Встреча на охоте

      Чтобы срочно увезти в столицу полумёртвого доктора, леди Хантер пришлось употребить экипаж, заказанный Пайсом. Остальные двинулись в путь верхом. Катлин собиралась вернуть лошадей лично графу, его особняк как раз располагался у самого порта. Вопреки суеверию, она обернулась в последний раз на Вернонхолл, пока лес ещё не замкнулся за спиной. В их с тётей комнате горел свет, в лимбе тоже. Санитарка Гарриетт осталась единственным медиком, и казалось, на золотистое окошко лазарета наваливается тёмная громада старого поместья, хочет поглотить, сожрать маленькое и слабое солнце надежды.       Боль, смятение и горе, от которого бежали насельники, выплеснулось в длинные коридоры, разлилось кровавой рекой по залам, чёрным дымом наполнило гостиную, слезами отравило воду и пищу. Выброшенной на берег рыбой чувствовала себя Гемма Катчер в этой испорченной, неправильной действительности, механической куклой, у которой внутри закисли почерневшие шестерёнки. Она так и осталась в музыкальной комнате, только бессильно легла на стулья и сухими покрасневшими глазами всматривалась в темноту. Отчаяние сменилось безразличием, куда более опасным для рассудка.       Уильям Беккер ещё дышал, хоть и не был в сознании, а его брат уже думал о том, как будет копать яму. Говорят, страхи существуют не здесь и сейчас, а там и тогда, но в настоящем моменте Карл находиться не мог. Мысленно окончив похороны, он устремился в неведомые страны, да так и увяз в грёзах о терпком пряном пойле, горячих солнечных лучах и диковинной музыке. Когда Вилли затих, он мурлыкал под нос моряцкую песенку, воображая, как прогуливается босиком по мокрому песку, пинает ракушки да сплёвывает в пену прибоя. Засыпая, Карл повернулся к Вилли, поцеловал его прохладный лоб и произнёс: — Прощай, гусёнок.       К полуночи путешественники добрались до постоялого двора, где наконец смогли перевести дух. Несмотря на поздний час, двери ещё не заперли. Кэри сразу же пошёл осведомиться у хозяев о спальных местах и еде. Как правило, ему везло в таких разговорах намного больше, чем прочим.       Девушка, служившая в трактире, взяла заказ, поставила на столик поздних гостей свечу и удалилась на кухню. Писатель проводил её взглядом и обратился к своей спутнице: — Как только приплывём, обменяем демонические соверены на местную валюту, все и сразу. Хлопоты с жильём и финансами вскоре будут улажены, вы станете миссис Оллфорд. Разумеется, если ещё не передумали.       Писатель с великой осторожностью поцеловал тонкие пальцы Катлин. — Нас быстро заметят в обществе. — Наверняка. Свадьба сразу после приезда наводит на кое-какие мысли. Но кто не сочувствует историям Шекспира? Особенно когда они хорошо кончаются. Мы непременно вернёмся, когда закончится мор и ваше душевное равновесие будет восстановлено. — Это может занять не один год. Кто знает, какие планы у смерти? — Надеюсь, планы её нас не коснутся. Возможно, я лишь жалкий фантазёр, но уже здесь и сейчас слышу дыхание океана. Вы когда-нибудь видели его? — В детстве мы ездили к берегу несколько раз. Признаться, мне становится тревожно при виде этой тёмной толщи воды, визга птиц. Рощи и пастбища куда роднее глазу. — Надеюсь, перемены излечат ваше сердце. Я буду рядом.       Принесли две кружки эля и обе поставили возле Оллфорда. Одну он придвинул собеседнице, памятуя о её любви к напитку. — Вы до сих пор кажетесь мне небожителем. Не верю! Нет, не верю! — смущённая улыбка коснулась лица Катлин. — В столице меня небожителем уж точно не считали. Ваше отношение меня поражает. Если я и вызывал такие восторги, то только подключив всё своё обаяние во время чтений в салонах. — Люди невнимательны, простите их. Много ли в наши дни у них времени и сил наслаждаться в полной мере искусством? Вероятно, публика не нашла в ваших суровых пейзажах щемящей любви к родине. И справедливости в вашем насилии. Правды в ваших грешниках.       Сделав маленький глоток из кружки, она сомкнула губы и помрачнела. — Погреб тепловат, ещё и солод отвратительный. Сусло чересчур развели водой. Если это местное зерно, то плохи дела. — Всё поправимо. Я ещё не рассказывал вам про своего брата? Наши отношения всегда не очень хорошо складывались, но уж таковы почти все братья. Я был в семье не самым любимым ребёнком, а вот на него отец молился. Коттон выучился на гражданского инженера, даже успел запатентовать пару изобретений. Он всю жизнь метался между заводскими станками и агрономией, может, мне удастся перетянуть его на нашу сторону. О Джермейнах и в частности, о вашем батюшке, он и сам часто упоминал, но это не тот человек, что умеет налаживать связи. Вообще-то мы поступили в один университет, но учёбу я быстро бросил.       На столе возникла тарелка с хлебом и ещё одна кружка. Кэри, принёсший их, опустился на рассохшийся стул и стянул с шеи свой красный платок. — Вы спите наверху, в конце коридора, выбил вам комнату с ключом. Похоже, здесь безопасно, посетители бывают редко. Эпидемия, поговаривают, пошла на спад. — Когда же вы покинете наш мир, дорогой друг, и устремитесь в свой? — Нужно сначала доехать до того места, из которого я сюда попал. Оно в нескольких десятках миль на север. Но я предлагаю дождаться леди Хантер. Жаль, что мы разминулись, постараюсь её позвать. Грех не устроить прощальную пирушку. Я так устал вылавливать из тарелок розмарин да раскусывать горошки перца, что теперь всё отдал бы за деревенское рагу с горой лука и краюхой серого хлеба. — Леди Хантер очень боялась обидеть вас тем, что сделала напоследок. — сказала Катлин. — Ну надо же. — полковник стушевался, на щеках выступили ямочки, — Признаться, в первые секунды я опешил. Но увидеть униженного Финча было бесценным. Человек, который привык делать грязную работу чужими руками и оставаться как бы не при делах заслуживает, чтобы его продемонстрировали в таком виде.       Принесли яичницу, из которой выглядывали шафрановые холмики желтков. Кэри мечтательно вздохнул и придвинул тарелку ближе. — Мне пришло на ум, что старый свет может вовсе не выдержать эпидемии. Как известно, болезни уходят и возвращаются вновь, иногда внезапно и стремительно. Уехать — хорошее решение, но готовьтесь к тому, что это может быть навсегда. — Что ж, — опустил взгляд Оллфорд, — даже слов для ответа не нахожу. Такой исход обесценит наши старания и чаяния. Но мы не властны над роком.       Скрипнула о фаянс вилка Катлин. — Я стану не нужен вам, так? — осмелился спросить литератор, обернувшись к ней. — И слава богу. — вдруг сказала она, — Слава богу, у меня не будет больше веских причин держать вас рядом. Обнаружится, наконец, что нас сближают не земля и деньги. Точнее, не только они.       Полковник ухмыльнулся и отвёл взгляд, чтобы не смущать собеседников в такой деликатный момент.       Кабатчица крутилась поблизости, рассеянно возила тряпкой по столам и косилась на компанию гостей. Кэри заметил это и вопросительно взглянул на неё. Женщина смущённо одёрнула платье в мелкий цветок, приблизилась и спросила: — Прошу прощения, я невольно услышала кое-что из вашего разговора. Днём здесь были люди. Они искали кого-то по фамилии Джермейн и двигались к поместью Александра Рилана. Просто предупреждаю. Мало ли, что у них на уме. — Как они выглядели? — Плохо, мэм. Чистые, но оборванцы. Видимо, фермеры, потому что разило от них молоком да луком. Денег наскребли лишь мешок сухарей, и то я по-христиански сделала скидку. — Не нравятся мне эти проходимцы. — проговорил Оллфорд, подобравшись. — Кажется, это наши фермеры. — отозвалась Катлин, — Может, попробуем их нагнать? — Не сейчас же. Утром, свет мой. Должно быть они укрылись где-нибудь в рощах и уже спят. Если здесь их видели днём, то Вернонхолла они достигли не раньше семи часов вечера.       В комнате с ключом ждали две узкие койки, целомудренно разделённые старым комодом. Ощущая сквозь тонкий слежавшийся тюфяк как позвонки худой спины впиваются в доски, Катлин провела ночь, путаясь в догадках, порождая всё новые и новые. Как только бесцветные сумерки тронули тусклые оконные стёкла, она встала на скрипучий пол и приблизилась к Оллфорду. Тот сразу же открыл глаза. Он тоже не спал. — Едем. — Вы уверены? — Абсолютно.       Лошадей седлали в безмолвии. Рано разбуженный Кэри кривился от зевков, но решил съездить за компанию, чтобы не оставаться днём в тоскливом захолустном кабаке одному. — Кто их знает, этих проходимцев. На всякий случай провожу вас. Станут требовать или обвинять — придётся осадить как следует. Не задолжала ли ваша семья кому? Долги тоже переходят по наследству, как вы помните. — Нет. — покачала Катлин головой, — Отец никогда не брал в долг.       Несколько раз прокашлявшись, Оллфорд решился спросить: — Прежний хозяин не мог ли изъять земли у тех, для кого они были последним пристанищем? — Я не верю в это! — почти выкрикнула Катлин.       Она запрыгнула на графскую лошадь, схватила поводья одной рукой и толкнула её в галоп.       Липкий и удушливый туман сменился холодным ветром. В лесу он ощущался меньше, только верхушки деревьев качались над головами да вздыхала дикая чаща. Всадники не могли найти чужих следов, ночью прошёл дождь, и дорога в очередной раз превратилась в жирное глинистое месиво. Катлин была напряжена, словно зверь, она то и дело слышала в скрипе сосен голоса и правила в их сторону, но безуспешно. Спутники уже было начали уговаривать её вернуться в таверну, согреться и отдохнуть, но тут прямо посреди лесного тракта вдалеке показались верховые. — Сосредоточьтесь. — предупредил Кэри Оллфорда.       Когда ездоки сблизились, писатель высмотрел нескольких женщин среди путников. Кэри выехал вперёд и нацепил самую неприступную из физиономий, став балованным барчуком, с каким себе дороже будет спорить. В седле он держался неуклюже, но теперь выпрямился и поравнявшись с крестьянами, спросил: — Не вы ли ищете Джермейнов? — Точно так, сэр. — отозвался ехавший впереди мужчина.       Стащив камышовую шляпу с головы, покрытой редкими тёмными волосами, тот стал высматривать всадницу за спинами Кэри и Оллфорда. — Вы. — хрипло произнёс он, сощурив глаза, — Вы — просто копия отца. Посмотри, милая, ведь это она! Живая! Почему же все болтают, будто вы совсем дитя?       Катлин спешилась первой, фермеры последовали её примеру. Они не смели начать говорить и держались на почтительном расстоянии. Оллфорд, наконец, успокоился: было ясно, что крестьяне не настроены воинственно. — Мистер Кейн?! — Да-да, он самый. — заулыбался мужчина, — Староста деревни Лонгсбери. Здесь со мной олдермены прочих селений, мисс. Мы искали вас. Добрались до Вернонхолла, а нас и на порог не пустили. Куда же вы нынче едете, не домой ли? — Мы с моим будущим мужем направлялись в порт, пока не узнали о вас. — В порт? Уезжаете из страны? — Да… — растерялась Катлин.       Фермеры опасливо переглянулись. — Как же нам быть дальше? Что будет с пашнями? — Мы обязательно вернёмся через год. — Через год! — воскликнула одна из женщин. Она вышла вперёд, нервно натянув на плечи шаль, — За этот год нас просто не станет. У меня шесть голодных ртов дома. У Ника четыре. У Джека восемь, считая стариков. Еды не на что купить. Столица больна. Цеха закрыты. В семьях умерло много работников. На вас была последняя надежда, мисс. Господин Джермейн в нелёгкие времена собирал нас, и мы вместе решали, как быть. Сейчас же каждый тянет в свою сторону. — Поглядите, что стало со страной. — развёл кряжистые руки староста, — Поля одичали, сёла опустели. Мы не сможем заплатить работникам даже имбирным пивом и пирогами. Самим кусать нечего. Если бы вы распорядились нами да назначили хоть самое мизерное жалование, до следующей весны бы мы как-нибудь дожили.       «Если я откажу им, они не станут просить второй раз. — думала Катлин, разглядывая бледные после зимы лица с ввалившимися щеками, костистые плечи и выцветшие юбки, — Просто уйдут, куда глаза глядят. Ах, научиться бы вовсе не думать о том, что будет дальше, жить одним днём!».       Она обернулась к своим спутникам и едва сдерживая дрожь в голосе, сказала: — Всего хорошего, джентльмены. Наши пути разошлись. Сердечно благодарю вас за всё, но я должна остаться. — Тогда и я остаюсь. — машинально ответил Оллфорд. — Вы не обязаны делать этого. Уезжайте. — Нет. — Уезжайте, Томас! — сказала Катлин вибрирующим низким голосом. — И вам доброго дня, мистер Джермейн, я планировал жениться на вашей дочери, а не на соседнем континенте. И пусть я забавный белоручка в вашем сельском мире, но вот увидите — сумею быть полезным. — Фермеров нужно удержать. Они хорошо знают своё дело, отец собирал их по всему королевству, словно сытные птичьи яйца со скалы в голодный год. Они превратили наш край в оазис. Теперь наша очередь их выручить. — Взамен вашего поместья у нас есть приличный дом. — вклинился староста Кейн в странный разговор, — Его построила старая дура Дональда. Возомнила о себе, что герцогиня крови. Головой, знать, приложилась об косяк. Скопила деньжат, наняла плотников, и они сколотили ей целый дворец. Правда, деревянный. В простенках, вроде бы, глина с песком, так что тёплый. Не беспокойтесь, померла она от скуки и старости. Да и тело вынесли вовремя. Ни мух, ни запаха, сгодится для временного постоя. Больных уже нет за несколько миль вокруг.       Три дня ушло на то, чтобы добраться до Лонгсбери с редким отдыхом под сенью узловатых вязов и шатрами елей. Проезжая знакомые поля, Катлин печально улыбалась сама себе. Кто бы мог подумать тогда, ранней весной, что возвращаться она будет вот так — верхом на лошади с тем, кто станет спутником её жизни да их невероятным общим другом. «Господь употребил всех ангелов, чтобы спасти наше отечество, а мне послал демонов, ибо нет ничего невозможного для него», — так объясняла она себе всё, что с ней приключилось.       Потемневший от времени дом с пристройками был и в правду ещё крепок. В палисаднике поднимался бурьян, но мощёная дорожка ещё не успела прийти в упадок. Дверь подперли обломком доски лишь для того, чтобы животные не проникли внутрь. Только Кэри переступил порог, как сразу стал суетиться что-то искать. Наконец, он заметил зеркало в тяжёлой треснувшей раме, подошёл и коснулся его поверхности. Зеркало вмиг почернело, как поверхность ночного пруда. Демон принялся сосредоточенно чертить знаки и тихим шёпотом повторял цепочки неведомых слов. Приятели решили оставить его с этим мистическим занятием наедине.       Изучая второй этаж, Катлин выглянула в окно одной из маленьких и светлых комнат и тут же отшатнулась. — Неприятный вид.       Оллфорд стал осматривать окрестности, но не понял, что её так расстроило. Край облачного неба был светел, на маленьком пастбище, позвякивая медными боталами, бродили овцы, дети носились среди деревьев в отцветающем яблоневом саду. Селение выглядело лучше многих других и жизнь в нём била ключом. — Цеха. Видите? В паре миль отсюда. Те самые цеха, из-за которых всё и случилось. Вернее, не из-за них, виной всему безотчётная жадность. Нужно распорядиться, чтобы их снесли.       Из холла послышался победный возглас Кэри. Он поднялся к приятелям и объявил: — Какое счастье, что леди Хантер постоянно любуется на себя во все зеркала, какие только видит! Мне удалось отыскать её и сообщить, где мы находимся. Это в ваших интересах ещё и потому, что вдвоём мы сможем обратить больше монет.       Чтобы жить в доме, где скончалась одинокая старуха, бросившая мыть пол, судя по его состоянию, несколько лет назад, пришлось потрудиться. Соседи заглянули помочь, но за один неполный день справиться не представлялось возможным. Катлин хотела прилечь всего на час, но внезапно провалилась в глубокий сон без сновидений. Разбудило её лёгкое прикосновение к шее чего-то чуть шершавого. Подумав, что это паук, каких по углам пряталось великое множество, она попыталась смахнуть его рукой и открыла глаза. На кровати сидел Оллфорд, его взгляд был близоруким и отрешённым. Он водил по её шее зелёной метёлкой озимой ржи. — Который час? Уже утро?       Писатель молча мотнул головой. — Значит, солнце ещё не село? Так светло… — Погляди в окно, моя милая.       Катлин приподнялась на локте и увидела вдалеке столбы пламени. — Боже, у кого-то пожар! Какое зарево! — De jure он именно у нас. Ещё бы! Не представляете, сколько ушло керосина. Я подумал, сносить цеха будет опаснее и дороже. А поскольку вокруг больше нет никаких построек и сухой травы, почему бы не избавиться от них за одну ночь? Уже утром они не оскорбят вашего взгляда. — Но мы так и не расторгли контракт с Финчем.       Оллфорд усмехнулся и с чувством прошептал: — Да пошёл он!

***

Лето того года выдалось печальным, сырым, для многих ещё и голодным. Старый дом выл и скрипел от ветра, смердел грибами в жару, а когда было прохладно, не прогревался. Томас Оллфорд всё время чувствовал себя больным, несколько месяцев у него по утрам неизменно начинался жар. Врач, которого раздобыла Катлин в городке поблизости, брезгливо оглядел стены, сплошь в пятнах от выгнивающих сучков, и порекомендовал съехать, пока не стало поздно. Однако, к осени писатель свыкся с обстановкой и окреп.       Однажды утром Катлин вошла в столовую и удивилась, обнаружив кого-то за столом ещё до рассвета. — Томас?       Тот обернулся. Это был невероятно похожий лицом, но совершенно чужой человек, с невозможным для писателя выражением — замкнутым и строгим. Сутулый мужичонка был одет в старый сюртук, залоснившийся у манжет и из чёрного ставший грязно-бурым. — Коттон Оллфорд к вашим услугам, мэм. — сказал он неприятным лающим голосом, — Я уже осмотрел ваши почвы и метод вспашки. Должен признать, последний несколько устарел. Также у меня есть нарекания к вашим зернохранилищам. Так нельзя вести дела. Ах, да. Доброго вам дня. — Польщена вашим вниманием, но… — Возможно вы не заметили, но мой братец бывает кретином относительно всего, что содержит цифры. Но это не делает его чужим человеком. Видали в цирке уродца с паразитическим младенцем, прилипшим в утробе к телу? Так вот, нас тоже разделить не вышло. Разумеется, вам решать судьбу земель. Однако, я смею предложить в следующем сезоне заняться ими вместе. Начинать лучше уже сейчас. По моим данным, урожайность можно увеличить вдвое. — Вы и есть мой деверь, о котором я так наслышана? — Скорее всего.       По старинному обычаю Катлин держала на столе хлеб. Заметив его, чужак приподнял полотенце, защищавшее корку от мух. — Сколько нужно муки, чтобы состряпать это? — Один фунт. — ответила Катлин. — Сейчас объясню так, что даже вы поймёте.       Побарабанив пальцами по скатерти, Коттон Оллфорд выдал: — Даже если не прикладывать особых усилий и не делать вложений… Вообразите себе такое: в конце сезона собрали всё зерно, смололи в муку и напекли хлебов. Их будет столько, что можно дать по одному в руки каждому подданному империи, да ещё останется на виски, которого хватит, чтобы нализался целый город. — Вы говорите серьёзно? — Должен же я чем-то искупить доставку своей отвратительной персоны в ваше жилище. Горе вам, мэм, мой характер — моё проклятие. Но такой головы, как у меня, нынче и на континенте не отыщешь. А если и удастся, то работать она будет на фабрикантов, ведь это выгоднее и проще.       Самоуверенность новообретённого деверя заставила Катлин опешить. Она тоже присела за стол и сказала: — Предлагаете вести дела вместе? Об этом можно подумать. Каковы ваши условия? — Должен предупредить, что я учёный, а не хлебороб или торговец. Мои методы уже испытаны, но хотелось бы большего размаха. Работников из-за болезни стало меньше, так? Позвольте мне механизировать ваши фермы и когда расходы окупятся, я заберу долю, размер которой… мэм?       Катлин чувствовала, как по столовой разливается до боли знакомый запах. Она закрыла глаза и схватилась за голову, заговорила твёрдо и громко: — У Тома нет никакого брата. Вы явились из Ада, хоть и выглядите, как человек. Что вам на самом деле нужно?       Изумлённый Коттон Оллфорд стянул с носа очки. — Да вы с сумасшедшинкой. — Я встречала таких, как вы. Не отвертитесь! Отвечайте! — Бог ты мой! — отшатнулся незваный гость.       В ту минуту в столовую вошёл писатель с кофейником в руках. — Стой на месте, это не твой брат! Это не твой брат, Том, он морочит тебе голову! Чувствуешь запах горящего сахара?! Вы пришли за ликвором, так? — Катлин воинственно оперлась руками на стол. — Алкоголь я пью после шести часов пополудни, спасибо. Часто с ней случаются помутнения рассудка?       Не выпуская из рук кофейника, Томас Оллфорд заключил в объятия сопротивляющуюся жену. — Свет мой, я решил добавить в это пойло карамель, чтобы хоть немного улучшить вкус. Всё хорошо. Коттон — не демон, к сожалению. Он значительно хуже, но это единственный, кто может спасти нас. Я не сказал тебе, потому что ни один здравомыслящий человек на свете не пустит на порог эту высокомерную дрянь. Единственный грех, которому он не подвержен — ложь.