***
Инспектируя шкаф в своём будуаре, баронесса проговорила, обращаясь Катлин: — Сегодня вечером будет последний акт пьесы. Нам с Кэри пора домой. После ужина я сменю облик. У нас остался ещё один негодник, заслуживающий кары, его я беру на себя. Наш милый третий мышонок. Я уже наточила нож на его… хм… хвостик. Не хочу, чтобы увиденное связывали с Деборой. Эта особа передо мной ни в чём не провинилась. Да ещё и сестру похоронила, бедняжка. Я стану почти настоящей собой. Познакомимся снова. А ещё… Замешательство совершенно не шло баронессе, но она не могла совладать с собой. — Я боюсь, что… в общем… Тави не понравится прощальный фокус. Он меня вряд ли поймёт. Боюсь задеть его. Так-так, я отвлеклась от поиска нужных вещей для венчания. Нужно что-то голубое, что-то, взятое на время… как там дальше? — Старое и новое. Старое у меня уже есть. И на что же он может обидеться? — Есть действия, не подходящие для возмездия. По его вере нельзя наказывать через чувственные пристрастия, использовать их в качестве оружия и так далее. У Финча такие есть и это поможет загнать его в угол. Надеюсь, полковник правильно меня поймёт. Я и не думала искать друзей в путешествиях, но так уж случилось, что теперь он мне дорог. В поместье была музыкальная комната, о которой много лет не вспоминали. Её даже не закрыли на ключ, когда в последний раз посещали. Стулья и фортепиано были накрыты простынями от пыли. Угадав под тканью очертания инструмента, Гемма Катчер стянула с него саван и подняла крышку. Клавиши никто давно не чистил, они пожелтели и растрескались, однако звук почти не пострадал. Нежная, мистически зацикленная мелодия застала Кэри за чтением в библиотеке. Он отложил книгу и прислушался, определяя, откуда исходят звуки. Играли уже давно, музыка настолько вплелась в окружавшую действительность, что не сразу обратила на себя внимание. Слуги шумели по углам, потрясённые смертью хозяина, полковник то и дело отвлекался, но покрутившись в коридоре, всё-таки смог обнаружить за потемневшей от времени дверью маленький зал с высокими потолками. Гемма играла старательно и сосредоточенно — видимо, давно забросила фортепианные уроки, но получалось у неё недурно. Кэри подождал, когда она закончит, рассеянно наблюдая за мягким колыханием рассыпанных по узкой спине локонов. Нужно было попрощаться. — Ваша импровизация? — Верно, вы издеваетесь, ваше благородие. Я не в духе для шуток, неужели не ясно? — Не хотел. У меня плохо с образованием, вы же знаете. — Полонез. Пожалуй, самый известный из всех. Его автор покинул родину и ушёл на войну. Поэтому мелодия такая печальная. Деликатная на верхних нотах, на низах — само смирение. — Понимаю его чувства. Как вы вообще обнаружили эту комнату? Здесь будто время застыло. — Я хожу по коридорам словно призрак. Толкаю двери в поисках места, где смогу укрыться. Потому что не могу появиться в обществе. Не знаю как вести себя. Раньше я могла уколоть кого угодно, а теперь… я сама словно подушечка для иголок. Она закрыла крышку инструмента и поставила на неё локти, спрятав лицо под ладонями. — Съездить за вашими родителями? — Не нужно. Я напишу им. — Пока дойдёт письмо, вас заклюют. — Вы не нужны мне, Олден Кэри. Убирайтесь туда, откуда явились. Вы сущий чужак, нарушаете слишком много правил. Не понимаете простых вещей. Не стремитесь к достойной жизни. — Как раз собирался уехать. Но может, проблема не во мне, а в ваших представлениях об этой самой достойной жизни? — Я лишь излагаю то, чему меня учили. — Лучше бы вас учили размышлять и оценивать. Но предыдущему поколению нынче нужно другое. Через таких как вы оно бросает якорь в надежде выжить и передать свою мораль дальше. Так оставляет бациллы болезнь. Понятное, но разрушительное стремление. Я бы мог попробовать изъять вас из этой среды, но боюсь перерезать артерию вместо пуповины. — Вы бредите, полковник. Оставьте меня. Или слушайте музыку молча. Стрелка карманных часов Кэри почти добралась до заветной цифры. — Мне пора, не сердитесь. Ужин задерживался из-за всеобщего смятения. Несколько гостей покинули поместье верхом, бросив вещи. Остальные были не готовы двинуться в путь и пытались вести себя как прежде. Лора Джермейн по праву родства приняла шефство над прислугой и обязанность сообщить графу о смерти сына письмом. Исчезновение Пайса почему-то возмутило её намного глубже. Запечатав конверт, она дала волю негодованию: — За такие выходки и под суд отдать можно! Да он с годовых доходов не расплатится за штраф! Уехал один, подумать только! Да и история с болезнью, откровенно говоря, больше не кажется мне такой уж правдивой. Пострадала только Энн, остальные здоровы. Ещё неизвестно, что именно с ней приключилось. Может, апоплексический удар или грипп. — В последний раз предлагаю вам, тётя, уехать. — проговорила Катлин. — Меня, знаешь ли, пугает неопределённость. Да и морские путешествия, в особенности, длительные, я не переношу. — Через несколько часов я уеду вместе с леди Хантер, господами Оллфордом и Кэри. — Уж кузина могла бы остаться помочь мне. Впрочем, толк от неё вряд ли бы вышел. — Кстати! — спохватилась Катлин, когда где-то звякнули напольные часы, — Она просила нас собраться внизу. Я должна идти немедленно. В гостиной стоял гул голосов, доносившийся даже до самых дальних покоев. Это было как нельзя кстати. Без публики нечего было и затевать финальную сцену. Баронесса сцапала Финча, из гордости не применив ни капли магии, для этого хватило нескольких коротких разговоров. Он был уже изрядно подогрет их внезапной беседой, состоявшейся сразу после вынужденной помолвки Пайса и Катлин. Воспользовавшись привычным методом, она велела ему избавиться на время от жены. На этот раз нужно было тщательно продумать свой вид, и оказавшись в покоях Финчей, демоница первым делом не без отвращения натянула на себя одежду магната. — Вы исключительная женщина! — пропел он с софы, куда улёгся наблюдать за маскарадом, — Подойдите же, моя звезда! Каким теплом и надеждой вы осветили мой путь! Люди окончательно утеряли способность ценить острых умом собратьев, кругом одна зависть и трусость. Сколько раз я искренне пытался кому-либо помочь и обжигался! Вот как с этим проклятым священником, удравшим так некстати. С виконтом, дизертировавшим в деревянный ящик. Я так раздосадован, что уже не посмею себя лишить никаких удовольствий. Говорят, от излишних сожалений случается нервное дрожание в лице, и оно теряет свежесть. Пройдоха схватил и потянул к себе Иммору за руку, а она, изображая кокетство из последних сил, в панике пыталась отстраниться. В её сценарии такое сближение было недопустимо. Окинув взглядом его тонкие при заметно выпирающем брюхе, все в рыжеватой шерсти конечности, она содрогнулась. — Не спешите. Ваша жена ещё долго будет отсутствовать. Пока обсудит со всеми гибель мистера Рилана, пока втянется в иные беседы… уж я уговорила своих кумушек задержать её. Подайте-ка мне этот шнурок от корсета. А то что-то вы, негодник, расшалились. На покорно сложенные за спиной руки Финча виток за витком легли и затянулись хитроумные петли, выбраться из которых не стоило и пытаться. — Ах, не представляете, как я соскучился по обществу здоровых и хорошеньких женщин! — запрокинул он мечтательно голову, — В столице такое осуществлять значительно проще. — Неужели кто-то из них делал с вами то, о чём мы условились? Крепкий собачий ошейник с поводком был обязательным реквизитом в цирковой программе Имморы. Демоница привезла его с собой, как и ворох других вещей, пригождающихся, в лучшем случае, раз в жизни. — За хорошие деньги. — пожал плечами магнат. — Ясно. Дома терпимости. И вы не боялись заразить чем-либо супругу? — Не сказал бы. Издержки! Такова её судьба. Никто не тащил её под венец со мной. Природу не обманешь, мужчинам жизненно важно развлекаться время от времени. — Всем важно. Иначе меня бы здесь не было. — Отказать вам просто невозможно. — Ещё чего! Ошейник не давит? — Нет, совершенно. — Финч. Если бы у меня был пёс, я бы так и назвала его: Финч. Поводок сильно натянулся, и магнат блаженно охнул. Увидев под столиком открытую коробку со шляпой, демоница остановила игру, чтобы приблизиться и заглянуть внутрь. Там лежал цилиндр с вуалью, предназначенный для верховой езды. — Ба-а-а! Какая красота! — Между прочим, шёлковый верх выполнен из нашей ткани. Примерьте, сделайте милость. Шляпа великолепно смотрелась поверх распущенных волос. Леди Хантер покрутилась перед зеркалом и внешний вид её вполне устроил. Как и вид магната: обнажённый денди походил на ощипанного каплуна. — Нам пора выходить. — Куда? — всё ещё улыбаясь спросил Финч. — В гостиную. Когда он пытался упираться, его тащили по коврам и заставляли собирать костями ступеньки. Подниматься со связанными за спиной руками и не падать снова оказалось не так просто. Магнат предлагал деньги, умолял, бранился, угрожал, тянул назад изо всех сил, но фарфоровая ручка баронессы, в которой оставался конец поводка, обладала твёрдостью паровозного дышла. В какой-то момент магнат перестал узнавать её, обнаружив, что леди Хантер — брюнетка. Женщина, стремившаяся покрыть его ужасающим позором, на глазах сменила облик. «Цыганка! Ну конечно же, они ведь владеют гипнозом!» — подумал магнат. С каждой причитающей горничной, встреченной ими на пути, с каждым изумлённым лакеем Финч терял надежду и контроль над собой. Обливаясь холодным потом, он вошёл в зал, где гости бурно обсуждали утреннее самоубийство. Произошла неминуемая встреча взглядов. Обманутая супруга, стоявшая у камина, размешивала сахар в чае. Ложка в её пальцах сначала замедлила ход по кругу, а затем выскользнула и тихо звякнула о фарфор. — Миссис Финч! — обратилась к ней незнакомка, одетая совсем по-мужски, — Желаю здравствовать. Что же вы не следите за своим грязным животным? Оно пугает юных леди и сбивает с толку клириков. Как вы думаете, каким образом он оказался на этом поводке у хрупкой дамы? Разумеется добровольно. Возвращаю вашу шляпку, она изумительна! И этого пса тоже. Он успел мне наскучить. Есть же в свете джентльмены, что только отводят глаза, дорожат достоинством и не связываются с разными особами вроде меня. А этот, чуть вы за дверь, спускает портки. Простите, что отвлекла от бесед! Благодарю за внимание! Баронесса поклонилась как в цирке, ловко набросила шляпу на голову миссис Финч и улизнула за спины. Катлин первой начала хлопать в ладоши. На неё заоборачивались в недоумении. К аплодисментам присоединился Оллфорд, затем Кэри с приятелями по картам, которые рады были увидеть бесплатный водевиль в такой унылый день. Вдруг послышались ещё хлопки — Карл не удержался и крикнул: «Бис!». Весело загоготали мелкие конкуренты магната. Они поддержали аплодисменты. На миг публика забыла о хозяине, которого снесли в погреб, уже дважды к этому времени использованный в качестве мертвецкой. Позор всегда интереснее смерти. Пока одни потешались, другие наблюдали за перекошенным от гнева лицом миссис Финч. Она аккуратно поставила чашку с блюдцем на зеркальный поднос. Затем, взяла из камина прут, от которого прикуривали офицеры, когда ленились звать лакеев. Конец раскалился, лёжа среди углей, и воздух вокруг него дрожал. Остановить её не успели: проявив невероятную ловкость, она вонзила прут супругу точно в глаз. Конец был тупым и не достиг мозга, но глазное яблоко было уничтожено в первую же секунду. Магнат издал нечеловеческий вопль, от которого все разом растеряли весёлость. Когда пострадавшего освободили от корсетного шнурка и приволокли в лазарет, доктор сначала скривился, а затем разразился чаячьим дурашливым смехом. — Вчера военный подстрелил священника. Сегодня кое-кто умудрился снять шлюху, приволочь её в карантин и переборщил с особыми играми. Да ещё два суицида… Какая насыщенная жизнь у местной аристократии! Между прочим, рану неплохо прижгло. Не забывайте обрабатывать её. Могу дать вам адрес конторы, где можно приобрести недурной стеклянный глаз. — Мне бы ваш оптимизм! — прокряхтел Финч, разглядывая единственным оком окровавленные ладони, — сделайте же что-нибудь! Боль невозможно терпеть! — Все хотят одного и того же. Уменьшить боль. Физическую, душевную… Что ж, поделюсь с вами хорошим средством, так и быть. Я нынче им разжился снова и чувствую себя превосходно.***
В глазах будто стояли чернила. Все звуки доносились издалека. Шорох камней под колёсами, грохот копыт. Голова доктора Спенсера лежала на чём-то упругом, живом и тёплом. Лицо, склонившееся над ним, он не мог как следует разглядеть. Придавленный собственным бредом, как могильной плитой, он всё же постарался проявить признаки жизни. — Мамочка? Ты жива? Или это я уже мёртв? — Лежи смирно, Аллан. Потерпи, я уже вижу вдалеке огни. — А что со мной случилось? — Ты выпил столько настойки, что отключился. Мы нашли тебя лежащим на полу со зрачками-точками. И почти без дыхания. — Мне и сейчас тяжело дышать. Всё немеет. Какой же ужасный тремор… — Живей там! — ударила Иммора в стенку экипажа, — Я не умею воскрешать покойников! Лошади всхрапнули и пошли быстрее. — Я поступил в университет, мама! Честно! А ты не верила в меня. Почему ты плачешь? Не нужно. Уф, твои слёзы словно брызги морской воды на курорте. Такие же солёные и тёплые. — Не выдумывай. Тебе кажется. — произнесла баронесса срывающимся голосом, — До больницы осталось всего ничего. Лишь бы там тебе помогли. Спутал нам все карты, глупый ты человек… Где мне теперь искать этих троих? Ах, выкину тебя в овраг и поеду развлекаться. Вот увидишь. Я скоро прибуду, Дей. Расскажу подробности. Я ошибся, когда послушался Иммору, но не виню её. Всё, что мы делаем, превращается в трагедию: хотели проучить пару нехороших людей, в итоге, одна мертва, другой изувечен. Ещё один при смерти, уж он-то вовсе не виноват ни в чём. Ну и наделали делов, хоть бы под трибунал не попасть! Хватит вытаскивать камни из фундамента этого ветхого домика. Наша поступь слишком тяжела здесь. Всему своё время и место. Боюсь, мы сломали ход вещей, разделили судьбы на «до» и «после». Как бы я сейчас хотел услышать, что ты думаешь обо всём этом!