Колокольчики

Йонас ненавидел. Он ненавидел эту нестерпимую боль в его черепной коробке, ненавидел тупые выверты судьбы, опустошающие его и его жизнь полностью — хотя, казалось бы, куда еще больше? — ненавидел тот факт, что этой самой судьбой он со своей болью навязан абсолютно неподходящему человеку; он ненавидел весь гребаный мир. Но больше всего он ненавидел себя: за то, что причинял боль ей. — Это надо решать, черт возьми! Он снова срывается на крик, от бессилия хватаясь за голову, до боли оттягивая смоляные пряди. Кричит громко и яростно, некрасиво кривя рот, мечется из угла в угол. Асе чудится, будто на мгновение в этой маленькой комнате три на четыре внезапно оказался кто-то другой. Аса видит перед собой загнанного раненного зверя. — Йонас, это невозможно решить. Ответ остается висеть в воздухе, вязнет в нем, словно в до тошноты приторной патоке. Четыре слова, сказанные усталым, измотанным голосом, мигом гасят весь запал мужчины. Он резко останавливается, замирая в позе брошенной кукловодом марионетки, смотрит на девушку. Аса улыбается ему, но ее глаза — почему-то всегда напоминавшие Йонасу чернослив — пустые. Йонас видит в них, глубоко-глубоко, безграничную тоску. Йонасу кажется, что эту связь ненавидит не он один. Он бесконечно сожалеет об этом. Диван раздвинут; обычно Аса устраивается на нем в совершенно невообразимых позах: закидывает ноги на подлокотник и спинку, свешивая голову вниз и протирая своей вечно пушистой гривой пол. Сегодня она сидит ровно, лишь чуть сгорбив спину — наверное, просто нет сил. Йонас подходит к ней и опускается у её ног, утыкаясь лбом в жесткую обивку справа от худого девичьего бедра; запах пыли бьет в нос. Это его диван (да и квартира), но когда это волновало Асу? Она запускает пальцы в его волосы, мягко массирует нежную кожу. Её ладошка маленькая — совершенно маленькая, тем более в сравнении с его головой, — а пальцы короткие. Но он расслабляется и выдыхает. Йонасу кажется, что Аса ненавидит его. Каждый раз Аса доказывает ему обратное.