День назад
Хэнк правда не знает, что с ним происходит, когда Коннор подхватывает его, словно принцессу. В какой-то степени, Андерсон ему даже благодарен, потому что его самого ноги не держат, став ватными, и перед глазами те самые сцены. Коннор лежит под ним, все такой же прохладный и не разгоряченный, каким был бы человек на его месте, однако все еще не потерявший соблазнительности. Скорее наоборот. Это будто была его изюминка — не краснеть, быть холодным разумом в их паре и сосредоточиться на получении удовольствия только Хэнка. Он же андроид, хоть и девиант, плюс андроид-детектив. У него отсутствуют подобного рода… функции. Впервые его голову посетила мысль, что, будь он «Трейси» модели WR400, от него было бы больше толку. Но он никогда не озвучивал этого, потому что не знал, какая реакция последует на эти слова и мысли. Однако то, что он не является «Трейси», не мешает ему подмахивать бедрами навстречу Хэнку, потянувшись за новыми поцелуями. Коннор был таким податливым, как маленький котенок, который только обрел хозяина и готов был ради него на все. Андерсону льстило это, и он отдавал всего себя в ответ. Хэнк в настоящем времени смаргивает пелену перед глазами, видя уже обеспокоенного не на шутку Коннора, и те сцены кажутся такими далекими. Голоса накладываются друг на друга: — Хэнк! — пытаясь подражать возбужденным голосам, с особенным придыханием. И насколько же хорошо выходило, черт побери. — Хэнк! — крик, переходящий в панику. — Хэнк, что с тобой? — Да, — Хэнк моргает медленно, чуть растягивая уголки губ в полуулыбке, — все хорошо, нужно… Нужно возвращаться. — Нет уж, я настаиваю на больнице. Это же происходит не в первый раз. Все, — голос Коннора уверенный, а тон беспрекословный. Хэнк старается глубоко дышать. Этот голос… Как давно он стал частью его жизни? Почему он внезапно посмотрел на андроида глазами какого-то другого Хэнка? Это все-таки его прошлое или что? В это все ещё сложно поверить... Но андроид, который в воспоминаниях был… Снизу… Так уверенно его перехватывает под коленями, не думая даже о том, чтобы выпустить из рук. — Коннор, опусти меня на землю, пожалуйста, — просит Хэнк. Коннор переводит на него взгляд, на секунду останавливая шаг. Улыбается так, по-хитрому, и выдаёт: — Нет. Хэнк замирает, пока андроид (довольный?) шагает дальше по улице. Его диод мигнул желтым на долю секунды. — Я вызвал такси. Поедем в больницу. Адаму и остальным я уже отправил письмо, в котором описал причину, почему мы задержимся. Думаю, они поймут. — Я так понимаю, что спорить бесполезно? — Верно, — шире улыбается Коннор. Так, с Хэнком на руках, Коннор садится в машину. Глаза таксиста нужно видеть в этот момент, но вопросов, к счастью, он не задает и просто трогается с места, пока в голове Андерсона по-прежнему творится полный раздрай. Он пытается по пунктам упорядочить мысли: Сердце отбивает чечетку. Он чувствовал себя невероятно виноватым за ложь. Ищет встреч с андроидом. Сейчас безбожно краснеет. Хэнк не дурак, чтобы не понять, что с ним происходит, однако это действительно сложно, когда знаешь, что объект (еще не совсем, но) влюбленности — не милая девушка и человек, а всегда строго одетый андроид-детектив. Да, девиант, и все-таки… Страшно за будущее. Как воспримут близкие люди, друзья такую новость. Хэнк хмыкает и горько улыбается, когда представляет себя, заходящим в дом и кричащим родителям: «Мам, пап, я гей! И я люблю андроида! Представляете?» А они бы ответили: «Какая радость, сынок! Приводи его, чтобы познакомиться!» Ага, конечно. Такое точно бывает только лишь в сказках и фильмах. Отец плохо относился даже к Мэг, а Коннора он тем более разберет на запчасти. И никакие слезы уже тут не помогут. Хэнк хватается за рубашку на груди, пугая внезапностью RK800. Он тут же подвигается ближе и заглядывает в глаза, мол, все нормально? Хэнк кивает болванчиком, мол, естественно, как же иначе, я же говорил, что больница мне ни к чему. — Давай вернемся, прошу. Я не хочу в эти стены даже на простой осмотр. — А если что-то серьёзное? Хэнк фыркает. Серьёзное может у него возникнуть к андроиду-детективу сейчас, если тот не перестанет быть таким заботливым. «Хватит так на меня смотреть! Щенка напоминаешь!» — проскальзывает в мыслях Андерсона, когда тот отворачивается к окну, рассматривая пейзаж. — Я не хочу в больницу, — последняя попытка. — А мне как-то все равно. Я сказал, что тебе нужен осмотр специалиста. Хэнк не сильно бьётся головой о переднее сидение до тех пор, пока водитель не окликает его, прося прекратить. Он рычит, а Коннор улыбается, не сводя с него взгляда. До чего же он похож на того Хэнка. Не отличить почти. — У вас с Мэг все серьёзно? — спрашивает Коннор невозмутимо. Хэнк оглядывается пугливо на него и, с секунду поразмышляв, отрицательно качает головой, усмехается горько. — Мэган точно не тот тип людей, с которыми можно заводить серьёзные отношения, более того — детей! Нет, упаси Боже. Коннор слушает внимательно. Парень прикрывает глаза, выдыхает, опираясь лбом о сидение. Как же сложно об этом говорить… — У нас с Мэг все сложно. Ей удобно со мной, а мне удобно с ней, да и не было ничего такого между нами… Такого, знаешь, ну… Коннор кивает: — Понял. Можешь не продолжать, — спокойным тоном, а у самого диод мигает опасно красным от радости, которая заполнила до краёв, поэтому андроид отворачивает голову, чтобы его не было видно человеку. — Отец у меня… — Великая шишка, да? — Так-то оно так, — улыбается Хэнк, однако спустя мгновение тут же куксится: — но толку от этого никакого. От своих родителей я не знаю ни ласки, ни поддержки, поэтому Мэг для меня как способ досадить. Причем больше отцу, нежели матери. Той как-то по барабану. Я нужен Мэг для денег: оплачиваю одежду, походы в кафе и рестораны, на мне частично оплата ее обучения. Мэг из бедной многодетной семьи и позволить не может себе такую роскошь. — Ты как рыцарь, Хэнк. Только в современном мире и своими методами спасаешь принцесс. — Ага, а добрый самаритянин — в виде одного конкретного андроида — спасает таких рыцарей, как я! — Ну должен же я быть хоть в чем-то хорош. В первые дни моей службы в полиции Хэнк не переставал говорить, что я бесполезен. А Гэвин вроде называл меня… Тостер? Микроволновка? Уже и не вспомню. Хэнк чувствует, что они перешли грань знакомых, когда Коннор начал говорить о прошлом. Все-таки что для людей, что для девиантов, прошлое — всегда сложно, а говорить о нем не каждому под силу. Практиканта еще многое интересует, но… То потом. Пока достаточно и того, что есть. Нужно будет приложить максимум усилий, чтобы разговорить девианта ещё раз, но это возможно в любом случае.***
Уже из больницы Андерсона приезжает забрать водитель отца. Хэнк снисходительно улыбается женщине, спрашивая о том, чем опять так занят отец, что не горит желанием встречаться с сыном. Водитель ответила, что он на работе, а у баллотирующихся в мэры, знаете ли, много работы. Глаза Хэнка закатываются уже по привычке, когда он садится в машину. По врачам с ним ходить вызвался андроид, но парень его отправил в отделение. Хватит с них приключений, хотя бы с одного из них, а Хэнк не маленький — разберётся, как тут и что. Дома Хэнк встречается с отцом, когда тот только поднимался по лестнице в кабинет. Парень старается не смотреть на мужчину, когда тот его внезапно окликает: — Хэнк. — Что? — Ты… — Андерсон старший прокашливается, пытаясь найти подходящие слова. Как всегда в нужный момент все вылетает из головы, а фразы и словосочетания хаотично перемешиваются. — Тебя все-таки определили в Центральный отдел? Неожиданно. Хэнк хмыкает громко, наливая в стакан сок и отпивая немного. — Что именно тебя удивляет, отец? У меня хорошие оценки, нет замечаний, я нравлюсь многим преподавателям. — Туда без влияния сложно попасть. — С моими мозгами и смекалкой — нет, — говорит Хэнк и когда поднимается по лестнице, ощутимо пихает мужчину в плечо. Заискивающе шипит: — Отец, отойди, пожалуйста, с дороги. Мешаешь. — Хэнк! Но парень уже громко захлопнул дверь в свою комнату и на зов не откликался. Еще чуть погодя послышалась музыка, и Андерсон понял, что смысла разговаривать сегодня просто нет. А Хэнк, в свою очередь, позвонил Майклу. На его сердце тяжело, он запутался и надежда остается только на разговор по душам. Чувства пугают. Неизвестность — тем более.