Sorrow

      — Больше держать тебя в больнице мы не можем, — мужчина в белом халате ставит подпись на листке перед собой, — но направление на дневной стационар все равно выписываем. Терапию забрасывать нельзя, иначе все вернется на круги своя. Тебе сейчас важно поддерживать состояние покоя.       Флаке смотрит на угол дубового стола, перебирает край футболки пальцами. Ему все еще не по себе от случившегося.       Спустя месяц в больнице галлюцинации отступили. Реальность стала ощущаться ярче, таблетки помогли заглушить чрезмерно бурные эмоции. Теперь Лоренц тих и спокоен, пусть иногда по ночам ему мерещится тот злополучный одеколон.       — Рецепты тоже выдадите?       — Обязательно. Сразу на полгода, но, возможно, после праздников фармацевт отправит за новым. Для них в январе прошлогодние рецепты становятся неактуальными.       Вот она, свобода. Остается только собрать вещи и вернуться домой. Впереди огромное количество попыток снова научиться жить. Жить в том темпе, который сейчас видится слишком резвым. В этих стенах все ощущается иначе.       — Терапия будет поддерживающей, пока состояние не станет максимально стабильным, — перед Флаке на стол опускаются два листка-рецепта, увенчанные круглыми печатями с именем лечащего врача — Рихард Цвен Круспе. — После начнется более детальная проработка всего имеющегося за плечами.       — Вы будете ее проводить? — На задворках сознания проявляются блеклые картинки последней совместной ночи. Кристиан по привычке сдвигает очки выше по переносице и жмурится. Отгоняет непрошенные мысли.       — Я считаюсь заинтересованным лицом. Проводить терапию будет доктор Линдеманн. — Рихард устало улыбается, медлит. — Я буду отслеживать твой прогресс, но со стороны. — Круспе кивает сам себе и поднимает взгляд на часы. — Но наше общение должно быть минимальным. Для твоего же блага.       — Я понимаю. — На месте боли, обиды и страха образуется пустота. Кристиан ничего не чувствует. — Я могу идти?       — Конечно. Всего доброго.

***

      Лоренц исправно принимает таблетки, строго по часам. Посещает психиатра раз в неделю в больнице, прорабатывает все то, что принесло ему столько боли. Он больше не видит Круспе в галлюцинациях, не чувствует его прикосновений, на деле являющихся своими.       Жизнь становится рутиной, но такой спокойной.       Здесь нет места бессоннице и редким приемам пищи, которую сложно назвать полезной. Нет попыток найти чужую квартиру, силуэт в толпе. Все прошлое медленно исчезает под натиском медикаментов и правильно составленной когнитивно-поведенческой терапии. Даже доктор Линдеманн отмечает слабый, но прогресс — теперь темы с пациентом встреч становятся более разнообразными.       Флаке даже старается заводить новые знакомства, чтобы переключиться, но пока все усилия тщетны. Его интровертная натура мешает поддерживать общение слишком долго. Невозможность написать первым и вести диалог ни о чем раздражают собеседников с каждым днем все сильнее, пока у тех вовсе не заканчивается терпение.       И Кристиан принимает это.       Ему сложно достичь той же открытости и общительности, которые видит в людях. Не получается как раньше держать маску веселого человека, довольного своей жизнью.       От особенно тяжелых моментов одиночества спасают фильмы и книги, музицирование за фортепиано или даже целый час в четверг с психиатром. Пусть тот и слушает все истории Лоренца по долгу работы, этого вполне достаточно, чтобы вернуться домой удовлетворенным и несколько опустошенным.       — Вы делаете успехи, — Тилль задумчиво смотрит на своего пациента, дает возможность оставить комментарий. А когда молчание затягивает, снова возвращается к теме их разговора. — Итак, вы просили напомнить о какой-то хорошей новости, связанной с вашим кругом общения.       — Да, все верно, — робкая улыбка появляется на губах. — Кажется, у меня начались отношения.       Впервые за последние месяцы в списке контактов произошло изменение — на месте «Рихарда» без номера появился набор цифр с краткой подписью «П.Л.».