Соловьиная песнь

      — Затягивай туже, — шипела Мэри, втягивая животик, подчиняя свое тело нещадному корсету.       — Куда же Вы сегодня, мэм? Это платье прекрасно, но оно совершенно не похоже на Ваши обычные бальные наряды. Нет кринолина, но такие броские цвета…       Действительно, платье было без кринолина, она заказала его у портного несколько недель назад, по правде и не зная, для какого случая может пригодиться столь экстравагантный наряд. Однако концепция платья в ее голове была четко обрисована. Это не было одеянием скромной аристократки, незамужней леди, не было одеянием буржуа и уж тем более не было одеянием провинциалки. Сама того не понимая, Мэри придумала что-то совершенно первопроходческое.       Портной внимательно выслушивал девушку и в итоге заключил: «Что ж, это будет самая необычная из моих последних работ!» Платье было соткано из бордового атласа, со струящимися, легкими рукавами и подолом, украшенными черным благородным кружевом. Юбка, действительно, без кринолина, но достаточно объемная и в то же время не стесняющая движения. Декольте достаточно глубокое, но не вульгарно открывающее все самое сокровенное, а изысканно подчеркивающее белую гладкую кожу под ключицами.       Мэри хотела надеть жемчуга, подаренные ей Биллом, впрочем те совершенно не сочетались с платьем, и она выбрала неведомо как оказавшееся у нее гранатовое ожерелье. «Вот я там всех удивлю!» — думала она немного по-детски, готовясь к своей рискованной и безрассудной поездке.       — Поверь, Дэйзи, это платье найдет достойное применение, — отвечала она, сдерживая улыбку, вызываемую мыслями о том, как прекрасно она будет выглядеть.       — Но разве Вы не скажете…       — Нет. В этом нет никакого веселья. Я уже взрослая и не обязана отчитываться ни перед кем.       Смущенная Дэйзи потупила взгляд, заканчивая с застежками. Ее давно настораживало поведение хозяйки, а теперь мисс собирается ехать не пойми куда, да еще и в таком странном виде. Нет, ей нравилось платье, но оно совершенно не соответствовало положению Мэри в обществе. Где видано, чтобы девица одевалась так вызывающе? Да еще и не следуя последней моде.       — Мэм, почему Вы не заведете себе еще прислугу? У Вас ведь есть деньги. Я иногда не понимаю Вас, может быть, было бы лучше, если бы был кто-то помоложе вместо меня.       И действительно, бедняга Дэйзи выполняла функции поварихи, дворецкого, горничной и даже немного няньки. Раньше в этом городском пристанище семьи Грей жил старый черный лакей, скончавшийся незадолго до миссис Грей. Была горничная Шуга, которую так прозвали из-за болезненной любви к сахару. Но Мэри освободила ее от обязанностей в период скорби по родителям. Видно, служанка ее раздражала. Только вот замену Шуге она так и не нашла, да и не похоже было, что собиралась.       Девушку в ее нынешнем состоянии не очень заботил тот факт, что на уже пожилую Дэйзи свалился весь груз домашних обязанностей. Надо заметить, это обычно окупалось для негритянки любовью и дружелюбием хозяйки, а теперь та стала холодна, явно увлеченная или обеспокоенная чем-то. И последняя радость в жизни Дэйзи пропала. Она хотела бы знать причину изменений, так сильно повлиявших на поведение юной леди, но Мэри пресекала все попытки разузнать, что происходит в ее душе.       Мэри села в экипаж и назвала извозчику адрес. Это было опасно. Все знают, как горазды извозчики на сплетни, а тут такая нарядная и очевидно богатая мисси собиралась посетить танцы на Пяти улицах. Не бал, не званый ужин. Танцы.       И, несмотря на безобидное название, это было очень подозрительное мероприятие. Во-первых потому, что нога аристократа редко ступала на улицы небезызвестного района, во-вторых потому, что те самые танцы почти всегда оказывались скоплением воров и шлюх, на день облеченных в маски обычных людей.       Туда не пускали кого попало, бедняков обычно вышвыривали наружу, но контингент таких собраний все равно оставлял желать лучшего. В самом редком случае там мог объявиться кутила из высшего общества, ищущий приключений и легкой любви или благовоспитанный рабочий, решивший развлечься хоть раз за месяцок.       Остальные в основном так или иначе имели непосредственное отношение к преступности. Нельзя было давать симпатичным одеждам себя обмануть. Далеко не все воры выглядят как злобные оборванцы, некоторые похожи на настоящих щеголей, немного гипертрофированных в своих манерах и стиле.       Тот, кто был близок к настоящим джентльменам, легко мог бы отличить оригинал от этой пестрой вульгарной подделки, но славные наивные беднячки часто покупались на обертку, с позором теряя невинность по вине какого-нибудь молодого повесы, юркого лжеца и негодяя.       Грей знала, куда она едет, но чрезвычайно наивно полагала, что ее защищает некая невидимая броня. С этими дурами может случаться что угодно, но только не с ней.       Она вошла в зал. Это было двухэтажное просторное деревянное помещение, приукрашенное яркими плакатами и обильно освещенное. Мэри стало душно, едва она попала внутрь. Девушки хихикали, молодые люди рыскали по залу в поисках партнерш, мужчины что-то яростно обсуждали, обосновавшись на втором этаже.       Мэри, уверенная в своем плане, не допускала даже мысли, что Билла тут не будет. Подобное торжество не могло обойтись без короля преступности, Мясника. Не сказать, что он любил именно это веселье, бурное, задорное и даже вполне безобидное. Уильям Каттинг не снисходил до танцулек. Ему не надо было выплясывать с какой-нибудь милочкой кадриль, чтобы заполучить ее.       Ей стало смешно, она не могла представить себе Билла, такого серьезного и зловещего, танцующего чего-нибудь этакое. Но он ведь тоже когда-то был молодым и, должно быть, когда-то не хромал на одну ногу, а глаза у него было два. В те далёкие времена он, быть может, позволял себе такие же легкомысленные увлечения, подчиняясь общим настроениям юношества.       Пока музыка играла не для танца. Скрипачи расхаживали по залу, создавая своей игрой некоторую атмосферу, предшествующую предстоящему гулянью. Но не нужно было музыкантов, чтобы настроить народ на нужный лад. Все и так были возбуждены, искрились неподдельным весельем. Мэри решила, что Билла следует искать наверху.       Каждый шаг ее сопровождался чьим-нибудь вырвавшимся наружу в той или иной форме удивлением из толпы. Девушки, разодетые ярко, но совсем не так дорого и изысканно, тускнели на ее фоне, зеленели от зависти, перешептывались и расспрашивали друг друга, не знает ли кто этакую птицу. Мужчины же были околдованы, как только случайно их взгляд падал на прелестную незнакомку. Ее одежда вызывала двойственные чувства: «Она богата, но… она не из знати. Знать так не одевается».       — Позвольте, красавица, куда Вы спешите? Не могу ли я составить вам компанию? — отважился заговорить с ней один юноша с прекрасным звонким голосом и золотистыми кудрями. Мэри взглянула на него не без доли кокетства, мило улыбнувшись, но тут же посерьезнела:       — Нет, сэр. Я тороплюсь по делам.       — Какие дела могут быть в такой замечательный вечер? Разве Вы здесь не для того, чтобы развлекаться? — не отставал местный Аполлон в клетчатом фраке.       Мэри бы позабавил флирт с ним, если бы она была в привычном для нее окружении, зная, что вольность ничем не грозит. К тому же, ее мысли сейчас занимал Билл, а отнюдь не этот красивый юнец.       — К мистеру Каттингу, — отрезала она сурово. И парень с понимающим видом отступил в толпу.       Больше препятствий на пути она не встретила.       Мэри приятно холодило лезвие ножа, закрепленного под подвязкой чуть выше колена. Она увидела единственный доступный ее взгляду стол с несколькими стульями вокруг него, за которыми сидели, по всей видимости, важные шишки, и поняла, что идет по правильному пути.       Различив фигуру Билла, как всегда сидящего как бы и во главе стола, и одновременно в тени остальных, Мэри снова ощутила то сладкое чувство свободы, подходя к мужчинам. Среди них была и женщина, но, обменявшись взглядами с Биллом, она встала и вышла, пройдя в дюйме от Мэри.       Если кто-то и мог соперничать с мисс Грей в красоте и изяществе на этих танцах, то это точно была она. Мэри с любопытством и мало скрываемой неприязнью глянула на девушку, которая несмотря на это вполне очевидное отсутствие дружелюбия улыбнулась ей очень непосредственно, тряхнув головой.       Светло-рыжие волосы, как бы случайно вырвавшиеся из прически волнистые прядки, немного раскосые голубые глаза, блестящие интересом, чувственные губы и просто вопиюще открытое голубое платье из шерсти.       «Нет, это не шлюха», — мысль, которая должна была успокоить неосознанно ревнующую Мэри, наоборот омрачила ее сознание. Но, быстро оправившись, она на время отодвинула образ развязной красотки на второй план. Билл сразу заприметил ее, подав знак той девице, но только сейчас подозвал:       — Посмотрите-ка, добрые господа, какое сокровище пожаловало в эту дыру, — громогласно объявил он, намекая на роскошный наряд Мэри. — Здравствуй, Птичка, присаживайся.       Билл хлопнул рукой по стулу рядом с собой, и Мэри, очаровательно улыбаясь маститым бандитам, немного озадаченным появлением странной гостьи, заняла свое место. А место было рядом с Биллом, мысль эта неизменно грела ее самолюбие. Но ведь тут только что сидела та рыжая дрянь.       Билл рассмеялся, глядя в глаза Мэри. Кажется, остальные его больше не заботили. Сегодня он был одет более чем солидно. Черный галстук, иссиня-черный жилет и брюки в популярную в то время широкую полоску. Посмотреть, так прямо настоящий джентльмен.       Но лицо его оставалось прежним, во что бы он ни был одет. Хищный взгляд, сломанный когда-то давно нос, тонкие губы под идеально закрученными усами, густые брови, изогнутые как бы в насмешке, шрам на скуле. Нет, джентльмены так не выглядят. Но бандиты тоже.       Или Мэри недостаточно знает о бандитах? Ведь тот молодой человек, похожий на ангела со своими блондинистыми кудрями, тоже был из его круга. Но если тот выглядел как серафим, то Билл напоминал скорее Мефистофеля, более грубого, более прямого, чем персонаж бессмертной трагедии Гете, но по-своему очаровательного.       — Кто она? — Билл кивнул головой, указывая на удаляющуюся фигуру девушки в голубом платье. — Не удивляйся так, у тебя на лице написан этот вопрос. Это Дженни Эвердин, первоклассная воровка, похитительница мужских сердец. Она обменивалась со мной полезной информацией. А что ты думаешь о ней, дорогуша?       Бандиты все так же сидели на своих стульях, опасаясь, что покинуть их без указа Билла может быть нежелательно для репутации. Никто не любит, когда в миллиметре от уха пролетает нож. Мэри решила не отвечать сразу, взвесить свои слова, а также выразительно посмотрела на мужчин, сидящих на своих местах, как истуканы.       — И правда, — смекнул мужчина. — Не видите, я разговариваю с дамой? Ах, да, Макглойн, не думай, что я забыл об уговоре.       О каком уговоре шла речь, для Мэри так и осталось тайной, но, наверное, ничего важного в этом не было. Важно было, что она осталась наедине со своим другом и врагом в одном лице. Ей припомнился вечер в саду. Интересно, помнил ли о нем Билл?       — Она красивая и у нее очень проницательный взгляд. Наверняка эта Дженни умна и точно знает себе цену, — наконец ответила мисс Грей, провожая глазами уходящих.       — Да, это так, особенно про цену. Джен часто прячется под личиной наивной очаровательной дурочки, но тебя-то не проведешь, так?       — Если бы я застала ее где-нибудь в другом месте, может быть, ей удалось бы обмануть меня.       — Твое счастье — она не работает с женщинами, — усмехнулся Билл и хлебнул бренди. — Знаешь, это ведь я ее создал. Когда я нашел ее, она была растерянной малявкой, сиротой с ободранными коленками. И что-то такое я в ней увидел…       — Вы ее вырастили? — спросила Мэри, снова обращаясь на «Вы». Она видела, как Мясник помогал бедной женщине, но если он еще и воспитал ребенка, внутренний мир девушки грозил перевернуться вверх дном.       — Можно и так сказать. На самом деле Дженни вырастила улица, но я дал девчонке почву для цветения. Оказалось, воровство — ее талант. Разве она узнала бы об этом, если бы ее родители не изволили так рано отправиться в могилу? Или если бы я не направил ее? Пути Господни воистину неисповедимы.       Мэри, конечно, не раз слышала это выражение, но никак не ожидала столкнуться с ним здесь. Билл тем временем продолжал:       — Вы, бедняжки, живете от бала до бала, развивая единственный свой навык — очарование. Вот так надо краснеть, вот так надо смотреть на мужчин, а этак на женщин. Потом вы находите себе какого-нибудь плешивого аристократишку, он вами завладевает, и что дальше? Все. Жизнь началась, жизнь закончилась. Носи платья цвета дерьма, миссис как-тебя-там, ходи кругами около своего непутевого мужа, глупо улыбайся, вышивай, толстей, рожай пять детей, носи траур и наконец — апогей! Умри! Кто же при такой жизни раскроет себя? Вышивальщицы? Сплетницы? Свиноматки? Но разве женщина не способна на большее? Кто-то уже с детства теряет эту искру настоящей жизни, превращаясь в унылый пустоцвет, безмозглую и серую девку, а чья-то искра все никак не хочет угасать. Я углядел это в Дженни, когда она была босоногой малышкой и вижу в тебе, Птичка. Ты не создана для того мира, в котором ты живешь. Ты больше их.       Мэри не могла вымолвить и слова, да и не смела оборвать этот монолог. Она уже и забыла о Дженни. Слова Билла будто кромсали, рвали в клочья ее картину жизни, которую она рисовала так упорно под наставничеством родителей и нянек.       Она понимала, что этот бандит с чуткостью матери, знающей свое дитя вдоль и поперек, одну за одной вскрывает ее душевные раны, возбуждает сомнения, давно задавленные влиянием правил, поставленных обществом и самой ею. Каждый удар попадал точно по цели. То, о чем не решалась говорить и даже думать Мэри, только что было откровенно без обиняков высказано Каттингом.       — Знаешь, где твое настоящее предназначение? — устрашающе спросил Билл, склонив голову. У Мэри пробежали мурашки по телу.       Мужчина резким движением взял ее за ногу под платьем, положил ее на свои колени и, ухмыляясь, запустил руку под юбки. Мэри была настолько поражена, что, не будучи в состоянии сказать хоть слово, молча наблюдала, беспомощно хлопая ресницами-веерами. Пальцы Билла нащупали ленточку подвязки, а вместе с ней и рукоять подаренного им ножа.       Он вытащил нож, но пальцы на пару мгновений дольше, чем надо, задержались на бедре девушки. Мэри не дрогнула, хотя ощутила приятное покалывание в области живота. Когда мужчина наконец извлек нож, она тут же пришла в себя и покраснела от сознания своей порочности.       Она допустила, чтобы мужчина прикоснулся к ней, да еще и так… «Надеюсь, мать с отцом не смотрят на это с небес», — судорожно подумала девица, упрекая себя в том, что ей понравилось.       — Здесь. На кончике лезвия, Птичка. Я научу тебя использовать его, и нож из страшного оружия превратится в твоего товарища. Зря ты носишь его без ножен. Так можно и пораниться. Ты бы ведь не хотела, чтобы твои прелестные ножки пострадали от порезов?       Нога Мэри, кстати говоря, все еще лежала на коленях Билла. Она огляделась по сторонам в надежде, что никто не видит этого безобразия и оказалась права. Всех точно ветром сдуло. Внизу слышалась музыка, а здесь не было ни души. И даже если бы кто-то объявился, то мог бы попросту не заметить этот темный край залы. Должно быть, веселье началось. И там, и здесь.       — Я пришла рассказать кое-что, — сказала она и осторожно составила ногу на пол. Билл положил нож на стол и облокотился на спинку стула, сомкнув пальцы в замок. — Недавно Тернер, тот самый, что добивался моей руки, решил пойти напролом и, кажется, собирался обесчестить меня, чтобы я была вынуждена выйти за него замуж. Этот подлец подкараулил меня у моего же дома.       Каттинг внимательно слушал, нахмурившись. Громкая музыка и разговоры снизу как будто звучали где-то далеко, Мэри слышала их нечетко, расплывчато, как фон, как стрекотание сверчков в ночи. Сейчас ей было важно, как отреагирует мужчина, кровь пульсировала в висках, а в глазах начало темнеть.       — У тебя был нож? — коротко спросил он.       — Нет…       — Почему?       — Потому что… — Мэри опешила, не зная, что и сказать. — Я хотела уйти, отстраниться от этой моей стороны жизни. Хотела снова жить так, как раньше.       — Но от судьбы-то не убежишь, — улыбнулся Билл почти дружелюбно, положив руку ей на плечо. — Ты пришла сюда, значит, твои намерения пошли прахом.       — Из-за Дэвида Тернера, — почти рыкнула девушка, едва сдерживая кипящую злость.       — И ты хочешь проучить его? Как? Желаешь, чтобы я послал кого-нибудь припугнуть его или, может быть, сам прискакал на коне и вызвал его на дуэль? Причем желательно на шпагах?       — Нет, не совсем. Я не хотела бы оставаться в стороне. Мое участие нежелательно, оно могло бы вызвать слухи, но в чем же смысл мести, если он сможет не понять, от кого она? — сказала она уже спокойнее, чувствуя нотки поддержки в этом болоте сарказма.       — Вот и та самая золотая жила, Птичка. Я слушаю твое предложение.       Она выложила план Мяснику. Тот обдумывал его с минуту и, поводив глазом по комнате, поднялся во весь рост, выпрямился и провозгласил:       — Все для моей Птички. Это будет несложно, но явно доставит тебе удовольствие. Да и мне тоже. На дух не выношу этих джентльменчиков с накрахмаленными воротничками. Немного жестоко с твоей стороны, но так даже веселее. Тех, кто обижает хорошеньких леди, надо наказывать со всей строгостью.       Мэри несказанно обрадовалась такому решению. Она была готова броситься на шею мужчине в порыве ликующей благодарности и непременно бросилась бы, если бы не годы воспитания строгими няньками, которые привили ей привычку держать себя в руках. Билл протянул руку, приглашая ее встать. Мэри подала ему свою и снова ее что-то кольнуло.       Мужчина всматривался в нее так, словно до того не беседовал с ней добрых четверть часа, а только что увидел. Его взгляд скользил по платью, вызывающе бордовому, задержался на зоне декольте, на голубоватой белизне шеи и лишь в конце этого своеобразного осмотра добрался до лица. Девушка испытала смешанные чувства, поняв, что он смотрит на ее губы.       Значит, то, что было тем вечером, не осталось в том вечере. Она одновременно загорелась и смутилась. Но жизнь люди живут один раз. Мэри действительно не чувствовала неприязни к Биллу, тем более такой острой, как к Дэвиду. Мясник, пугающий, годившийся ей в отцы, был для нее привлекательнее сверстника из своего круга. Более того, раньше она уже чувствовала бессознательные порывы, толчки, предвещавшие то, что должно было случиться.       Разум ее помутился, потревоженный острой правдой о возможной судьбе и согласием, безоговорочным принятием плана мести. Мэри даже не шла вперед, ее фактически притянуло, как магнитом, в объятия Билла. Он снова поцеловал ее, и Мэри не растерялась, как в прошлый раз, страсть, бешеная, схожая с сильным опьянением, ударила ей в голову.       Привыкшая наслаждаться жизнью, потакая всем своим капризам, она не изменила себе и сейчас, получая удовольствие от каждой секунды, затолкав здравый смысл в самую глубинную часть сознания, отмахнувшись от последних его выкриков.       — Хочешь потанцевать? — неожиданно спросил ее мужчина, мягко отодвинув от себя. — Ты ведь не зря нацепила это платье, так? Но тебе не нужно платье, чтобы быть здесь самой красивой. Будь ты внизу, за тебя бы уже кого-нибудь убили, а ты это и без меня знаешь, чертовка.       — Но я здесь, — улыбнулась Мэри, забывшая, зачем, собственно, она действительно так нарядилась. — И здесь останусь. У меня один кавалер.       Билл хмыкнул, что было знаком удовлетворения ее словами. Он обхватил рукой талию Мэри, в другую руку взял маленькую кисть партнерши и закружил ее в причудливом, угловатом танце.       Это была какая-то своеобразная кадриль, к которой мисс Грей, практиковавшая только классические танцы, была непривычна. Но она быстро освоилась, подчиняясь ритму, который задавал Билл. Было понятно, что он давно не танцевал, и движения его были слишком резкие, не такие грациозные и плавные, к каким привыкла избалованная леди, которой попадались обычно самые искусные танцоры в пару.       Но, как ни странно, он безупречно чувствовал такт и ни разу не наступил ей на ногу. Мэри была удивлена и, когда их маленький импровизированный танец закончился, хотя скрипки внизу все еще не смолкали, да и не смолкнут еще долго, потому что здесь не было четкого деления на вальс, мазурку, польку, полонез. Каждый сам выбирал, когда начать и когда закончить.       Девушка к своему неудовольствию поняла, что слишком уж туго затянула корсет, ибо ее настигла одышка. Но глаза блестели от переполнявшего возбуждения. И она, пренебрегая правилами хорошего тона, с размаху рухнула на стул.       — Жаль, у меня нет с собой веера… — капризно-кокетливо заявила она, кончиками пальцев коснувшись горящей щеки.       За все эти встречи с Мясником она каждый раз открывала какую-то новую свою ипостась. Никогда не замечала за собой такой дерзости, такой раскованности.       — Веера? Если хочешь, могу помахать тебе вон той тряпкой, — Билл указал на потрепанный жизнью флаг Союза, висевший на стене.       — Это было бы патриотично, — рассмеялась Мэри.       Впервые она смеялась по-настоящему в присутствии кого-то не из домашних. Леди должна смеяться сдержанно, мило. Но здесь она не была леди, да и вообще была ли? Потому девушка от души расхохоталась. Отдышавшись, она встала со стула, окинула взглядом все еще пустую залу. Билл смотрел только на нее.       По знатным мужчинам так и не скажешь, что они хотят женщину. Пусть мужскую половину высшего общества так не пестуют разными правилами относительно проявления своих эмоций, у них с этим бесспорно свободнее, но все-таки джентльмен обязан быть сдержанным. Она угадывала лишь сотую толику того огня в глазах других.       Но с Биллом дела обстояли иначе. Он и не собирался скрывать от нее что-либо, бесцеремонно разглядывая Мэри. Но вольностей не позволял, что не могло не радовать ее женскую гордость. Потому, как она безрассудно и окончательно лишившись немногочисленных остатков разума полагала в ту минуту, нужно было позволить вольности себе. Ни о каких последствиях тогда и не шло речи.       Плевать было Мэри на последствия, пока она находилась во власти сладострастного безрассудства. Она шагнула вперед и с вызовом подняла голову. Мужчина, смотря на нее с высоты своего достаточно внушительного роста, хрипло спросил:       — Ты этого хочешь? — он приподнял пальцами подбородок девушки, немного неправильный, заостренный.       — Черт бы знал, чего я хочу. Но, кажется, ты затянул меня в ловушку.       — Ну-ну. Ты сама прыгнула в нее, — сказал он серьезно, без тени улыбки на лице. — Я давал тебе шанс подумать.       — Мне надоело думать, — томно протянула она, тыльной стороной ладони притронулась к щеке Билла, скользя по легко покалывающей кожу однодневной щетине.