Sorrow

Холодный воздух из открытого окна обдает горячие щеки, холодит дорожки от слез, будто гладит мягко. Кровь на ладонях медленно подсыхает, оставляя корочку. — Это лишь сон. Я знаю, такое уже было, — шепчет сам себе Лоренц, а сам гирлянду отпускать не торопится, только смотрит на оставшиеся в цепи лампочки, мигающие уже не так ярко, как в первые моменты. Мужчина в ступоре. Он не знает, куда идти дальше. Дороги вроде открыты, но и психа, сбежавшего из больницы, нигде не ждут. Ему нет места в этом мире, тем более рядом с кем-то. Недостоин чужого тепла. Недостоин чужих прикосновений. Объятий. — Ты просто мусор, Кристиан, который валяется под ногами и нервирует прохожих. Ты мешаешь им двигаться дальше, мараешь их своими случайными прикосновениями. Ты просто ничтожество. Клавишник поднимает взгляд и видит самого себя. Отражение в зеркале. Рот, искривленный в ядовитой усмешке, руки скрещены на груди. Шрамов нет, очки в той самой оправе, которую он так давно хотел приобрести. Это другой Лоренц. — Я лучше. Та самая версия тебя, которая получит все, что пожелает. И Рихарда в том числе. А ты так и останешься тряпкой. Боялся ему что-то против говорить? Боялся обидеть? Сделать что-то не так? Да ты жить боишься, а не его. Ты боишься действовать, потому что только и годен на то, чтобы в зоне комфорта дальше гнить. Кстати, а почему на тебе нет смирительной рубашки? Потерял? Ох, бедняжка. Ничего, тебя еще заберут, а пока можешь послушать, какое ты ничтожество. Ты ведь даже инициативу проявить не можешь, да? Домой пришел и молчишь. Может тебя в детстве роняли? Или ты просто сам такой долгий? Доходит медленно. Флаке терпит. Слушает эти неприятные слова и голову снова опускает, прикрывая глаза. — Хотел с ним встречаться? А почему тогда ничего не сделал для этого? Почему ты можешь только продавать свое тело? Шлюхой поработать захотелось? Не ври себе, признайся честно, что даже не надеешься на что-то. Тебе ведь только эта роль и остается, да? Я удивлен, что он тебя заметил. Тебя ведь если машина собьет, никто и не подбежит, чтобы помочь. Ничтожество. Кристиан со всей силы ударяет по зеркалу кулаком и смотрит, как быстро по всей поверхности бегут яркие трещинки. В них отражается он сам — бледное лицо с запавшими глазами, тонкие губы, очертаний которых почти не видно. Скулы еще более заостренные. — Ты мертв, Лоренц, просто мертв! Несколько осколков падает к ногам. Мужчина смотрит на них внимательно, отодвигает носком кроссовка и отходит на пару шагов назад, выпуская из рук гирлянду. Это единственный звук, который сейчас нарушает оглушительную тишину. Пока не раздается визг сирены. Они снова приехали за ним.

***

** — Соседи пожаловались на крики какого-то мужчины, звон стекла. Хотели вызвать полицию, но тихие хрипы и просьбы о помощи заставили немного передумать. Главврач трет переносицу и смотрит на карточку пациента. Галлюцинации — лишь первое, с чем Лоренц сюда попал. — Снотворное? — Да. Сильнодействующее. Будет спать до завтра. — Ему полезно. Сознание не работает. Под действием препаратов отказывается работать едва ли не весь организм, но сердце все еще бьется, а едва заметное дыхание можно проследить. Поломанной куклой Кристиан лежит в углу палаты и отдыхает. За ним не гоняются врачи, полиция не занимается его поимкой, потому что он не опасен для общества. Разве что для самого себя. На руках стерильные повязки, под которыми прячутся следы недавнего посещения квартиры. На удивление, после удара по стеклу остался только синяк. — Вы думаете, ему стоит давать сбегать? — Он еще не понял. Пусть сам догадается. — Но если все дойдет до… Крайностей? — Тогда он не выйдет отсюда до самой смерти.

***

*** Флаке смотрит на редкие снежинки, падающие с неба, прослеживает их пути-вихри. В общей комнате больницы широкие подоконники, пусть и с решетками на окнах. Для безопасности пациентов, конечно же. Здесь играют в настольные игры, читают, смотрят фильмы и сериалы. Здесь больные могут почувствовать себя снова обычными людьми. Жаль, что ложь распространяется не на всех. Кристиан знает, почему он здесь. Почему бегает и снова попадает в палату с мягкими стенами. Но не может до сих пор отличить реальность от галлюцинации. Они смешиваются воедино, не оставляя шанса на спасение. Спасение от самого себя, собственного разума, который так жестоко шутит. Мужчина уже не помнит, есть ли Рихард на самом деле, его ли квартира посещается каждый раз, он ли касался его, Лоренца, в ту ночь. Это все теперь загадка без ответа. Головоломка для тех, кому нравится часами сидеть и открывать все новые и новые факты. — Но ведь следы на спине были… — Ты сам это сделал. — Одеколон? Сигареты? — Ты же куришь, Флаке. Точно такие же сигареты. А одеколон нашел в той квартире. Он ассоциируется у тебя с приятными галлюцинациями. — Но ведь… Он же меня отправил в больницу! Сдал меня вам! Ответа не следует. Либо Кристиан прав, Рихард существует и терпит его болезнь. Либо разрушительную правду о вымышленности Круспе все еще держат в секрете. Лоренц очень хочет узнать, какой вариант здесь, в реальной жизни. Ясно же, что иллюзии не прекратятся, а гитарист будет приходить снова. — Боюсь, это сложнее, Флаке. Ты еще не готов.