Соловьиная песнь

      Дальше все было как в тумане. Мэри проснулась в уютной комнатке, потянулась, не открывая глаз, собиралась оповестить Дэйзи, что пробудилась, но, сонно хлопая ресницами, вдруг застыла и чуть не вскрикнула. Это был не ее дом. Девушка на полном серьезе подумала, что у нее сейчас может остановиться сердце. Значит, это был не сон. Все то…       Как бы в подтверждение собственным ужасающим догадкам, она услышала голос, резко обернулась. Билл, полностью одетый в отличие от нее, где-то лишившейся платья и ощущавшей на себе только сорочку, стоял у окна. Его высокий силуэт выглядел почти величественным в лучах восходящего солнца.       — А я все думал, когда же ты соблаговолишь проснуться, — сказал он с легкой насмешкой, повернувшись, запустив руки в карманы жилетки.       И синий мертвый глаз пронзил ее не хуже живого, словно пригвоздив к кровати. Мэри вжалась в подушку и пролежала в такой позе несколько минут, бессмысленно глядя в потолок, точно ожидая найти там какое-то спасение, помощь свыше.       Пыл вчерашней ночи испарился, здравый смысл уходил, но, как ни прискорбно, вернулся. Он вернулся, чтобы добить без того, кажется, готовую умереть от стыда беднягу. Билл терпеливо ждал, когда в конце концов она оторвет взгляд от стены. И вот, когда чудо случилось, он сказал:       — Я предупреждал тебя, Птичка.       Мисс Грей все же вышла из оцепенения, к ней пришло неприятное осознание того, что уже поздно стесняться показаться в одном исподнем. Он видел большее. И он… «Ах, Господи, неужели все это было взаправду!» — ревел, как раненый зверь, ее рассудок, пораженный вчерашним беспамятством. Мэри отбросила одеяло и, спустив ноги на холодный деревянный пол, обхватила голову руками, точно пыталась сдавить ее, расколоть, как арбуз.       — Как же я теперь… общество… замуж… позор! Позор! — исступленно бормотала девушка, сейчас похожая больше на напуганного провинившегося ребенка, а на глаза ее наворачивались горькие слезы.       Она вспомнила, как вчера самозабвенно, в буре совершенно не знакомых ранее чувств, кричала: «Уильям!».       Надо же, Уильям! Какой срам, какое унижение. И в случившемся повинна только она сама, никто другой. А что если Дэйзи уже побежала в полицейский участок заявлять о пропаже? Тогда об этом станет известно всем. Она вернется домой и что скажет? Что она скажет полицейским? Репутация будет испорчена навеки, очернена, втоптана в грязь. Разве вчера она не понимала этого?       «Нет» — было слишком очевидным ответом. Конечно, не понимала. Ей двигала не логика, не расчет, на который она обычно привыкла полагаться. Впервые сердце одержало решительную победу над разумом. И какова была цена этой победы?       — А ты ведь отшвырнула от себя того Тернера. Но итог один, — заметил мужчина, казалось, ничуть не обеспокоенный плачевным видом своей дамы.       — Нет, не один! — вспылила Мэри. Она бы разрыдалась, глаза уже стали влажными, но внезапная пощечина еще живой, случайно угодившей под каблук гордыне вывела Птичку из тяжелой меланхолии. Возможно, Билл предполагал именно такой эффект, потому что он гаденько улыбался, наблюдая за тем, как краснеет и бледнеет насупившаяся Мэри.       — Никогда я не… с этим ублюдком Тернером! Да лучше сдохнуть!       Теперь же у нее был вид растрёпанной, загнанной в угол кошки. Молнии сверкали в глазах, а губы изогнулись в неприятную злую гримаску.       — Выходит, по твоим меркам я лучше уважаемого мистера Тернера? — продолжал зубоскалить Мясник.       Его, кажется, не просто забавляла ярость Мэри, но даже чрезвычайно возбуждала. Старому мерзавцу нравились импульсивные девицы. Он частенько встречал дерзких воровок и прочих отбросов общества в женском лице. Им нужно было выпускать когти наружу, чтобы не угодить под жернова жестокого мира, чтобы попросту выжить, зацепиться за скользкую каменистую поверхность, отделяющую их от пропасти окончательного падения.       Такие типажи были им изучены вдоль и поперек, ужасно скучны и предсказуемы. Дай тем бабам денег и счастья — они станут лосниться от любви, станут мягкими, как тесто, не останется и следа от былой нахальности и смелости.       Но вот он встретил что-то новое, необыкновенное, желанное. Мэри показалась ему интересной еще тогда, при первой встрече, когда выдержала напор обвинений и заговорила, да каким тоном. Леди так не делают. Леди плюхаются в обморок при каждом удобном и неудобном случае. Она была молода, свежа, как весенний цветок.       Билл второй раз за свою жизнь ощутил, что остро нуждается в том, чтобы облечь в форму свою своеобразную симпатию к человеку, сделать из объекта своей любви нечто невероятное, усовершенствовать в рамках собственного понимания прекрасного.       Но если Дженни отчаянно нуждалась в его помощи в свое время, то Мэри отнюдь нет. Потому он по-честному предоставил ей выбор. И она, может быть, не особенно осознанно, выбрала его путь. Диковинный дуэт изощренной любви и почти отеческой заботы заиграл в нем, сливаясь в чудовищный оркестр с не менее странной какофонией чувств, руководившей маленькой Птичкой.       — Лучше, — парировала Мэри с мрачной отрешенностью. Ее вспышка гнева затухла так же быстро, как разожглась. — Он лицемер, иезуит, омерзительный человек. Я хочу его смерти! Но какая я все-таки дура. Это я во всем виновата. Но я не каюсь в грехе, жаль только, что мое доброе имя после этого будет похоронено. И отпевать его никто не будет, — хмыкнула девушка, снова устремив взгляд в непонятное далеко.       — Я так не думаю, — Билл подошел к кровати, положил руки девушке на плечи и посмотрел на нее сверху вниз. — Никто не будет знать, если ты не захочешь.       — Но как? Дэйзи могла побежать к констеблю…       — Зачем? Что могло случиться с леди, уехавшей к, скажем, соседям и оставшейся у них заночевать?       — Я раньше никогда… А, впрочем, и правда. За одну ночь Дэйзи вряд ли потеряла бы меня. Хотя, конечно, мое отсутствие выглядит очень подозрительно. И это… — она взглянула на низ сорочки, и уши ее покраснели.       — Девственность? — как ни в чем не бывало закончил фразу мужчина. — Ты собираешься выходить замуж?       — Нет! — вскрикнула Птичка, как будто услышала название какой-нибудь пытки. Железная дева, медный бык, испанский сапожок, замуж.       — Ну, вот и все. Ты, конечно, после этого никакая не леди, но кто ж об этом знает? Ты да я.       — Выходит, мне за это ничего не будет? — радостные огоньки заплясали в глазах у Мэри, мгновенно оживившейся. — А если повторить? — она звонко рассмеялась и, потеряв всякий стыд, руками обхватила шею Билла.       — Какая ненасытная, — ответил он и легонько укусил ее за мочку уха. Мэри продолжила глупо улыбаться, глядя на своего необычного избранника. Видимо, она никогда уже не будет прежней.       «Серо-зеленые», — наконец, довольная своим открытием, заключила девушка про себя. В рассветном освещении она могла ясно рассмотреть цвет живого глаза, да и весь облик Уильяма: длинные ресницы, высокий лоб, гладкая кожа, правильный, немного вытянутый овал лица с резко очерченными скулами. Он мог бы быть красивым, если бы это входило в его планы.       Мэри прикидывала в голове, как мог бы выглядеть Билл без этих усов, с тщательно уложенными волосами, но потом решила для себя, что он нравится ей и таким. То, что казалось изъянами для других, стало особым шармом для нее. Как же слепы влюбленные.       И вот блудная дочь вернулась домой. На ее лице можно было бы прочитать «ни о чем не жалею», если бы кто-то достаточно хорошо разбирался в настроениях Мэри Грей. Дэйзи, при всем должном уважении к ней, была слишком глупа, чтобы видеть что-то сокрытое за словами. Для нее улыбка всегда была признаком счастья, а нахмуренные брови — недовольства. На этом ее весьма простые понятия о проявлении эмоций заканчивались.       Негритянке никогда в сущности не хотелось вникать в то, что там думают другие, а тем более белые. Не ее это ума дело. Она, как и хозяйка, не одобряла поведение негров, разгуливавших по улице, точно порядочные господа, потому что считала себя и своих соотечественников недостойными стоять наравне с такими интеллигентными и красивыми людьми.       Бывшая няня была очень обеспокоена тем, что хозяйки не было дома, о чем поспешила доложить мисс, явившейся обратно в прекрасном настроении. Хозяйка этот лепет проигнорировала, и, обиженная откровенным равнодушием к своей персоне, Дэйзи не стала развивать разговор, который, в общем-то, получался односторонним.       Мэри пришла в голову почти гениальная идея. Она слышала о некоем Леви, живущем в конце Малберри. Это был сметливый еврей с весьма любопытным промыслом. Он обеспечивал воров, убийц и разного рода сбежавших из тюрем заключённых одеждой. Причем совершенно разной: от обыкновенного платья невзрачного провинциала до облачения полицейского или чиновника. При желании мог нарядить каторжника хоть в самого Авраама Линкольна.       Костюмы такого рода обычно были многоразовыми и брались в аренду. Все возвращали товар обратно по истечении срока, если только не попадали в цепкие лапы жандармов, потому что Леви крышевало несколько влиятельных банд, в том числе подконтрольных Биллу.       Мисс Грей не могла пойти со своей причудливой просьбой к портному, которого знала с детства, потому решила обратить стопы именно к пресловутому Леви, почему-то крепко уверенная в том, что тот ей непременно поможет.       — Куда Вы собираетесь, мэм? — раздался голос снаружи закрытой двери, за которой слышалось копошение Мэри, перебиравшей свои вещички в поисках нужной.       — Прогуляться, — был короткий ответ.       — Иисусе, но ведь не одни же, пешком… — обеспокоенно заквохтала служанка.       — Одна и пешком. Война, кризис, у меня не так много денег, чтобы каждый раз, как мне вздумается выйти из дому, нанимать экипаж. Ты не разбираешься в финансах, Дэйзи, потому не знаешь, как дорого стоит каждый пенни, отданный на такую чепуху, как он отражается на нашем с тобой благополучии.       Доводы хозяйки звучали довольно убедительно, но все же старая служанка не могла допустить мысли, что ее барышня может разгуливать по городу одна, как какая-нибудь простолюдинка, когда в нем столько опасностей, грозящих юной леди.       Негритянка, впрочем, заметила, что Мэри оделась скромно: шерстяное платье, старая шляпка, и это уже ее порадовало. В злополучный день, когда та впервые в жизни осталась на ночь у Кларков, она выглядела слишком вызывающе. «Значит, наверное, правда была в гостях…» — подумала женщина, оценивающе оглядывая нынешнее одеяние.       Но сомнения все же начали терзать даже терпеливую и доверчивую Дэйзи. Она приехала такой веселой, хотя считала Кларков необычайно скучными. Да и ночевка… Те даже не приходились ей родней, а Мэри не предупреждала об своем намерении бедную служанку, которая так переживала всю ночь. Даже думала идти в полицию.       Мэри открыла дверь лавки. На поверхности, то есть на первом этаже, был расположен совершенно обычный магазинчик одежды для не слишком обремененных деньгами слоев общества.       Леви, очевидно, был очень недурным портным и мог бы работать с обеспеченными клиентами, но, во-первых, ему мешало происхождение, потому что даже в развитой Америке евреями немного… брезговали, несмотря на избрание лидера «незнаек» конгрессменом, во-вторых, ему пришлось бы вступать в конкуренцию с другими костюмерами. На своем же поприще он был в гордом одиночестве. В этом районе уж точно. Мэри знала, что лавка — лишь прикрытие, настоящий товар прячется в подвале, просторном помещении. Сам хозяин со своей женой жил на втором этаже.       Девушка вежливо склонила голову, здороваясь с хозяином. Это был мужчина в летах, невысокого роста, с внимательными глубоко посаженными глазами немного на выкате, длинным крючковатым носом и с проседью в угольно-темной бороде, одетый с иголочки в черно-белой палитре, что, на взгляд Мэри, было немного старомодно. Она предпочитала разбавлять два противоположных цвета чем-нибудь внезапным: бордовым, изумрудным, золотистым.       Одежда портного, по всей видимости, полностью соответствовала его натуре, строгой и спокойной. В этом маленьком еврее Мэри увидела большого человека, хоть он и был торгашом. Она все больше убеждалась, что за пределами гостиных, пропахших духами и благовониями, скрывающими смрад, таящийся внутри гнилых их посетителей, менявших лица, как перчатки, полным полно интересных людей.       Леви зорко, но ненавязчиво осмотрел ее с головы до пят с видом знатока своего дела и, кажется, немного удивился, потому что на секунду выражение его физиономии изменилось. Должно быть, старого лиса не обманула неброская одежда, и он думал, что здесь может делать столь необычная персона.       — Чем могу быть полезен, мисс? — поинтересовался владелец лавки, не зная, как поздороваться с леди.       Мэри, не раздумывая, протянула ему руку для рукопожатия. Это было странно с ее стороны, но, что поделаешь, она сочла торговца достойным ее рукопожатия. Ну, не руку же ему ей целовать? А поздороваться одним кивком было бы слишком высокомерно с ее стороны.       — Мистер…?       — Розенкранц, мисс, — представился он.       Похоже, мало кто называл его по фамилии, раз Мэри никогда не слышала ее. Для большинства посетителей, привыкших по-свойски обращаться ко всем, он был просто Леви, и такой вопрос, несомненно, приятно пощекотал самолюбие мужчины.       Хотя он все еще не мог понять, какими судьбами к нему попала эта прелестная барышня и почему она была так бедно одета. Может быть, знатная южанка? Но акцента точно не было. Или пострадала от войны и переехала в Нью-Йорк с небольшими деньгами? В конце концов, бывают же бедные аристократы. Но весьма проницательный Розенкранц уловил запах парфюма, исходящий от ее волос. Это был несомненно дорогой аромат. Значит, одежда — прикрытие.       О, он был чрезвычайно заинтригован, но вежливо молчал, ожидая, пока покупательница сама начнет говорить. Сначала Леви полагал, что она заблудилась и, может быть, желает спросить у него что-нибудь, дорогу, например, но хватило и минуты осмотра вместе с нехитрыми размышлениями, чтобы понять — это его клиентка.       — Видите ли, мистер Розенкранц, я пришла к Вам со странным заказом. Я слышала, Вы замечательный портной, хотя и не любите внимание. И я так же знаю, что вы прекрасно… подбираете костюмы. Для разных, кхм, визитов.       Ей не стоило намекать так вопиюще, потому что Леви сразу понял, о чем она ведет речь. Между тем Мэри продолжала:       — Представьте себе, у женщин такие неудобные наряды. Они сковывают свободу движений. Иногда хочется поездить в мужском седле и, знаете, для этого было бы неплохо иметь мужской костюм.       — Мужской костюм? — вопросительно посмотрел на нее Леви, морща лоб.       — Именно, мужской костюм. Для меня.       «Интересно», — подумал торговец. Безусловно, он не поверил во все эти сказки про седло. Леди нужна была удобная одежда или нужно было перевоплотиться в мужчину? Скорее второе.       Он хотел бы докопаться до правды, но, имея опыт в таких делах, решил не задавать лишних вопросов. Это была не простая девушка из богатой семьи, она скрывала какую-то тайну, которая взбудоражила воображение еврея.       Но он не выдал себя и свое любопытство, лишь кивнул головой и провел посетительницу в комнату, служившую мастерской, где обычно измерял своих посетителей, занимался покроем.       Леви взял все необходимые мерки, хотя вообще-то это должна была бы заблаговременно сделать Дэйзи, а затем передать барышне, чтобы она показала портному, но Мэри не хотелось вызывать еще больше подозрений у и без того взволнованной женщины. Леви снова изумился, но, как обычно, ничем себя не выдал.       Что ж, это, конечно, не было верхом приличия, если говорить об аристократках, но с простыми девушками он работал самолично, и их это ничуть не смущало. Мэри тоже не слишком-то тревожили короткие прикосновения портного, исключительно профессиональные. Она уже не была примерной стыдливой барышней, так к чему устраивать представление?       Измерительная лента скользила туда-сюда, Леви даже не помечал карандашом результаты, он запоминал их и лишь затем, после всех манипуляций, записал на листочек, лежавший на столе. Он подумал немного, глядя на свои заметки, поправил пенсне, которое надел перед началом работы и заключил, может быть, не слишком тактично:       — У Вас замечательные параметры, мисс. Но Вы, должно быть, и без меня это знаете.       Мэри улыбнулась. Она не раз слышала от других, что у нее осиная талия и в целом красивая фигура, но в основном комплименты исходили от достаточно предвзятых лиц вроде дамочек-сверстниц, пытавшихся втереться к ней в доверие.       Впрочем, конечно, не все было так идеально. У Птички была маленькая девичья грудь и узкие бедра, а кости и вены на белой коже выступали больше, чем нужно, придавая девушке несколько болезненный вид.       Затем они с Леви обсуждали фасоны, он подносил ткани, то и дело набрасывал на ее плечо какую-нибудь тряпку, чтобы посмотреть, насколько пойдет клиентке тот или иной цвет.       — Скажите мне, мисс… Я оттягивал этот вопрос как мог, но мне все же нужно знать, чтобы составить правильное впечатление о создаваемом нами костюме. Вы желаете переодеться в мужчину, чтобы никто не заподозрил, что вы — девушка? Или хотите исключительно удобства? — спросил мужчина, снова резкими движениями выводящий что-то на бумаге, посматривая периодически на Мэри.       — Ни то, ни другое, мистер Розенкранц. Мне надо оставаться женщиной. Чтобы в мужской одежде я была все еще привлекательна. Я не хочу становиться незаметной, сливаться с толпой мужчин. Просто мне было бы значительно удобнее в некоторых ситуациях, если бы на мне были брюки, а не три юбки.       — Вы не боитесь осуждения, мисс? Это очень смелая идея, — он оторвал взгляд от листа.       — Не знаю, осудят ли меня те люди, перед которыми я собираюсь предстать в таком виде.       Эти слова заставили Леви насторожиться еще больше. Он решил, что непременно нужно невзначай расспросить кого-нибудь из постоянных посетителей про чудесную барышню. Но он ведь даже не знал ее имени. А спрашивать было бы бестактно, ведь она не назвалась с самого начала, видимо, намеренно.       Мэри, до чертиков довольная собственной задумкой и тем, что портной не пытался ее слишком уж настойчиво расспрашивать, отправилась домой. Через несколько дней заказ должен был быть готов. Она сама толком не знала, на какой случай ей могло бы понадобиться такое платье, но была твердо уверена в том, что этот случай непременно настанет. А мисси не любила, когда судьба заставала ее врасплох.       Дэйзи перестала спрашивать, куда уходит хозяйка в столь странное время, но старая служанка стала очень озабоченной, по ней было видно, что она беспокоится и что-то напряженно обдумывает. Когда бесхитростная натура волнуется, ее волнение выкупит даже полный идиот. Многие домашние негры толком не умели скрывать свои эмоции, тогда как знатных учили этому с пеленок. Читать намерения других, прятать собственные — вот девиз высшего общества.       — У меня две новости, Птичка. Хорошая и плохая. С какой начать?       Билл был занят любимым делом — разделывал мясо. У него давно не было нужды делать это, но, видимо, работа мясника была ему в удовольствие. Прозвище он мог бы оставить при себе, бросив прежнюю профессию, потому что гораздо красноречивее было то, что он мог хладнокровно расправляться с людьми, как со скотиной.       В лучшие годы Билл был отличным кулачным бойцом, способным запросто превратить чью-нибудь физиономию в отбивную, сейчас же отдавал предпочтение ножам. Тем не менее, несмотря на свою увлеченность, он подошел и поприветствовал Мэри, почти по-отечески взъерошив ей волосы, убранные в несложную прическу. Девушка фыркнула, как кошка, которую погладили против шерсти.       Затем он вернулся к своему занятию, ожидая ответа на вопрос.       — С хорошей, — Мэри подошла ближе, стала наблюдать за искусными движениями лезвия по плоти.       Раз-раз, вжик… Это было бы даже завораживающе, если бы не было так прозаично.       — Итак, с твоим Тернером все оказалось еще проще. Щегол связан с одной из банд. Они, к слову, промышляют опиумом.       — Так и знала! — воскликнула Мэри, не выдержав. — Так и знала, что он связан с чем-то таким!       — А ты связана с чем-то лучшим? — усмехнулся Билл, и Мэри умолкла, стушевавшись.       — Так вот, как только я начал трясти их, мне тут же выдали на блюдечке все о делишках этого Тернера. Видимо, не так уж и дорожили покупателем. Или просто побоялись оказаться на месте вот этой свинки, — он пренебрежительно ткнул ножом в тушку. — Тот, кто связывался с ним и передавал товар, организует бедолаге встречу, как говорится, в назначенное время и в назначенном месте. Мол, нужно побыстрее сбыть с рук, а то будут проблемы. Он клюнет. По крайней мере, в этом меня заверял связной. Не клюнет — кое-кто поплатится шеей. Но проблем возникнуть не должно. В среду в шесть вечера рыбка наколется на крючок.       Девушка внимательно выслушала хорошую новость, наслаждаясь каждым словом. Рыбка наколется на крючок. О да, он это заслужил! Мэри с упоением рисовала в голове картины расправы. Билл вспорет ему брюхо так, что кишки вывалятся наружу, а она подойдет к Дэвиду и шепнет ему на ушко что-нибудь насмешливое, одновременно устрашающее.       И он будет повержен. А она картинно поставит ногу на его труп. Как же это будет красиво. Мэри опомнилась, когда увидела, что Мясник покончил со свиньей и демонстративно щелкает пальцами, вытаскивая Птичку из размышлений. Она встряхнулась, опомнилась.       — А плохая? — спросила Мэри, и Билл убрал руку, привычным движением опустив ее в карман жилетки, кстати, безупречно чистой.       — То-то же. Плохая новость в том, что я не запачкаю руки в крови Дэвида Тернера. Ни я, ни мои ребята.       Мэри как будто ледяной водой окатили. Как так? Почему? Но зачем тогда все это? Билл забавлялся тем, как быстро улыбка довольная кошачья улыбка сменилась на очаровательное и глуповатое выражение лица, означавшее нескрываемое удивление.       — Потому что это не моя месть. Мне славный малый ничего плохого не сделал. Поэтому с меня достаточно того, что я столкнул тебя с гнезда, раздосадованная маленькая птичка. А дальше уж лети сама. Помнишь, как хотела воткнуть ножик ему в глаз? Вот и докажи это на деле. Я даю тебе все готовое. Я буду рядом, прослежу, чтобы все прошло гладко, но удар нанесет твоя рука, слышишь?       Девица выглядела расстроенной. Да что уж, она и была расстроенной. Получается, все ее надежды на триумфальный выход из тени и торжество над умирающим были нещадно отброшены в сторону. А ведь ей в душе хотелось устроить что-то вроде дуэли. Чтобы любимый мужчина защитил ее честь. Но с Биллом все всегда было так сложно, можно было этого ожидать.       Ей не совсем понятны были его мотивы, и Мэри огорчилась, потупила взгляд, нижняя ее губа предательски выпятилась, выдавая обиду и замешательство. У избалованного малютки отобрали игрушку. Ай-яй-яй.       — Ну что ты, девочка моя, разве ты не достойна уничтожить того, кто причинил тебе боль? Попробуй. Уверен, тебе понравится.       Мэри все так же стояла, надувшись, и даже не обратила внимание на такое ласковое обращение. Ее мысли были мрачны. И терзало отнюдь не то, что ей предстоит убить человека, а то, что Билл отказался убивать. Для нее это выглядело как предательство и никак иначе она не могла трактовать выброшенный ей в лицо факт.       «Так, значит, смешно ему. Хочет посмеяться над тем, как я пытаюсь убить Тернера. И почему я только верю этому подлецу, он же просто использует меня, как куклу!» — возмущалась Мэри, и возмущение было написано у нее на лице отчетливым и жирными буквами.