас же ложитесь в постель, иначе, клянусь, я вас хорошенько ударю по голове, как полковой хирург. После ужина вы нужны нам без этой ажитации. — Я бы и рад поспать, но боюсь упустить волну вдохновения.       Кэри со вздохом приблизился к писателю и произвёл над его седеющей макушкой сложный жест. Тот прикрыл глаза и безвольно покачнулся. Полковнику осталось только уберечь его от падения на пол и бросить в постель. Катлин отшатнулась, поняв, что стала свидетельницей магического воздействия или гипноза. Она забеспокоилась об Оллфорде, но полковник её уверил в том, что тот всего лишь спит как кабацкий пьянчуга, а очнётся без похмелья.       Пока близорукий слуга застёгивал пуговицы жилета, виконт лениво щипал подкисший виноград. Перед бритьём он выпил немного кофе с виски и его утро почти перестало быть омерзительным. Рилан не любил прогулки и выходы в свет, но вынужденное нахождение в стенах поместья угнетало его и до крайности испортило его образ жизни и здоровье. Шум, создаваемый гостями, пустые натянутые разговоры и бесцельное времяпрепровождение искупала только финансовая выгода.       Наличные, которые он предпочёл бы в других обстоятельствах перевести в акции и облигации, а то и собственность, наводнили его секретер. Рилан решил начать день с любования этой неприличной суммой, и наконец, провести точные расчёты, ведь дальше его ждали только приевшиеся лица насельников.       Виконт доковылял до своего кабинета, выдвинул ящик, в котором хранились деньги и какое-то время стоял над ним, тупо уставившись на содержимое. Задвинул обратно и снова потянул на себя. Непослушными пальцами стянул с носа очки и вытер их платком, но это не помогло. — Что это… такое?! Что это такое? — повторял он, вылетев в коридор и заметавшись по нему.       Младший лакей ринулся за дворецким и вскоре тот возник перед хозяином. Почтенный Гемптон служил семье Риланов почти всю сознательную жизнь, но подобного с ним ещё никогда не случалось: бросив взгляд туда, куда указывал хозяин, он растерянно раскрыл безгубый рот. — Вы изволили наполнить этот ящик черепками и углём, сэр? — Меня обокрали, болван! — Совершенно исключено! Ни у кого из прислуги нет ключа от вашего кабинета, а вся уборка производится в вашем присутствии! — Значит, есть! — прорычал виконт.       Катлин и её тётя в ужасе смотрели на улицу сквозь широкое окно гостиной. Во дворе под проливным дождём, словно рота солдат во время смотра, стояла вся прислуга, от младших горничных до лакеев. Все были без верхней одежды, им просто не дали времени накинуть плащи. Печально опавшие юбки липли к коленям, ливреи потемнели. Вскоре к ним присоединился и дворецкий. Ледяные ручейки потекли по его окаменевшему лицу. — Что это за расправа, тётушка, в чём они виноваты? — Я не уверена, но говорят, что-то пропало. Может, посуда или приборы… — Зачем же выгонять всех на улицу? — Таковы правила. — Дома никогда не поступили с прислугой подобным образом. Они ведь часть семьи. На них держится дом! — Таковы правила этой семьи, моя милая.       Перед баронессой распахнули двери зала. Она к тому времени пришла в себя, облачилась в любезную улыбку и была готова, как и обычно, развлекаться разговорами и играми, но при виде неё присутствующие смолкли. Вид у публики был пугающе-отрешённый. Когда виконт приблизился ко мнимой кузине, она была готова подхватить подол и бежать так быстро, как только возможно, выбивать окна и выламывать двери, но присутствие инкуба остановило её. «Если он не улизнул, то и мне ничего не угрожает. Хотя, вид у него какой-то виноватый» — подумала она. Рилан протянул леди Хантер газету со словами: — Боюсь, у вас есть враги. Наверняка какие-нибудь мерзкие буржуа, которым слово «честь» ни о чём не говорит… Иначе я не могу объяснить этот некролог. В нём упоминается ваше имя.       Демоница пробежала глазами статью и изобразила ужас. — Всё значительно хуже, сэр.       Ей едва успели подать стул. — О моя милая, несчастная сестрица! Нас разделял всего год жизни. Боже мой, я даже не увижу, как её похоронят и не попрощаюсь с ней! — Так вы… — Дебора. А она — Ирэн. Ах, вы всё время досадно путали нас! И так редко навещали… Бедная наша матушка, сколько же на неё горя свалилось! — Но вы представились как Ирэн, — удивилась мисс Сабл. — Нет, что вы. Зачем мне представляться именем сестры? Ах, простите…       Когда баронесса покинула зал, чтобы уединиться в своей скорби, виконт потупился. — Какой конфуз! Ведь я тоже был уверен, что перед нами Ирэн Хантер. Признаться, мы за всю жизнь виделись только пару раз, когда обе были детьми. — Что-то произошло с нашей юной Дебс? — как ни в чём не бывало спросил появившийся рядом Оллфорд.       Он сидел в алькове с книгой и стаканом виски, совершенно слившись с обстановкой, и прекрасно слышал разговор, но предпочёл спасти подругу. Кэри взял на себя объяснения. Виконт потёр висок и покачал головой. — От недостатка свежего воздуха у всех мигрень и расстройство ума. Вы не видели доктора? Может, уже можно прогуливаться хотя бы во дворе?       Вечером кружок Оллфорда был снова в сборе. Не находивший себе места писатель сам развёл огонь. Баронесса занимала своё любимое кресло, фривольно забросив ногу на подлокотник. — Ох я и перенервничала сегодня! Большое тебе спасибо, братец, что не предупредил о некрологе. — Должен отметить, ты замечательная актриса, — усмехнулся Оллфорд, — но мне ещё полчаса приходилось корчить удивлённую гримасу и уверять полоумную старуху, что ты не Ирэн. — Ещё бы представилась принцессой! — развёл руками полковник, — Поразительное безрассудство. Я свою роль выдумал и сел на хвост Рэду, в следующий раз поступай так же.       Он прокашлялся и продолжил: — Дорогие друзья, мы замечательно повеселились, но кажется, нам с сестрицей пора уносить ноги. — Так скоро! — с горечью отозвался Оллфорд, — Я думал, у нас есть хотя бы ещё пара недель. Вы — поразительные создания. — Мы все здесь по-своему поразительны. Лично для меня самым мистическим существом в вашем мире является не какой-нибудь сказочный дракон или мантикора, а человек. Ваше мышление, игра подсознания, химия мозга и тела — во всём загадка. И многие из людей мне искренне приятны. Рад, что мы поладили, но пора прощаться. — Прощайся. Я остаюсь. — проговорила баронесса. — Нет, мы уходим вместе. — С чего это ты взял? В ближайшие пару недель мне нет резона возвращаться. Единственный отпуск за пару десятков лет. Могу я его провести как мне угодно? — Здесь становится опасно. — И что нам угрожает? Как только станет совсем горячо — побежим. — Один я тоже никуда не денусь. А то скажут, что бросил тебя. — Оставайтесь оба. — отозвался Оллфорд, — мы уж прикроем вас в случае опасности. Ах, если бы меня забросило в другой мир, я бы и под страхом смерти не покинул его раньше времени! — Вот Том понимает меня. — Хорошо, — Кэри скрестил руки на груди, — тогда нам предстоит ещё один серьёзный разговор. И даже скорее монолог, если позволите. — Просим. — наклонил голову писатель. — Вам стоит остерегаться дурного влияния общества и среды, в которой вы существуете. — Мы с Томом вчера обсудили примерно то же, о чём ты, кажется, хочешь сказать. — Неудивительно. Я бы не хотел ставить условия, но… всё во благо. Полковник был непривычно серьёзен и приковывал этим особое внимание. — Вторгаться в ваши жизни — не лучшее решение. Но все вы, своего рода, изгнанники из высшего света, у вас ещё есть возможность спасти души и то, в чём они содержатся. Разговоры о высоком, знаете ли, пусты без отсылки к плотскому. Мне проще начать с тебя, сестрица. Восхитительный цвет твоего наряда получают при помощи мышьяка. Носить такое — медленное самоубийство. Сними это чёртово платье и брось его в огонь. — Что? — изумилась баронесса. — Я хочу, чтобы правила были едины для всех. Кто из присутствующих тебя смущает? Девушка, инкуб, доктор или твой любовник? — В том-то и дело, вас здесь слишком много! — недовольно проговорила она, выбираясь из кресла, — Но так и быть. При условии, что мне принесут другую одежду. А ты на минуту станешь моей горничной, раз это твоя затея.       Катлин оживилась: — Я подберу траурное платье из вашего гардероба. Ведь по легенде у вас умерла родная сестра. Если я столкнусь с прислугой в коридоре с платьем в руках, никто ничего не заподозрит. В случае вопросов скажу, что прачка забыла забрать его. — Хорошо, когда рассудок есть хоть у одного из пятерых… — Кэри принялся распускать корсет злополучного наряда.       Доктор Спенсер предложил писателю оценить коллекцию ружей на витрине у окна и пока не вернулась Катлин, оба, будучи убеждёнными гуманистами, с тоской разглядывали приклады из ценных сортов дерева и фигурные спусковые крючки. — Самое интересное, — продолжил полковник, стаскивая ткань с кринолина, — что господин Финч, отирающийся в гостиной чуть ли не с утра до вечера, прекрасно осведомлён о вреде мышьяка, но продолжает продавать смертоносный текстиль тоннами. — О-о-о! — протянул писатель, — Только не замахивайтесь на её величество Промышленность! Это новая богиня, все прежние обречены теряться в её тени. Пытаться увещевать фабрикантов можно с тем же успехом, что и виснуть на заводских колёсах в попытках остановить станки, периодически пожирающие своих рабов. — Я осматривал миссис Финч, — прокомментировал доктор, — Несколько раз за это время у неё были судороги. Бельё защищает её кожу и язв я не обнаружил, но на её пальцах сыпь, поэтому она всё время носит перчатки. Уж простите за издевательство над врачебной тайной…       Катлин вернулась, баронессе помогли одеться и все снова заняли свои места. Поправляя лиф, леди Хантер сказала, обращаясь к Аллану Спенсеру: — Теперь моя очередь. Думаю, вам пора вывернуть карманы.       Тот вздохнул и поник. — Нет нужды. Вряд ли вас интересуют часы на цепочке и стетоскоп.       Он сунул руку за борт жилета и вытащил из потайного кармана флакон без этикетки. Стеклянный бок отразил пламя, пожирающее изумрудно-зелёное платье в камине. — Прежде чем вы заставите меня выбросить его в огонь или эффектно выпьете до дна без последствий… или сделаете господь знает что ещё, то знайте: резкий отказ от лауданума убьёт меня. Я скончаюсь через несколько суток и Вернонхолл останется без своего единственного квалифицированного врача. Я не только самовольно сокращаю количество капель, употребляемых в день, но и вынужден так поступать, ибо сегодня карета не доставила мой заказ. — Я надеюсь, доктор, вы исключите из своих рецептов злополучный мышьяк, ртуть, свинец, и прочие яды, а также опиаты. Такие средства годятся для облегчения мук неизлечимо больных или спасения жизни, но никак не для лечения кашля или мигрени. — Вы опять посягнули на святое, полковник. Только на этот раз на общественные привычки. Если я выпишу вместо свинцовых пилюль касторовое масло, а вместо опийной настойки камфору, от меня откажется пациент. Один откажется, другой, и я скончаюсь от голода. — В ином случае скончается клиент. — Есть в ваших словах доля правды. А знаете… Я хочу пообещать всем присутствующим каждый день принимать на несколько капель лауданума меньше. Будьте готовы к приступам злости и расстроенному вниманию, но я буду знать, что от меня ждут верности слову. Поклялся бы, но откровенно говоря, я не верю в бога и ничем особенно не дорожу в этой жизни, где всё так скоротечно и относительно. — Принято! — развёл руками Кэри, — и кажется, с самым опасным покончено. Остальное обсудим позже, а теперь, мистер Оллфорд, не покажете ли нам свои гениальные утренние наброски? — Я польщён, — проговорил писатель, — но прошу уделить пару минут и моему греху. Обещаю избавиться от всех своих меховых цилиндров, оставить только шёлковые. Я их и не надевал, лишь любовался, но говорят, испарения ртути доводят до смерти от слабоумия.       Баронесса хмыкнула. — Ты определённо похож на того, у кого есть высокий чёрный цилиндр. Не знаю, как на счёт слабоумия, но сумасшедшинка уже наклюнулась. Читай же! Отдохнём от исповедей и покаяния. Он вдруг стушевался. Взял в руки стопку исписанных листов, мотнул опущенной головой словно лебедь. — Мне теперь немного неловко. Я изменил направление мысли. Не хотел бы никого напугать или обидеть, но здесь присутствует львиная доля отборного богохульства. Демоны переглянулись, потом посмотрели на доктора, сделавшего неопределённый жест, и догадались, что фраза была обращена к Катлин. — Если речь о моих страхах, — она аккуратно одёрнула юбку на коленях, — то бояться поздно.       Виконт сидел на краю своей кровати и прижимал холодный компресс к виску. Он устал выдумывать ситуацию, в которой из ящиков исчезли деньги и появился уголь. Если бы старый дворецкий захотел предать его, то убил бы или хотя бы не набил секретер всяким сором. — Что это? Насмешка? Меня предали? Прокляли? — вопрошал он Гемптона. — Не имею ни малейшего представления, сэр. Я допрашивал прислугу битый час, и никто ничего не видел. Кроме того, если бы я не ручался за них как за самого себя, они не работали бы здесь. Я склонен думать, к своему ужасу, что произошло нечто, выходящее за рамки человеческого понимания, сэр. — Безумец или оккультист не смог бы проникнуть незамеченным. Денег он бы не взял. Вор, напротив, не стал бы утруждаться, забрал бы банкноты и был таков. Да ещё черепки! Это не фарфор, не стекло, а какие-то обломки крестьянских крынок и горшков, в которых хранят гороховую кашу. — Вы трогали их, сэр? — Трогал. Виконт вскочил с кровати и стал нарезать круги по спальне, шаркая войлочными башмаками. — Это кара! Кара мне за мой грех! Мало мне было оступиться, так я ещё и породил этот развратный «Версаль»! Мою голову ждёт та же участь, что и хозяев оного! Можно ли послать за священником? Мне срочно нужен священник!       Дворецкий пожевал губами. — Здесь недалеко в своём скромном убежище уединился отец Мэриан Пайс. Увы, приход его практически вымер. Он ещё молод, но слава о его благочестии велика и думаю, он согласится прибыть, дабы исполнить своё предназначение. Виконт вцепился в ещё влажную ливрею верного слуги. — Немедленно доставь его! Скажи, мол, дело не терпит отлагательств! — Слушаюсь, сэр. Рад буду вас утешить.