15 апреля, понедельник
«500 день трезвости» — обведено в жирный кружок.
отметить? отвезти в дом Ким продукты и спортивные костюмы
Дальше он листает медленнее, выискивая хоть какую-то связь с собой и своей семьёй.29 марта, пятница 16:00 сеанс с доктором Пак не забыть рассказать про бессонницу и попросить выписать снотворное
22 марта, пятница утром заехать к семье Ким, привезти продукты 15:00 сеанс с доктором Пак 16:00 групповое занятие?
1 марта, пятница День рождения.
Дата обведена в кружок красным фломастером. Пометки ниже:на ближайшем сеансе затронуть вопрос переезда в Тэгу пора начинать отходить от дел…
И дальше целая куча однотипных, ничего не значащих записей. Тэхён пролистывает ежедневник в самое начало, останавливая взгляд на самой объёмной записи в блокноте.6 января, воскресенье 400 дней завязки… 1 год и 35 дней…
Доктор Пак говорит, что мне нужно фокусироваться не на том плохом что я сделал, а на том хорошем что я смогу сделать в будущем, получив второй шанс. Если бы не случай с Юджон, возможно, меня бы самого уже не было, и я бы не имел возможности что-то писать. Говорит, что это нормально, что у каждого хирурга есть своё кладбище. Только не каждый терял пациента на отходах после кетаминовой ямы.
Из груди неконтролируемо вырывается крик. Он изо всех сил выдирает из себя поднимающуюся к горлу боль, только бы она не разорвала его на части. Он кричит и кричит снова, захлопывает блокнот, выбегает из комнаты. Ядовитые мысли против воли проникают в голову и впитываются словно в губку. Два года назад он был совсем незрелым ребёнком, и тому что мамину смерть констатировали лишь в больнице, не предавал значения. Как и не предавал тому, что у Хёнджуна есть знакомые в наркологической клинике, и что его забота слишком подозрительна для чужого человека и никак не связана с искренними дружескими побуждениями. «Я рад, что ты доверяешь мне и ценю это. Я сам по молодости творил всякие глупости, за которые мне приходится расплачиваться до сих пор». Глупости… Ваал исполнил его прямую просьбу, превратив в пепел последнего человека, от которого зависела мамина жизнь. Тэхён оседает на нижней ступеньке лестницы, достаёт из кармана телефон и набирает единственный номер из списка контактов, чей голос он хочет сейчас слышать, с кем может поделиться болью предательства. Он зажмуривается, ожидая звука соединения, но Чонгук сбрасывает, не отвечая, и первый и второй вызов. Оставаться здесь долго нельзя. Тэхён выбирается из дома в спешке, не забывая забрать спортивную сумку и пряча ежедневник Хёнджуна в рюкзак. Как он мог довериться и купиться на такую откровенную ложь? Странное чувство, но внутри нет к Хёнджуну ненависти. И долгожданного удовлетворения нет тоже. Он получил то, о чем мечтал, он нашёл и наказал виновного. Он так сильно жаждал этой мести… Но он не чувствует ничего, будто созданный вокруг купол заботы и покровительства разбился вдребезги на мелкие стеклянные осколки и изрешетил его насквозь. Больше не имеют смысла мечты о реабилитации отца в клинике, о таких нужных сейчас деньгах с продажи дома, о поступлении в университет, о переезде в другой город. — Чонгук, возьми, пожалуйста, трубку. Тэхён крепко сжимает корпус телефона, упёрто набирая номер несмотря на сброс вызовов. Он верит, что Чонгук не скажет ему укоризненное «я же тебе говорил», даже если будет так думать.*****
— Чонгук, — заметив его издалека, Тэхён с облегчением выдыхает, ускоряя шаг идущему навстречу парню. — Почему ты сбрасывал мои звонки? — Решил, что не нужно ничего обсуждать по телефону. — Что обсуждать? Чонгук подходит почти вплотную, преграждая собой путь к школьному крыльцу, и берёт Тэхёна за локоть. — Давай уйдём отсюда, — просит он с мольбой в голосе. — Почему? — Тэхён мечется взглядом по его паникующему лицу в поисках ответа. — Что случилось? — Давай уйдём, — повторяет он заведённо, повышая голос. — Поговорим в другом месте. Почему ты с сумкой? — Мне нужно кое-что тебе рассказать… — Эй, Гук! Двери школы распахиваются и во двор непрекращающимся потоком просачиваются группы студентов. Марк выходит одним из первых и воодушевлённо несётся к ним, перепрыгивая через три ступеньки. Чонгук шипит ругательства под нос, ловит в воздухе ладонь Тэхёна и, крепко её сжимая, пытается увести за собой. Тэхён вырывает руку, бросая строгий взгляд, кричащий «ты с ума сошёл, на нас смотрят десятки человек», но уходит за ним, стараясь держать дистанцию. Марк догоняет их, бросается к Чонгуку на спину, и когда тот резко сбрасывает его с себя, закидывает ему на плечо руку, будто они хорошие приятели. — Представляешь, я только что понял, почему Дженни тебя кинула, — он театрально хлопает себя по лбу, и на его лице ядовито расползается самодовольная ухмылка. — Она бы никогда не согласилась подставить свою задницу, я прав? Что уставился на меня? Тэхён едва сдерживается и, отведя глаза в ту же секунду, сталкивается взглядами с хмурой девушкой, следящей за ними с крыльца. Дженни обнимает себя руками, до побеления сжимая пальцами телефон. — Честно, Чонгук, я горжусь тобой, — Марк трясёт оцепеневшего Чонгука за плечо. — Даже у меня не хватило бы фантазии раздавить эту помойную крысу так эффектно. Тэхён не в том состоянии, чтобы давать реакцию на его пустые провокации — он пытается уйти, но Марк рывком преграждает ему дорогу. — Отойди, — хрипит он, злобно глядя ему прямо в глаза. — Э-э-э, — тянет Марк дразняще. — Меня наказали из-за тебя, ты в курсе? Приходить целый месяц на каникулах и подметать территорию школы. Так что фотку я разослал учителям и ещё отправил лично директрисе, очень жду их реакцию. — Какую фотку? — А ты не видел? — Тэхён… — слабо подаёт голос Чонгук. — Сколько он, кстати, попросил у тебя за секс? А, Гук? — Марк изображает задумчивость, потирая подбородок, а затем смеётся. Тэхён отключает периферийное зрение, игнорируя направленный на себя чонгуков взгляд. — Вряд ли много. Джебому он, например, предлагал за сигарету отсосать. — Заткнись, придурок! — весело кричит тот в ответ издалека. Двор постепенно заполняется студентами. — Что за фото, — повторяет Тэхён бесцветно. — Сейчас, — он воодушевлённо суёт руку в карман. — Фото того, как тебя трахнули. — Свали нахрен, Марк, — рычит Чонгук, но не делает ничего, чтобы помешать ему сделать несколько движений по экрану и поднять телефон перед Тэхёном на уровне его глаз. — Узнаёшь? Кровь в венах останавливается от увиденного. Тэхён видит на экране себя спящего. Обнажённого. Лежащего на боку в расслабленной уязвимой позе. Половина тела обвита белой простынёй, которая почти ничего не скрывает. — Сегодня утром Чонгук сбросил это в общий чат. Сердце обрывается и с оглушительным грохотом летит вниз, разбиваясь об асфальт на тысячи мелких осколков. — Тэхён… — жалобно просит Чонгук едва слышно. — Заразный непонятно чем урод, наркоман, а теперь ещё и пассивная шлюха, — Марк сплёвывает ему под ноги, наслаждаясь триумфом. — Думаю этого набора вполне достаточно, чтобы родители начали звонить директрисе, и говорить, что они переживают за безопасность своих детей. Мой отец позвонит ей первый, даже не сомневайся. Таких нужно держать как можно дальше от нормальных людей. Два шага назад вслепую, один вправо. Инстинкты вопят уйти, убежать, спрятаться. Никому не показывать уязвимость. Уши закладывает, зрение расфокусировано. Капюшоном закрыться от посторонних взглядов. Тэхён сбегает со школьного двора, чтобы не рассыпаться пеплом на глазах у всех. За спиной слышны шаги преследователя, и от этого бежать ещё больнее. — Тэхён, подожди! Дрожащие пальцы жмут на кнопку вызова абонента. — Алло? — раздаётся почти сразу в динамике. Бежать как можно дальше отсюда, спрятаться в надёжном укрытии, больше никогда никому не доверять. — Алло, Тэхён? — Чимин, ты дома? — зажмурив глаза, выдавливает он из себя через силу. — Да, я в магазине, а что? — Можно я приду к тебе? — Сейчас? — в голосе появляется обеспокоенность. — Тэхён, всё нормально? Только десять утра, тебе разве не нужно быть в школе? — Я не могу, — выдыхает он, глуша всхлипы. — Я жду тебя, — произносит Чимин и отключается. Тэхён выключает телефон и убирает в карман. — Тэхён, пожалуйста, выслушай меня, — Чонгук сокращает между ними дистанцию, но не подходит близко, оставаясь на расстоянии в несколько метров. — Я не знаю, как это случилось. Тэхён замирает на месте, оборачивается вполоборота. — Не смей, сука, ко мне приближаться, — цедит он сквозь зубы, не поднимая глаз. — Поговори со мной, прошу. Тэхён отворачивается и, не говоря больше ни слова, уходит, чувствуя за спиной шаги и непрекращающуюся слежку. Выйдя на центральную улицу, он ускоряет шаг, стараясь раствориться в потоке редких прохожих, и когда ему удаётся, наконец, вбежать в магазин, он изо всех сил захлопывает за собой дверь, закрывает изнутри на засов и прислоняется к ней лбом. — Тэхён, Тэхён, что случилось? — Чимин появляется за спиной неожиданно. Тэхён вздрагивает от прикосновения к плечу и бросается к нему в объятья, загнанно дышит ртом, отчаянно хватаясь руками за одежду. — Эй, тише, тише, всё хорошо, почему ты дрожишь? — Чимин, — он крепко зажмуривается, сдерживая подступающую истерику. — Я не могу. Плакать перед Чимином не стыдно: он уже не раз видел его в таком состоянии, и всегда выслушивал, поддерживал, помогал. И сейчас Тэхён такой же, каким был два года назад: беспомощный, одинокий, разбитый. — Пойдём скорее внутрь. Чимин забирает у несопротивляющегося Тэхёна сумку и рюкзак, проводит через магазин в квартиру и усаживает за обеденный стол. Тэхён сразу же складывает на столе руки и прячет в них лицо. Чимин бросает тэхёновы вещи около стены, на автомате включает чайник и возвращается к нему. — Рассказывай, что произошло, — он ставит на стол две пустые чайные кружки и, вздохнув, садится перед ним на корточки и проводит рукой по волосам. — Ты же знаешь, от меня не нужно ничего утаивать. — Это был Хёнджун, — Тэхён поднимает на него стеклянные глаза. — Я сжёг его вчера. — Хёнджун? — Чимину требуется несколько секунд, чтобы сообразить, откуда он знает это имя. — Ким Хёнджун? С которым работала твоя мама? — Да, про которого я тебе рассказывал, — Тэхён содрогается, вспоминая увиденное; в голову ударяет тошнота от фантомных запахов. — Утром я был в его доме, нашёл в ванной сгоревшее тело. — Ты уверен? — Чимин обескураженно опускается на стул напротив него. — Как он может быть виновен в этом? Это же бессмыслица. — В его ежедневнике всё написано, — он закрывает руками лицо. — У него были проблемы с наркотиками, и в ту ночь, когда на маму напали, он был дежурным врачом и она умерла на операционном столе. Получается, он только поэтому и помогал мне? Заботился из чувства вины, чтобы совесть свою очистить? — О каком ежедневнике ты говоришь? — Чимин подскакивает с места, реагируя на щелчок бурлящего закипевшего чайника. — Он у тебя с собой? — Да, — Тэхён трёт рукой лицо, — он лежит в рюкзаке. — Ты ел сегодня? Тэхён морщит от отвращения лоб и часто мотает головой: не отвечая на вопрос, а отказываясь от возможных последующих предложений — от одной только мысли о еде к горлу подступает тошнота. Чимин кивает с пониманием, не настаивая. Понимая, что никто из них все равно не притронется к чаю — он достаёт из первой попавшейся под руку коробки чая два пакетика, бросает их в кружки и следом заливает кипятком. Возвращает чайник на подставку и, не спрашивая разрешения, наклоняется к лежащему у стены рюкзаку, достаёт оттуда ежедневник и возвращается за стол, принимаясь его изучать. Спокойствие друга умиротворяет. Они знакомы не так уж и давно, но Чимин, сколько Тэхён себя помнит, никогда не паниковал, никогда не впадал в отчаяние, не проявлял несдержанность. Он рассудительный, взрослый, он как фундамент, удерживающий окружающие строения в вертикальном положении. — Кто этот доктор Пак, — не поднимая головы, Чимин отрывает глаза от расписанной страницы, — ты не в курсе? Тэхён, греющий дрожащие от нервного напряжения ладони о горячий чай, невольно вздрагивает. — Я думаю, это его психотерапевт, — говорит он уверенно. — Там на каждой странице есть напоминания о записи к нему на приём. Чимин долго листает блокнот молча, внимательно просматривая каждую запись без каких-либо вопросов и комментариев. — Что такое кетаминовая яма? — спрашивает он наконец через долгие минуты молчания, дойдя до самой значимой страницы. — Я не знаю, Чимин, — Тэхён задумчиво шмыгает носом. — Трип от какого-то тяжёлого наркотика. Чимин озадаченно хмыкает, достаёт телефон и вводит что-то в поисковике. — Медицинский препарат, — зачитывает он вслух монотонно, делая большие паузы. — Используется в хирургии внутривенно в качестве наркоза, внутримышечно как анестетик, — Чимин чешет бровь, пролистывая пальцем неинтересные абзацы. — Имеет форму белых кристаллов. В маленьких дозах является психоактивным веществом и нелегально используется для достижения наркотического опьянения. Вызывает эйфорию, видения, галлюцинации. Самый большой эффект от кетамина называют кетаминовой ямой. — Я хотел наказать убийцу, того, кто напал на маму, — Тэхён сглатывает горький ком; застывший взгляд направлен в одну точку. — А наказал того, кто всего лишь не смог её спасти. Он был больным, зависимым человеком, — он поднимает глаза, смотрит Чимину в глаза. — Который несмотря ни на что сумел найти в себе силы вылечиться и начать всё сначала. Ваал исполнил моё желание слишком буквально — помог мне испепелить виновного в маминой смерти. Получается, я убил невиновного человека? — Знаешь, Тэхён, на твоём месте я бы не торопился его оправдывать, — тяжело вздохнув, Чимин гасит экран телефона, закрывает ежедневник и кладёт его в центр стола. — Я просмотрел все эти записи… И знаешь, что я думаю? Он не только употреблял, но и был поставщиком, или посредником у более крупного поставщика. Как, по-твоему, он мог подсесть, если через него не проходил неконтролируемый препарат без учёта и в большом объёме? Тебя это удивляет? — он хмыкает, переводя внимание на завибрировавший телефон. — По статистике именно полиция и врачи являются основными наркодилерами. Те, кто должен нести закон и здоровье. Зачем Чонгук мне звонит? — Не отвечай ему! От упоминания этого имени внутри всё переворачивается. Тэхён пытается сделать вдох через приоткрытые губы, чтобы сдержать накатывающую боль, но глаза предательски заполняются слезами, выдавая подлинные эмоции. — Что он уже натворил? — Чимин гасит экран, заглушая настойчивую вибрацию, вскакивает со своего места и подходит к Тэхёну. — Вы поссорились? — Вчера после всего, — из-за потока слёз мысли формулируются в слова с трудом, — он остался у меня. — И? — Чимин садится перед ним на корточки и трёт ладонью бедро, готовясь внимательно выслушивать. — У вас что-то было? — Мы провели вместе ночь, — Тэхён выдыхает в сложенные у лица ладони. — Принести тебе воды? — спрашивает он, получая в ответ невнятное мотание головой. — Он обидел тебя? — Он… — зажмурившись, Тэхён продолжает мотать головой. — Он разослал всей школе, — от недостатка воздуха под веками расходятся цветные круги. — Сфотографировал меня, когда я уснул и разослал всем. Меня без одежды, Чимин… Я вчера наговорил столько всего лишнего… — Ты влюбился, — Чимин поднимается на ноги, чтобы провести ладонью по мягко вьющимся волосам. — Зачем он это сделал? — Тэхён поднимает на друга умоляющий взгляд. — Я ведь доверял ему. — Такие, как Чонгук, — с сожалением произносит Чимин. — Редко заботятся о чувствах других. — Я просил его никому не говорить о том, что мы… — Тэхён вспоминает осуждающие взгляды, которые были направлены на него, а не на того, кто унизил предательством — разорванное сердце ломает изнутри рёбра на осколки. — Я больше не смогу появиться в школе. Он казался таким искренним со мной, как я мог так ошибаться? — Шшш, — Чимин обнимает его, крепко прижимает к груди голову. — Всё наладится. Осознание того, что Чонгук не единственный, в ком он ошибся — вызывает новый приступ фантомного удушья. Вкус предательства горький. Тэхён чувствует себя таким обманутым, таким униженным, использованным. Если Хёнджун действительно замешан в распространении наркотиков в Санджу, значит, его бескорыстная помощь отцу — такой же очередной лицемерный порыв с целью угомонить свою совесть. — Не поднимай! — в панике вскрикивает он, услышав очередную вибрацию чужого телефона. — Всё в порядке, — Чимин бросает взгляд на экран. — Это Намджун. — Всё равно! Не бери… Чёрт… Они с Хосоком уже наверняка обо всём знают. — Не буду, — обещает он, тут же смахивая с экрана входящий вызов. — Но прятаться от всех неправильно. Мы на твоей стороне. — У меня такое чувство, — говорит Тэхён надломлено, обнимая себя руками. — Будто из меня душу вытащили. — Это пройдёт, — обещает Чимин. — Время поможет.*****
Тэхён резко вздрагивает, распахивает глаза, не сразу осознавая где он находится. Вокруг темно и тихо, он накрыт тонким покрывалом. Последнее что он помнит — Чимин дал ему выпить какое-то успокоительное и предложил прилечь на полчаса отдохнуть на диван. Отдохнуть не получилось. Как только открылись глаза — внутреннее месиво ожило снова. Откинув плед, он поднимается на ноги и идёт обратно на кухню. — Почему ты не разбудил меня через полчаса? — спрашивает с порога. Чимин сидит за столом, согнув одну ногу в колене и прижав к груди и листает что-то в телефоне. — Ужинать будешь? — спрашивает буднично, не отрывая глаз от экрана. — Сколько сейчас времени? — Половина девятого. — Ты из-за меня не открывал магазин целый день? — Тэхён опускается на ближайший стул, ставит локти на стол и закрывает ладонями лицо. В голове нет ни единой мысли, что делать дальше. — Прости. — Я переписывался с Намджуном, — говорит Чимин спокойно, откладывая телефон в сторону, на что Тэхён поднимает настороженный взгляд. — Он спрашивал где ты, я сказал, что со мной. Они с Хосоком хотели прийти, я разрешил. — Так, и… — Тэхён не может уловить суть. — Они приходили? — Нет. Намджун написал потом, что Чонгук сидит под дверью магазина, ждёт тебя. Они не стали подходить, чтобы не пересекаться с ним. — Я тоже не хочу его видеть, — Тэхён впервые жалеет, что их городок настолько мал. — Что ещё он хочет от меня? — Это было ещё днём, наверняка он давно ушёл. Но если хочешь, оставайся у меня, комната Юнги свободна, — предлагает Чимин. — Он вернётся только завтра к обеду. — Я не могу остаться, мне нужно вернуться домой, — Тэхён трёт глаза, возвращая утерянное самообладание. — Нужно придумать, как сказать папе о том, что никакой поездки в клинику не будет. Скорее всего завтра его уже выпишут. Я должен быть дома. — Если хочешь, мы проводим тебя. Намджун и Хосок гуляют снаружи. — Хорошо, — Тэхён удовлетворённо кивает, решительно вставая со стула. — Оставь здесь, — Чимин забирает из его рук сумки, заметив с каким бессилием Тэхён смотрит на свои вещи. — Завтра заберёшь. — Спасибо. Тэхён прячет руки в карманы, устало склоняет голову, спрятанную в капюшоне, и выходит с Чимином на улицу. Вечерний летний воздух пахнет раскалённым за день асфальтом, повсюду трещат довольные своей жизнью цикады, но Тэхёну всё равно холодно и неуютно даже в тёплой закрытой одежде. — И, Тэхён, — вставив в замочную скважину ключ, Чимин останавливается и обращается к другу, ловя его взгляд. — Я знаю, что сейчас у тебя в голове, но помни: это он тебя недостоин. Не наоборот. Если бы можно было себе приказывать, что чувствовать. Он поворачивает в замке ключ, прячет его в карман джинсовки и, достав телефон, быстро печатает короткое сообщение. — Идём? Я написал Намджуну, что мы вышли. Тэхён безразлично кивает, глядя себе под ноги. — Тэхён? Знакомый голос иголками проникает под кожу. Тело, игнорируя громкий голос рассудка, реагирует предательски. Ноги перестают слушаться, дыхание учащается, горло сковывает опоясывающая боль. — Чонгук, даже не думай подходить, — Чимин крепко сжимает пальцы на локте Тэхёна. — Тэхён, умоляю, выслушай меня, — повторяет он. — Не уходи вот так. Я весь день ждал тебя. — Что? — отвечая, он не узнаёт собственный голос. — Что ты можешь мне сказать? Он крепко сжимает кулаки и смело поднимает голову, готовясь стойко встретить его взгляд. Сердце в груди сжимается от жалости до крохотной песчинки. К сожалению, любовь к человеку нельзя убить в себе в одночасье. Чонгук сам еле держится на ногах. Его глаза красные и опухшие от слёз, лицо бледно-серого цвета, волосы взъерошены. Он выглядит так, будто вот-вот рассыпется пеплом. Встречается у некоторых людей удивительная способность: предать, а потом вести себя и выглядеть так, будто это их предали. Они молча смотрят друг другу в глаза. Намджун и Хосок подходят к ним, становятся между Чонгуком и Чимином. — Я, клянусь тебе, я не понимаю, — произносит Чонгук с надрывом. — Каким образом твоя фотография попала в школьный чат. Тэхён мотает головой на каждое его слово. Лучше бы он нашёл в себе смелость сказать правду. Лучше бы молчал. Лучше бы вообще не приходил. — Хочешь, — Чонгук делает шаг вперёд, — я встану на колени, чтобы ты мне поверил? — Просто… ответь только на один вопрос, — Тэхён делает паузу, чтобы голос не сорвался. — Это ты фотографировал меня? — Я, — он гулко сглатывает и тут же пытается оправдаться, уточняя: — Но я сфотографировал для себя. Я не собирался никому её показывать… Тэхён не даёт ему договорить. Он бросается вперёд, замахиваясь кулаком, но в самый последний момент ярость смягчается болью: ранить Чонгука равносильно, что ранить самого себя, такое уж у него понятие любви, и он разжимает пальцы и звонко бьёт раскрытой ладонью по щеке. Никто из парней не вмешивается, не пытается его остановить. Даже звука не издают. Чонгук не пытается увернуться от удара, хотя мог бы, Тэхён уверен; не замахивается в ответ, чтобы дать сдачи. — Я больше не хочу тебя знать, — произносит Тэхён бесцветно. — Это конец. То, что я говорил вчера — забудь. Порозовевшая после удара кожа ни черта не приносит облегчения, но хотя бы заставляет его умолкнуть. Я, я, я. Чонгук так ничего и не понял. Ничего не почувствовал. Не сдержал своё обещание. — Ты для меня умер. — Тэхён, — умоляет Чонгук, всхлипывая. — Не надо. — Насколько сильно я любил тебя вчера, настолько же сильно ненавижу сегодня, — он отступает назад. — Как только я найду тебе замену — ты больше не будешь частью нашего круга, — он бросает уязвлённый взгляд на Намджуна и Хосока в поисках поддержки. — Если станешь настаивать — уйду я, но не думаю, что тебя кто-то поддержит. — Прости меня… — Не надо меня провожать, — говорит он остальным. — Я хочу побыть один. А ты, — обращается он к Чонгуку, — если вздумаешь опять за мной переться — я тебя живьём сожгу, обещаю. Тэхён сбегает от всех, петляя тёмными переулками и избегая любые людные места. Каждые сто шагов оглядывается назад: ему постоянно мерещится, что Чонгук его преследует, что увязался следом несмотря на угрозы. Тэхён ненавидит в себе это жалкое уничтожающее чувство, это глубинное желание, чтобы он там всё-таки был, чтобы, несмотря ни на что, не бросал его одного. Домой он возвращается поздней ночью и замечает ещё издалека, что в нескольких комнатах на первом этаже зажжён свет. Входная дверь прикрыта неплотно и не заперта на замок — это сразу настораживает Тэхёна. Он с замиранием сердца распахивает дверь настежь и перешагивает порог дома. — Кто здесь? — спрашивает он громко строгим тоном. — Папа? Ты дома? На кухне никого нет. Кумар от сигаретного дыма щиплет глаза. Тэхён осматривается и замечает явные следы чужого присутствия: неплотно задвинутые выдвижные ящики, использованные стеклянные стаканы на тумбе, которых утром не было, пустые пивные банки и бутылки из-под водки, валяющиеся в раковине. Слишком много алкоголя для одного человека, слишком дорого для отца. Тэхён пятится назад, возвращается в коридор и, заметив включенный свет в комнате отца, идёт туда. Прежде чем заглянуть в спальню — он крепко сжимает губы. — Пап? — слабым голосом зовёт Тэхён, несмело ступая вперёд по скрипучим напольным доскам. Отец вернулся. Сидит на полу около своей кровати, опёршись на неё спиной. Голова откинута на покрывало, замерший взгляд устремлён в потолок. Рот приоткрыт, узкие губы искривлены, уголки опущены вниз. Тэхён хочет отвернуться, но не может. Стоит и смотрит терпеливо, ожидает пока тот моргнет, пока дрогнут ресницы, и сам не моргает, чтобы не упустить момент. — Пап? Он опускает тяжёлый взгляд на неестественно неподвижную грудь, на лежащие вдоль тела расслабленные руки. Боль накатывает волнами, сковывает дыхание, приводит в оцепенение. Размытый взгляд бесцельно мажет по комнате. На стоящей около кровати низкой скамеечке видны свежие разводы белого порошка. Рядом валяется начатая бутылка выдержанного виски — в их доме никогда не было такого дорогого алкоголя. Безымянные таблетки в прозрачном конверте, куча сигаретных бычков. Будто совсем недавно здесь что-то бурно праздновали, и в доме был кто-то ещё, кто позже сбежал. Тэхён замечает свою скомканную толстовку, висящую на спинке стула. Он точно помнит, что оставлял её на кухне. В кармане лежали подаренные Намджуном им с Чонгуком деньги — Тэхён не успел их спрятать. Проверять их наличие сейчас не имеет смысла — он точно знает, что их там больше нет. Он чувствует разливающийся по венам жар, который, концентрируясь в ладонях, заставляет кожу на них вспыхнуть алым огнём. Тэхён задумчиво смотрит на свои руки, а затем крепко сжимает пальцы в кулаки, заставляя его потухнуть. Всё зря. Даже самая могущественная сила круга не способна ему помочь. Какой смысл возвращать к жизни человека, который сам стремился умереть? Ему нужен не живой отец, ему нужен отец, который хочет жить. А в этом Тэхён бессилен. Морщинка между бровей разглаживается, губы расслабляются. Боль становится глухой, уходит на второй план. Посторонние мысли переходят в режим фонового шума, не добираясь до сознания. Всё происходящее кажется сном, непрекращающимся ночным кошмаром. Пошатываясь от бессилия, он медленно выходит из комнаты и бесцельно плетётся по ступенькам на второй этаж, заходит в свою спальню, где прошла вся его жизнь. Комната ещё хранит запах прошлой ночи, запах Чонгука. Он не замечает момента, когда ладони воспламеняются снова, зудят от накопленной в них силы, от переизбытка эмоций. Тэхён смотрит на пустую кровать и вспоминает обрывочные фрагменты из детства, яркие моменты, когда он, маленький и беззащитный ребёнок, перед сном лежал на маминых коленях и слушал сказки, которые она читала ему на ночь, вернувшись поздним вечером после тяжёлой смены в больнице. Вспоминает папины касания к волосам и поцелуи в лоб — Тэхён помнит, что притворялся спящим в эти моменты, потому что считал себя слишком взрослым для проявления подобных нежностей. Тогда от него ещё пахло краской и машинным маслом. Мгновенно переносится в прошлую ночь и будто видит себя со стороны, сидящего лицом к лицу у Чонгука на коленях, пока тот держит его в своих руках так, словно Тэхён самый ценный, самый любимый на свете человек. Зрение, слух, обоняние отключаются. Тэхён незримо смотрит перед собой, проводит горящими пальцами по деревянному изножью кровати, делится с ним огнём. Пламя перекидывается на покрывало, поднимается свирепым столбом. Тэхён проходит дальше, скользит ладонью по краю письменного стола, по учебникам, тетрадям, по задвинутым занавескам и подоконнику. Прижимает руку к стене и медленно идёт к выходу, оставляя огненный след на обоях. Коридор заполняется жадными языками пламени за его спиной. Деревянные перила под ладонью покорно занимаются огнём, жар расползается по столбикам вниз и переходит на ступеньки. Он спускается вниз, заходит в комнату отца. Руки делают всё сами. Ресницы дрожат от гуляющих по кругу горячих вихрей. Огонь пожирает все, до чего дотягиваются его голодные языки. Когда видимость пропадает и дышать становится невыносимо из-за жара, Тэхён разворачивается и уходит на кухню; невесомыми касаниями поджигая всю мебель и стены на своём пути. Сопровождаемый огнём, медленно проходит в прихожую. Останавливается перед распахнутой дверью и задумчиво смотрит на улицу. Там глубокое чёрное небо, сочная зелень деревьев, свежий прозрачный воздух, который сквозняком проносится в дом, разжигая неистовое пламя. Горло першит из-за проникающего в лёгкие угарного газа, глаза застилает мутная пелена гари. Тэхён задерживает дыхание, но сдавленный кашель все равно прорывается в обход плотно сжатых губ через ноздри, выталкивая из лёгких ядовитый воздух. Огонь подползает к порогу, окружает со всех сторон непроходимой стеной. Стеклянный взгляд широко раскрытых глаз не смотрит на улицу, он устремлён внутрь. Времени на принятие решения остаётся всё меньше. Оставить всю боль в доме позади себя и продолжить бороться. Или... Можно... Закончить... Борьбу... Тэхён опускает веки, смиренно склоняет голову. Поднимает руку и захлопывает перед собой дверь.