Встреча на охоте

      Большинство мужчин покидало Вернонхолл на рассвете, влекомое азартом охоты. Благодаря этому в будуаре баронессы возобновился утренний кутёж. Теперь сладостями и вином приходилось запасаться с вечера, да и горничные не заходили помочь с одеждой, зато дамы имели возможность отдохнуть от обязанности ежечасно блистать. Дома никто из них не был на виду у посторонних с утра и до позднего вечера, ежедневно держать себя согласно светской обстановке им было крайне трудно.       За время, проведённое в поместье, демоница сумела расставить немало ловушек и периодически они срабатывали, создавая шум и скандалы на потеху многим из насельников. Её коньком были женатые мужчины, на публике изображавшие благочестивых супругов, при этом совершенно не стеснявшиеся искать встреч на стороне и тайно приглашать в свои комнаты. Как они горделиво рассказывали ей о своих домах, о детях, когда уставали забавляться! Рассуждая о наследниках, они дёргались от звука шагов по коридору: уж не заснул ли прикормленный звонкими монетами лакей и не поймает ли их супруга с поличным? Демоница готовила очередной акт своего водевиля, невзначай переставляя флакончики духов, перекладывая украшения, подбрасывая на щётки для расчёсывания свои светлые волоски.       Накануне не в меру пылкий отставной капитан потратил всё своё сомнительное красноречие на комплименты и пока жена его пила чай, сказался больным мигренью. Освободившееся время он провёл с баронессой и разумеется, та оставила пару незаметных сообщений его жене. Драма должна была начаться перед сном, но её не случилось, и леди Хантер уже было решила, что либо женщина совсем плохо видит, либо до такой степени покорна, что даже не разрыдалась, обнаружив след от поцелуя, оставленный при помощи бесстыдно-яркой помады на карманном зеркальце. Комната находилась точно над убежищем баронессы и сквозь тонкие перекрытия потолка можно было подслушивать разговоры. Зато когда по утру сонные дамы, собравшиеся на альтернативный завтрак, откупорили вино, над их головами разразилась настоящая буря. Внимая крикам и грохоту разрушений, одна из них едва сдерживала хохот, другая жалела обманутую жену и вздрагивала от звука так и сыпавшихся на изменника пощёчин, прочие с интересом слушали спектакль, а баронесса качала головой и рассказывала, подражая мужскому басу: -… и тут он мне говорит: «Дебора! Как можно быть такой эгоисткой?! Ты непременно должна выйти замуж! Тебе двадцать пять, стыдись же быть девицей, ещё пара лет и ты увянешь!». Как бы не так. Лучше увять, чем страдать от ревности.       Тем временем в махагонном кабинете графа тишина была такой густой, что казалось, любой звук будет моментально пойман и проглочен ею. Трагическая пауза тянулась невероятно долго. Сжимая дрожащие пальцы в кулаки, Спенсер поглядывал на Финча, не понимая, почему вообще виконт позволил фабриканту присутствовать при столь важном разговоре. Этот субъект постоянно двигался: ёрзал, вздрагивал, теребил платок, и его копошение словно натягивало и без того истощённые нервы доктора на ворот. Присутствовал и Мэриан Пайс, которого хозяин боялся от себя надолго отпускать. — Если мы придадим состояние Энн огласке, — нарушил молчание Рилан, — начнётся неразбериха. Многие ринутся, куда глаза глядят, гонимые страхом, и подвергнут себя ещё большей опасности. — По крайней мере, это будет честно по отношению к гостям, — тихо заметил пастор, — всё тайное со временем становится явным. Отношение общества к вам может катастрофически ухудшиться, если узнают, что вы скрыли такой факт.       Спенсер пожал плечами. — Суть в том, господа, что мы доподлинно не знаем, кто из нас уже заражён и когда проявятся симптомы. Инфлюэнция оказалась коварнее, чем считали именитые врачи, которым я покорно внимал до сего дня. — Прошу простить меня, дорогой доктор, но ведь это всего один случай, — снова заговорил Пайс, — пока можно записать его в исключения. Если найти нужные слова, любой образованный человек поймёт… — Ха! Подите объясните это за вечерним чаем! На слово «болезнь» все среагируют, а остального и слушать не станут, — вклинился Финч.       Проигнорировав возглас магната, Спенсер сказал: — Всё равно никто не имеет права покидать Вернонхолл. Если только за тем, чтобы умереть в лесу и накормить своим телом зверей. В противном случае, беглец станет новым разносчиком болезни. С другой стороны, если прав святой отец и случившееся — исключение, то карантин по-прежнему в силе.       Покачав головой, виконт убрал руки за спину, опустил глаза и принялся разглядывать меандры на шёлковом ковре. — Если я расскажу гостям всё как есть, не могу поручиться за сознательность каждого. На душе у меня уже довольно грехов. Ложь, а точнее, молчание во благо может стать ещё одним. — Господь рассудит по справедливости. Если вы поступите не из злого умысла, то не будете виновны. — Джентльмены, я сообщил вам всё, что знаю сам и выразил личное мнение. Теперь я должен вас оставить, поскольку чрезвычайно занят, — проговорил доктор и с учтивым поклоном покинул кабинет.       Финч поднял глаза на виконта. — Полагаю, добрый сэр, нам выгоднее держать язык за зубами, пока ветер ещё без огня. Ну же, не будьте таким жидким! Риск оправдан. — Ах, легко сказать! Я совсем запутался. Мы так и не нашли загадочных похитителей, а теперь ещё и наша безопасность под угрозой. Напрасно мы затеяли всё это. Теперь от злого рока не уйти. — На вашем месте я бы вовсе не забивал голову неразрешимыми вопросами. Одна кража и одна больная особа, никакой системы и никакой взаимосвязи. По крайней мере, на голодный желудок моя голова отказывается проводить параллели. Между прочим, обеденное время уже настало и нас ждут в трапезной. — Ну и тёртый вы калач! Думать о еде, когда возможно, все мы обречены… Магнат закатил глаза и устало вздохнул. — Святой отец, ну вы-то наверняка меньший фаталист? Идёмте. Дадим хозяину сего имения взять себя в руки.       За обедом Финч наслаждался свиной вырезкой, румяной от печного жара. Его супруга к трапезе не явилась, да о ней уже никто и не спрашивал. Всякий раз причиной отсутствия оказывалось какое-нибудь новое недомогание. Магнат поминутно промакивал салфеткой холёные усы и от скуки вёл беседу со священником. Рассказывал о своих поставщиках, сетовал на работу магазинов, как будто это могло занять Пайса. Тот смущённо рушил вилкой волокнистую плоть карпа и изредка кивал. Рыбина смотрела на него смеющимся золотистым глазом. — Есть же на свете везучие пройдохи! — не унимался магнат, — К примеру, Каллен. Накупил земель по дешёвке, старых выбитых пастбищ, пустырей, а в аренду отдавал за грабительские суммы! Но по правде сказать, он над ними не один десяток лет работал. Так сказать, «зелёные пальчики» у его семейства. Точнее, умение привлекать к сельской работе нужных людей, но кто знает этих старомодных лэндлордов! Да ещё что-то там ему пожаловала корона, когда он после войны привёз в столицу чуть ли не весь свой урожай, дабы накормить обездоленных. В общем, хочешь-не хочешь, а с такими самодурами приходится мне считаться. Где-то же я должен располагать ткацкие цеха. Сам я знаете ли, беру нахрапом, а не трудом, еле выторговал себе скидку, и та не велика.       Пайс проткнул вилкой ехидный глаз, что так беспокоил его. — Кто же этот Каллен? — бесцветным тоном поинтересовался священник. — Каллен? Каллен! Да… п-ф-ф… — взорвался Финч, словно паровая машина, — Джермейн разумеется! Сгрёб под себя всё что мог, ни пяди не продал. «Житница!». Как будто мы в эдемском саду, где нужна лишь пища, а об одежде никто и не слыхал. И что же теперь? Теперь там только волки воют. Впрочем, как только эпидемия закончится, цены на зерно будут баснословными, да вот беда: больше нет ни самого Каллена, ни львиной доли его фермеров. — И что, земли вернутся короне?       Финч нахмурился. — Есть кое-какие наследники. Ох, не завидую я им! Распродать эти территории будет сложно. Десятки тысяч акров.       Неспешно шагая к своей комнате, Пайс размышлял: «Так значит, догадки мои относительно вдовы и сироты верны. Я даже тысячу акров не могу себе вообразить. Можно ли окинуть взглядом такую площадь?»       У себя он переоделся в одеяние для литургии и приступил к своей духовной рутине.       На вечерней службе он невольно встретился взглядом с Катлин. Глаза её горели каким-то зловещим огоньком и она совершенно не слышала молитв. Встретившись взглядом, даже не моргнула, просто смотрела на священника так, будто бы на его месте было пусто. При всей набожности, она ещё ни разу не изъявляла желания исповедаться. Было ясно, что хоть Гемма Катчер и преувеличивает, девушка хранит массу секретов. «Катлин, что за странное имя? Не Кэтрин и не Кэрон. Будто бы имя святой вложили в уста язычника. Звучит оно как слишком древнее, да и какое-то крестьянское. Ведьме вполне бы подошло» — думал Пайс, машинально читая молитвы.       К удивлению пастора, девушка чуть ли не выбежала из молельной и он не успел напомнить ей о пользе исповеди.       На этот раз вместо комнаты с натюрмортом все собрались в лимбе. Спенсер вполне годился на роль усопшего Вергилия. Он выпалил всё одной фразой, безучастно глядя куда-то в угол. Загадочная улыбка, которую до того момента хранила на своём лице Катлин, угасла.       Мистер Оллфорд вздохнул и поёжился. — Я ждал этого. Можете мне не верить, но был почти убеждён. Что ж, от судьбы не убежишь. Видно, Смерть приревновала моё сердце. Какой вздор! Простите. — Несчастная Энн… — только и сказала Катлин.       Демоны переглядывались молча. Для них угрозы не существовало. — Том, вы ведь джентльмен, — обратился доктор, — могу я надеяться, что вы не покинете поместье и не увезёте с собой болезнь за океан, где наши удачливые соотечественники нашли самое надёжное убежище? Не поддадитесь экзистенциальной панике?       Оллфорд возмущённо сдвинул брови и вскочил с кушетки, вытянувшись во весь свой небольшой рост. — С чего вы взяли, что я к такому склонен?! — С того, что вы здесь, а значит — уже пробовали бежать. С того, что это ваша мечта, если я правильно понял. И с того, что билеты всё ещё можно купить, пусть и за огромные деньги. — Нет! Я останусь. И пусть страх заставляет меня глотать всё больше виски, но я не побегу, раз это опасно для других. — Славно. Это радует. — Господин Спенсер, — тихо сказала Катлин, — возможно, хоть это немного приободрит вас.       Она развернула узелок из шали и показала снимки писем. — Где вы взяли их? — эскулап отшатнулся от протянутых ему пластин как от ядовитых змей. — Уильям Беккер согласился мне помочь. Мы повесили листки на стену, сняли изображения и сегодня он смог их проявить. Осталось только хорошенько упаковать и отправить. — Ге-ни-аль-но! — восхитилась баронесса, — вот будет скандал! Целый скандалище, ведь старуха так печётся о своей порядочности! Том, где твоя писанина? На столе в комнате? Я сама всё сделаю! Вот-вот прибудет курьер с румянами и тальком, я ему столько денег дам, что лошадей загонит!       Сцапав снимки вместе с шалью, леди Хантер по привычке выскользнула в окно. Когда хвост её роскошного траурного платья с шорохом втянулся следом, Кэри с укором взглянул на Катлин: — Стало быть, вы заставили ребёнка возиться с отравляющими составами. — Это доставляет ему радость. Он очень хотел помочь. Сказал, что рад оставить о себе память, пусть и такую. — Не вините её. Беккера уже не спасти, — махнул рукой эскулап, — только обеспечить достойный уход из короткой жизни.       Катлин тихо попрощалась и вышла за дверь. Слёзы снова хлынули из её глаз и печаль стиснула горло. Оллфорд извинился и тоже покинул лимб, чтобы проводить девушку. — Ох, Иммора! — начал, было, Кэри, но доктор внезапно посмотрел на него с нескрываемой враждебностью. — Вам пора. — Что я плохого сделал, сэр? — Вон! — почти крикнул Спенсер.       Демон вышел и за его спиной грохнула дверь. Это было слишком. Он развернулся и громко сказал: — Простите, что я существую! Угадал? — Нет. Доброй ночи, негодяй.       Пытаясь прийти в себя, Катлин делала глубокие вдохи, но рыдания накатывали жестокими волнами, с которыми было трудно бороться. Оллфорд осторожно вёл её под локоть и как только она смогла говорить, попытался отвлечь расспросами. — Вы дочитали Боккаччо? Как вам его сборник средневековых острот? — Я думаю, эти молодые люди куда умнее нас. Куда добрее. Они были открыты друг другу, заботились о ближнем, а мы боимся повернуться к собеседнику неудачным профилем. Они заслужили право на жизнь, а мы?! — Не забывайте, что всё это вымысел, мечта. Всем хочется обрести мужество перед таким врагом, как общее бедствие. И если самому героем не стать, то хоть вообразить себе героя. — Мы только и умеем воображать. — Без мечтателей мировая история не трогалась бы с места. Кстати, что собираетесь делать, когда сможете покинуть поместье? Если выживем, разумеется. — Мне никуда не деться от некоторых обязанностей, которые непременно настигнут. Не хочу распространяться о них даже вам, простите уж… не хочу, чтобы вы поменяли ко мне отношение. — уклончиво ответила Катлин.       Собеседники оказались на пороге комнаты, которую девушка делила с тётей. — Как пожелаете. — ответил Оллфорд и выпалил, — Но знайте: какую тайну бы вы не хранили, Кэт… у вас всегда будет верный друг.       В берлоге писателя царил бедлам и Иммора носилась по ней как смерч, собирая части письма. — Тут точно пропущен лист. Совершенно точно. А где вступление? — рассеянно бормотала она.       Автор пасквиля стоял неподвижно, словно изображая памятник себе самому. Демоница несколько минут терпела его бездействие и наконец, вспылила: — Не хочешь помочь мне? Что тебя так испугало, болезнь? — Я случайно сказал это. Случайно назвал её Кэт. А она… руку мне поцеловала. Словно священнику. Что это значит? — Допустим, почтение. — ответила леди Хантер, обмахиваясь листками, — И довольно глубокое. — Хуже пощёчины. — Вот послушай загадку: сколько нужно влюблённых ослов, чтобы найти две проклятых бумажки? — О боже, я не говорил такого, — стушевался Оллфорд, — один вполне справится. — Хотел утаить это от суккуба? — подбоченилась баронесса, — Да если я захочу, то вмиг твою голову разделаю как дыню и выловлю каждую косточку-мыслишку. А тут — святое, огромное чувство! Ты похож на мешок, набитый кинжалами. Письмо, Том! Быстрее!       В последние дни я вспоминаю прекрасные времена и наслаждаюсь жизнью. Природа здесь восхитительная! Зимой откровенно не на что смотреть, теперь буду охотиться только летом, поздней весной да ранней осенью.       Вот недавно вспоминал, как мы с тобой познакомились. Все спали в шатре, а мне было душно и я выполз под звёзды, подышать. Ты ужинал один у костра и я сначала оробел, всё-таки ещё бегал ещё в центурионах, а ты уже был целый легат, но позвал присесть рядом. Не помню, о чём мы говорили. Помню только как выспрашивал у тебя рецепт того мяса, которое мы прикончили за пару минут. Я его использовал вчера, но это была не человечина конечно, а… — Кому готовишь весточку? Кэри вздрогнул от внезапного вопроса. Он не заметил как баронесса проникла в комнату. — Другу. Ему интересно, что здесь происходит.       Леди Хантер без стеснения упала на кровать, но ойкнула от жёсткости матраса. — Да как ты тут спишь?.. То ли ещё будет! Мы с Оллфордом отправили снимки. Ты что, грустишь? Какой-то слишком серьёзный.       Демон вздохнул и развернулся к собеседнице, положив руку на спинку стула. — Двоякие ощущения. Вроде бы среди людей вполне вольготно. Но с другой стороны, я как будто исцарапан. На меня смотрят и я чувствую, как по коже будто водят иголками. Иной раз кажется, вот-вот одежда от крови станет липнуть. — Ого! — Когда влечение отравлено корыстью или чем-то ложным, взгляд не такой скользкий и доставляет боль. Ты разве не чувствуешь того же? — Совсем с ума посходили, святоши. — проворчала Иммора, — Просто накручиваешь себя какой-то духовной ерундой. Корысть, ложное… Я вот ничего такого не испытываю. И ты с таким болевым порогом служишь в легионе? — Лишний раз на рожон не лезу. Ну давай, заводи шарманку: куда вам, хилым инкубам, носить мундиры… — Я такого не говорила. Каждый на своём месте. Вот бедный Спенсер совсем дышит на ладан, но от своей миссии не отказывается. Видела, как он пополз к Энн, наверное ночевать будет возле её койки. Несчастный! Бьётся как птица в стекло и всё зря, все думают, что он им должен и конечно свалят на него вину, заболей кто-то ещё. — Мгм. Знать бы ещё, чем я ему насолил.