Встреча на охоте

      Утром запрягли несколько повозок для больных. Большая часть из них лежала на тюфяках, некоторые ещё могли сидеть. Старыми пожелтевшими подушками обложили бутылки с горячим чаем. Путь многим из слуг предстоял долгий.       Гемптон, украдкой пряча нос в платок, прощался с виконтом. — Клянусь, что был вам верен, ваша милость! — Я знаю. — понуро отвечал Рилан, — К твоему жалованию я прибавил пару грошей. Хватит на приличную комнату с кормёжкой. Прости меня, друг! Береги себя! Как только кончатся наши общие мытарства, пришлю за тобой.       Кони тронулись, колёса покатились по свежей грязи и виконт вознамерился вернуться в замок. У дверей на лестнице, словно гневный архангел, кутающийся в похожий на крылья плед, стоял доктор. Взгляд его обладал тяжестью всех смертных грехов. — Превосходно. — уронил он, когда виконт хотел молча пройти мимо. — Ну что я мог сделать?! — вспылил Рилан, — Гости испугались. Они не верят, что это лишь простуда. — Старик не перенесёт дороги. Я вам говорил. Если здесь моим словам не доверяют, то я пакую вещи! — Аллан, остыньте! Прошу вас, хоть вы меня не огорчайте! Прижали меня к стене со всех сторон, с одной священник, с другой врач, не хватает только школьного учителя с розгами. — Вы здесь хозяин и могли заступиться за слуг. Несогласные вольны идти восвояси. — Я совершенно разбит потрясениями и мало что сейчас понимаю. Побеседуем позже.       Рилан валко дошёл до зала, где уже кутили офицеры. — Час от часу не легче, джентльмены! — пожаловался он, борясь с одышкой и падая в уступленное кресло.       Лакей уже подкрадывался к нему со стаканом виски. — Повариха собьётся с ног. Обед, должно быть, задержится. Прошу прощения!       Жадными глотками осушив стакан, виконт хотел продолжить излияния, но тут к нему обратился Кэри, ещё улыбающийся после чьей-то меткой шутки. — Сэр, — мягко начал он, — а найдутся ли в вашем обильном хозяйстве хорошие лошадки, не боящиеся шума и зверей? Если к ним присовокупить ружей на всю нашу несносную компанию да пару галлонов хорошего грога, то днём мы не будем смущать дам омерзительным казарменным юмором, а к вечеру привезём дичь. Готовить её проще всего. Я могу помочь на кухне с ощипыванием птиц. — Отчего же нет… Замечательная идея. Есть даже псы, правда они немолоды. Впрочем, как и я, но на охоте они будут куда полезнее.       Офицеры хохотнули в ответ и оживились в предвкушении лесных прогулок.       Столь же хрупкий, сколь любопытный Уильям Беккер старался их не слушать. Он увлечённо рассказывал нескольким престарелым генералам с жёнами: — Папа говорил, что этот аппарат ему презентовал сам господин Дагерр.       Карл, его брат, вздыхая от скуки, распаковывал камеру. Видимо, не в первый раз ему приходилось демонстрировать диковинку. — Посеребрённая пластина обрабатывается йодом, а затем её помещают в эту коробку. От света на пластине проявляются картинки. — Верно, мальчик мой. Всё верно. — похвалил долговязый военный инженер. — Папы больше нет, а я, как видите, увлёкся светописью. Карл, покажи мои снимки! Я их сам проявлял. Правда, обжёгся каким-то из химикатов…       Юноша взглянул на свои руки, отыскивая следы ожогов. Баронесса, слушавшая рассказ о чудесах техники, едва не плакала. Почти полностью облысевшая головка Уильяма, его кресло с колёсами и брат, которому явно было в тягость возиться с калекой — всё вызывало щемящую жалость. Уильяму удалось переболеть, как и священнику, но в более тяжёлой форме. Лёгкие и многие другие внутренние органы мальчика были почти загублены. Говоря о нём, даже Спенсер прятал глаза и бормотал что-то про заграничных светил. — Здесь разные пейзажи и красивые вещицы. Мне, конечно, хотелось бы и людей запечатлеть, но для этого нужно, чтобы человек не двигался. Совсем не двигался довольно долго. Иначе картинка выйдет плохая. — Мистер Рилан, идите к нам! Посмотрите, какая красота! — позвал кто-то из дам.       Виконт подошёл, участливо потрепал Уильяма за плечо и покорно рассмотрел пару пейзажей. Демоница заметила, что старику становится плохо на глазах. — Милый кузен, вы, кажется, дурно спали? Позвольте проводить вас. Ох, сколько забот свалилось на вашу голову!       Подхватив под руку виконта, леди Хантер ретировалась с ним в коридор. — Боже милостивый, хоть бы глаза мои не видели этого ребёнка! Проклятье! — прошептал виконт. — О, да. Бедному юноше осталось недолго, как вы думаете? — Определённо.       Рилан прокашлялся и косясь на баронессу, спросил: — Скажите мне, Деби, бывало ли с вами такое, что вы ходили бы во сне? Просыпались в странных местах? — Не припомню. У вас лунатизм? — Нет, хотя не исключено. Преподобный вчера обнаружил следы ног в до того странном месте! Не поверите, на фасаде!       Баронесса едва удержалась, чтобы не выругаться. Такое происходило с ней всякий раз, когда она ломала каркас кринолина или веер. Было несколько случаев утечки бранных слов, но окружающие делали вид, что их не расслышали. — Да что вы говорите! — Если бы вы осторожно выспросили, кто из присутствующих дам имеет обыкновение бродить ночью, то я бы разгадал одно событие… — Слухи уже разлетелись, милый кузен. Про украденные деньги. — Э-э-эх, какая-то змея всё выболтала! Как обычно. У этих горничных не язык, а помело! — Мы ведь теперь лишены большей части прислуги? — как бы между прочим поинтересовалась леди Хантер. — Да! Я отослал почти всех коридорных, оставил лишь экономку да повариху с парой помощниц, несколько лакеев, пажей и конюхов. Последних, видимо, спасло пристрастие к бренди, от безделья они только пили и мало с кем общались. — Какая жалость, теперь и одеться никто не поможет… — пробормотала баронесса. При этом она сощурилась от удовольствия как кошка, пригревшаяся на солнце. Изгнание надзирателей означало, что пьеса её развернётся в полную силу. Выведав даже больше, чем хотелось бы, демоница проводила виконта до его спальни, игриво развернулась на каблуках и отправилась к писателю скоротать время до обеда.       «В последний раз подобный ужас я испытывал, кажется, в детстве. Даже когда заколачивали мой дом, а я кричал, пытаясь встать с постели, чувствовал лишь досаду. Позавчера я полагал, что уже наметил себе планы на будущее, но теперь они пошли прахом. Прости меня, отец небесный! Прости! Ты явил мне самую чёрную, самую грязную дьявольщину, вернув мою душу к священному трепету перед Тобой. И в наказание Ты послал мне испытание верности. И чужая тайна теперь лежит на моих плечах».       Мэриан Пайс сидел на стуле, скорчившись и свесив голову. Он не раз вслух ссылался на последствия болезни и никто не беспокоил его лишней заботой. В молельной, в нескольких шагах перед ним, слуги соорудили нечто вроде кабинки для исповеди. Она имела даже штору, за которой пастор мог бы укрыться от лишних взглядов и сосредоточиться на покаянии.       «И всё же, это сизифов труд. Когда я только начал постигать свою миссию, мне казалось, священник несёт слово божье, а не копается в семейных дрязгах и не хранит такие секреты, за которые половину местных стоило бы отправить на виселицу. Самым удивительным является их упорство в грехе. Они снова и снова несут зло и всякий раз рыдают и раскаиваются. Видно, мне не дано вникнуть в человеческую природу. Да и не моего ума это дело». — Мы закончили, святой отец. — сказал один из слуг и подхватил с пола ящик с инструментами. — Спаси вас бог и идите с миром! — отозвался Пайс.       К обедне явилось всего десять человек. Катлин и Лора Джермейн, конечно же, тоже были. Священник мог поспорить, что оделись они в платья, предназначенные исключительно для похода в церковь. Такие даже никогда не стирали и не чистили вместе со светской одеждой, а воду выливали отдельно.       Службу он провёл, подавляя в себе ненависть к собственному суеверному страху. Вместо того, чтобы ликовать и славить создателя вместе с добрыми христианами, он панически заслонялся крестом от зла. Никто не был убит и даже не пострадал, но давление неизвестного, необъяснимого вытесняло все прочие чувства. Продолжать придумывать беспомощные объяснения следам на стенах или провозгласить, что неведомые силы вторглись в поместье?..       Он позволил всем уйти на обед, а сам слегка задержался, собирая библии. Кэри напугал его, когда внезапно оказался в двух шагах, протягивая незамеченную книгу. Пайс вскрикнул и тут же устыдился. — Видно, теперь моя очередь вас пугать, — сказал полковник, который и сам вздрогнул. — Опасный же вы противник! Подкрадываетесь как мышь. — Чувствуете себя лучше? Слышал, вы вчера были больны. — Не совсем болен… Меня выручил доктор Спенсер. Он так кстати оказался рядом! — Простите, что опоздал на ваш ритуал. — Странно же вы выражаетесь! — улыбнулся священник, — Как будто я здесь режу голубей. Обедня есть литургия, причащение Словом. — Я ещё не такой опытный христианин, чтобы понять, о чём речь — пожал плечами полковник, — но экстаз молитвы для меня много значит. Я искренне хотел… и до сих пор хочу попробовать ступить на духовный путь. Завязать с военным делом. Уж не знаю, выйдет у меня или нет. Гляжу, у вас недурно получилось. От тяжёлого вздоха Пайса замигали свечи в канделябре. — Быть может. — подавленно отозвался он.       Когда все рассаживались в трапезной, Кэри приблизился к Гемме и наклонился к полу. Из его рукава в ладонь выскользнул ключ. — Прошу прощения, мисс Катчер. Это не ваша ли подвеска? — О, верно! Благодарю вас, господин полковник, — как можно более холодно произнесла она, сунув ключ в карман.       Возможность осмотреть вещицу у неё появилась только через несколько часов. В полом стержне была записка, приглашавшая зайти вечером в комнатку на кухне. Гемптон бы непременно обнаружил такой демарш, но теперь он отсутствовал, а повариха крутилась как веретено и даже заподозрив что-то, не стала бы разбираться. Голова у Геммы шла кругом от волнения и одержанной победы. «Он ещё и магнат! И не парвеню! В модных журналах полно рекламы о корсетах из первоклассного уса от надёжного поставщика. Отец точно одобрит партию. Он ещё и не думал меня сватать».       Вечером, когда пятеро друзей снова встретились в комнате с натюрмортом, мистер Оллфорд был вынужден отложить чтение новых глав. Он пытался закончить обличительное письмо в газету, а когда отвлекался, мучимый поиском нужных слов, консультировал Кэри относительно его положения. Полковнику было больно двигаться и он всё не мог устроиться в кресле. От жадности он выпил из восторженной девицы Катчер всё, что только смог и теперь баронесса потешалась над ним, впрочем, подавая подушки и разворачивая конфеты. — Теперь ты в моей шкуре, умник. — Что, чёрт возьми, за ворвань? — Дешёвое горючее. Китовый жир. Ох, ну и запах же от него… — отозвалась Катлин. — Илон Кэри произвёл вас на свет от своей тринадцатилетней кузины, — рассказывал Оллфорд, очиняя новое перо, — Она скончалась через год после этого от чахотки. — Всегда знал, что я особенный. — проговорил Кэри. — И кажется, батюшка ваш болен люэсом. — Замечательно! Надо было всё отрицать, а я растерялся и подтвердил своё родство с этим проходимцем. — Отвертеться не вышло бы, больше никаких Кэри на севере нет. Там и так-то не очень людно.       Писатель вернулся к бумагам. — Как же мы докажем наличие у нас письма? — задумался он, — не хочется отправлять оригинал по почте. Его утеря будет значить крах всего мероприятия. А за клевету можно поплатиться. Мы пытаемся очернить имя очень известной и влиятельной особы, одна ошибка — и из поборников правды мы превратимся в лжецов. — Можно его скопировать. — предложил Спенсер. — Нет, не то. Копия есть копия, ей не так много веры. Да и нотариуса нам здесь никто не предоставит. — Тупик. Безнадёжная затея. — махнул рукой эскулап. *** Полуподвальное грязное окошко давало совсем мало света. Из-за этого дремота охватывала всех, кто ежедневно разводил синьку, грел утюги, мылил и полоскал бельё обитателей поместья. Рассвет только забрезжил над лесом, а работа уже началась. — Ох, батюшки! — проговорила прачка. Предательское эхо разнесло её возглас по всему каменному мешку. — Что случилось? — спросила старшая экономка, как раз спустившаяся проверить, не бездельничает ли кто.       Прачка своей красной от работы ладонью вытерла пот со лба и призналась: — Поставила пятно утюгом на носовом платке кого-то из дам, мэм.       Экономка вытаращила глаза и хлопнула себя по необъятным бёдрам. У работницы уже не было сил пугаться грозных жестов. — Простите, мэм. Я не спала уже несколько дней. Вот и передержала утюг… — Глупая девица! Платок с инициалами? — Нет. Но я помню, чей он. Энн Болли, которая всё время шмыгает носом.       Осмотрев нанесённый ущерб, распорядительница заключила: — Отпорешь кружева, они не пострадали. А середину заменишь. Я надеюсь, шьёшь ты хорошо? У меня есть кусок дорогого льна с фабрики Финча. Кажется, он такой же. Ты должна сделать всё очень аккуратно, поняла? Тогда никто даже не догадается. Можешь помолиться за моё здоровье, дурёха.       Мистер Финч, чей товар был ревностно храним у экономки, тем временем, обретался в спальне виконта, намереваясь обсудить кое-что до завтрака. Это был мужчина средних лет с тёмными усами и брильянтином в лоснящихся волосах. Весь он издалека сиял как начищенный кофейник. Магнат искренне считал, что только будучи видным буквально можно делать успехи на рынке. Ткани, продаваемые им, тоже имели блеск: северый континентальный лён, шёлковый бархат и сатин как раз были на пике моды. Полируя ногти кусочком замши, он вопрошал Рилана: — Дорогой сэр, сколько же вам удалось получить средств за время нашей с вами благотворительной кампании?       Виконт, сидевший на табурете, дёргал себя за пуговицы и медлил с ответом. В тишине оглушительно тикали часы. — Если вычесть пропавшие триста пятьдесят фунтов, вам я должен около тысячи.       Финч поднял на него глаза. — Вычесть откуда? Вычитайте из своей доли, дорогой сэр. — Отчего же? Кража есть обстоятельство непредвиденное и убытки, стало быть, несём мы оба. — С вашими долгами я разобрался не для того чтобы на мои плечи легли какие-то ещё из ваших проблем. — Помнится, вы были менее уверены в себе, когда выяснилось, что на нашем общем предприятии произошёл переполох по вашей невнимательности. — Прошу заметить, не я предложил выкрутиться посредством распродажи. — Инфлюэнция — вещь с норовом, — нервно ответствовал виконт, — Мы не властны над ней. Она привяжется где и к кому захочет. Каждый сам за себя. — Да-да, это верно. И я планирую, как только всё закончится, открыть ещё пару фабрик. Кроме того, я обязан вывезти супругу на воды. Она — моя реклама, моя визитная карточка и должна цвести как роза. «Она бы и цвела, если бы с её подола каждый вечер не осыпался мышьяк в таком количестве, что можно отравить роту солдат», — подумал виконт.       Когда Финч выскользнул за дверь, Рилан поморщился от воспоминания. Пожалуй, это было худшее, что он видел в жизни. Открытая цеховая дверь. Труп на полу. Вместо гула станков — жужжание мух.