Все вокруг любовь

Кроули с новой силой ощущал себя полным идиотом. Феерическим кретином, такой степени, что за одно это стоило бы отправлять в Ад… если бы он был смертным. Но он не был, так что в Ад его и без того давно отправили. И вполне заслуженно. Кроули, значит, в пятьдесят втором смылся на Мадагаскар, чтобы к ангелу не приставать — и ровно из-за этого к нему потом приставали какие-то посторонние смертные. Да еще так, что он… она спустя шестьдесят с лишним лет по этому поводу рыдает. Лучше бы Кроули сам приставал! К его ангелу! Какие-то посторонние рыжие женщины! То, что еще и рыжие — отдельно и особенно возмущало. У Азирафеля вполне себе были не посторонние… то есть, могли быть, если бы Кроули тогда не вел себя, как выдающийся болван. Теперь эти самые смертные наверняка уже умерли, как им и положено. И почти наверняка попали вовсе не в Рай. Но это ни хрена не утешало. Потому что это не Кроули их туда, куда они попали, отправил. И вообще ничего тогда не сделал. И как теперь с этим быть — пока что решительно не понимал. Зато было очень даже понятно, что делать с просьбой Азирафель танцевать. Нужно было танцевать. Только когда она переоденется. И когда Кроули перестанет на нее так самозабвенно таращиться, почти как в пятьдесят втором… Она была такая же красивая. Еще красивее. И через этот облик ангела в воображении Кроули, как и тогда, проступал другой, более привычный, и они сливались вместе — и так становилось окончательно прекрасно, аж дух захватывало. Еще она рыдала — там, где ангел в другом теле, наверное, не стал бы. Просто у него было бы очень печальное и обиженное лицо, и Кроули бы все равно испереживался весь, но когда его ангел плакал — было как-то совсем уж душераздирающе. Так что всякие нежные чувства из Кроули лезли, шипя и пенясь, как перекипевшее молоко из кастрюльки. А этот тупой придурок с тупым придурочным именем Джек был совсем тупым и дурным индюком. Раз ему в голову в принципе взбрело так с ней обращаться. С ней! Она была чудом. Весь ангел был. И Кроули тогда, в пятьдесят втором, на нее… и на него дышать недостаточно тактично боялся. А эта скотина… Какая все-таки жалость, что он уже умер! Ему бы следовало открутить руки. А потом — ноги. И поменять местами. И пусть бы так танцевал. Кроули нервно вздохнул, снова уткнувшись в эту нерешаемую проблему — и тут же сообразил, что слишком долго молчит, задумавшись и засмотревшись. — Переоденься, — поспешно ответил он, не перестав, впрочем, на ангела пялиться, как придурок. Он вдруг как-то совсем остро ощутил, как соскучился по этому облику. Очень давно не видел, да и тогда видел совсем недолго, слишком мало. — А я пока музыку… выберу… — добавил Кроули чересчур задумчиво. Ему, определенно, не помешало бы прийти в себя и собраться с мыслями. А у ангела были трепетные отношения с одеждой, так что он… она могла и впрямь пойти переодеваться, ногами. И Кроули бы пришел и собрался. И музыку выбрал. Но пока он снова обнял ее крепче и уткнулся носом в висок. Наслаждаясь ощущением, что вот так — можно, будто в первый раз. Все можно, она сказала. И не быть больше кретином можно, и тогда все будет хорошо. Эта мысль несколько утешала. Азирафель, тихо вздохнув, спрятала лицо у него на плече и тоже обняла его обеими руками, погладив по спине. — Выбери, — согласилась она и вдруг щелкнула пальцами правой руки, а Кроули обнаружил, что касается теперь голого плеча ангела. И шея у нее тоже сделалась открытой, какой никогда не бывала, когда Азирафель был в мужском теле. Сперва Кроули даже показалось, что ангел опять все напутал и разделся совсем, вместо того, чтобы переодеться. Демон от удивления сумел оторваться от ее виска и посмотрел на нее. Нет, ангел не разделась, она и правда переоделась. В платье нежно-розового цвета в горошек, с небольшим декольте, открывавшим ключицы, легкомысленными рукавами-фонариками и с пышной юбкой, какие носили в пятидесятые. Кроули задумчиво на нее уставился, потому что такой Азирафель раньше не видел. Когда они танцевали, у нее было платье в любимую ангелом клетку. В бежевую, а не розовую. И с привычным воротом под горло. — У тебя что, несколько платьев? — выдал мозг Кроули первый попавшийся вопрос, и ангел смущенно улыбнулась, впрочем, не собираясь на этот раз отводить глаза. — Не смог тогда выбрать одно. Не смогла, — созналась она. — Так что у меня их два. А клетка тебе не нравится. Тут ангел глаза все же отвела, чтобы опустить их вниз, на свою юбку, и зачем-то расправить складки. А Кроули снова завис, пытаясь переварить нахлынувшие на него эмоции. Ангел сейчас вызывала у него хренову гору самых пестрых эмоций, которые вываливались Кроули на голову, как из дыры в пиньяте. Кроули одновременно обалдевал от того, что Азирафель надела платье специально для него… или, даже хуже, еще в пятьдесят втором платье специально для него завел, от того, какая она все-таки в этом платье красивая и еще — уже почти привычно — от того, какой же он все-таки кретин, что так долго не замечал… вот этого всего. Ни тогда, ни потом… — Тебе очень идет, — коротко суммировал Кроули свои разнообразные переживания. И погладил ангела по плечу, внутренне собираясь с силами, чтобы все-таки от нее отлепиться и пойти ставить музыку. Что было не так-то просто, когда ему на голову все время эмоции из пиньяты падали. А потом, вдруг осенившись мыслью, задумчиво уставился Азирафель в декольте и еще задумчивее поинтересовался: — А ты на милонгу тогда в этом ходила? Очевидно, если да — то в пятидесятых она бы на себя собрала всех самых похотливых мужиков в радиусе мили. Или трех миль. Или десяти. И сейчас, конечно, смертные мужчины на обнаженные части женских тел кидались уже не с таким энтузиазмом, но все равно… хрена с два Кроули ангела в таком облике из этого магазина одного выпустит хоть когда-нибудь. Потому что снаружи ходят люди мужского пола, а у них — тестостерон, много тестостерона. К которому хоть какие-то мозги и совесть далеко не всегда прилагаются, уж демону ли не знать… Ангел отчего-то задумчиво застыла, вздрогнула и с легким выдохом кивнула. — Да! Совсем забыла. В этом. И в перчатках. У нее в руках появились крупные круглые сережки, которые она сразу же надела на уши, а потом еще — браслет белого золота и пара перчаток. Кроули задумчиво задержал взгляд на ушках Азирафель, потом на ее же тонком запястье и изящных пальцах в белых перчатках. У ангела были принципы. И, очевидно, даже в женской одежде он от своих принципов не отступал. Так же, как когда одолжил одежду у французского палача, оставил себе кружевной крават. И, конечно, смертные мужчины на него, в отличие от революционеров, не с гильотиной набрасывались, но в целом в этих ситуациях было что-то невероятно схожее по сути… «Никуда одну не выпущу, определенно!» — еще раз мысленно повторил Кроули. — Перчатки тебе тоже идут. И все остальное, — сообщил он, все же вставая с дивана, чтобы подойти к граммофону, у которого теперь, стараниями Кроули, появился USB-порт. Так что в него можно было просто воткнуть телефон и слушать что угодно. Правда, граммофон при этом все равно крутил пластинку. Тестовую. Но играл то, что нужно. Потому что Кроули, посоветовавшись сам с собой, решил, что лучше на всякий случай пока что оставить ангелу привычный способ слушать музыку, просто с расширенными возможностями, чтобы изменения не были слишком уж стремительными и радикальными. Так что теперь он стоял у граммофона, уткнувшись в свой смартфон и перебирал валяющиеся в интернете записи Гарделя,[9] тыкая пальцем в экран. Насчет Гарделя демон был уверен на сто процентов: он напоминал о пятьдесят втором и о том, как они тогда танцевали, и это было невыносимо сентиментально, но раз уж Кроули все равно по уши эмоциями завалило… то пускай так. Когда Кроули обернулся к ангелу, то обнаружил ее посередине комнаты, с очень сосредоточенным видом приседающей на корточки с руками на поясе. — Привыкаю к балансу, — весело улыбнувшись ему, пояснила она и поднялась обратно, слегка покачнувшись. — И к туфлям. Азирафель махнула рукой вниз, на эти самые туфли, и демон тоже на них посмотрел. Белые танцевальные босоножки на удобной танкетке, машинально отметил он. Устойчивые, но если давно не надевал… Додумать эту мысль он не успел, потому что ангел вдруг закружилась на одной ножке и начала заваливаться уже явно угрожающе, почти падая. Так что вместо того, чтобы опять глупо замереть и смотреть на кружащееся среди стеллажей чудо в кудряшках, Кроули подскочил к ней и успел ее поймать, обхватив за талию обеими руками. — Ой! Спасибо! — выдохнула она и радостно засияла улыбкой прямо ему в лицо. — Я тебя сейчас поцелую, — предупредил Кроули и немедленно ровно это и сделал, иначе у него бы от зашкаливающего уровня сентиментальности и трогательности мозги перегрелись. А ему еще Азирафель вести, у которой баланс и танкетка… и из-за этого она сейчас выглядит, как самое очаровательно-беззащитное существо, когда-либо созданное Господом. И ведет себя соответственно. В общем, Кроули срочно было нужно хотя бы часть вот этих всех эмоций куда-то девать. И без слов это было сделать проще. И приятнее, чего уж там… Особенно когда Кроули понял, что Азирафель безо всякой заминки приникла в ответ, ответив на поцелуй и запустив пальчики ему в волосы. Она делала это точно так же, как в мужском теле, только губы у нее были еще мягче, а ладонь — еще меньше. И пальцы перебирали ему волосы медленно, словно удивленно, как в первый раз... А потом она положила вторую руку ему на плечо, как для танцевального объятия. «Начинать танец с поцелуя — это оригинально», — неожиданно подумал Кроули. Потому что, разумеется, он по-прежнему собирался танцевать, невзирая на эту заминку… приятную, чего уж там. Но Кроули очень хотел танцевать. С ней. Чтобы в этот раз сделать все нормально, а не как кретин. Музыку он, по счастью, уже успел выбрать до всего этого драматического вестибулярного происшествия. Так что сейчас было достаточно щелкнуть пальцами, чтобы игла граммофона, шурша, заскользила по пластинке, а мелодия заиграла. Не Гардель, относительно новый кавер: Кроули решил, что так ему сейчас больше нравится… они в двадцать первом веке, в конце концов, нужно этим пользоваться. Азирафель, как и всегда, очень чутко шагнула вместе с Кроули, но он сразу же понял, что так им обоим все же неудобно, и оторвался от ее губ. Чтобы наткнуться на ее совершенно изумительный сияющий взгляд. Тот, которым ангел всегда смотрел — или смотрела — Кроули в душу, одновременно показывая свою. Демон наверняка завис бы снова, потому что это было невыносимо, когда ангел вот так смотрел! Но тут она, поднявшись на цыпочки, чмокнула его в нос и заулыбалась весело и дразняще, от чего Кроули сразу же отмер и шагнул в такт. И снова шагнул. Мелодия вначале тянулась медленно, и отлично — очень подходяще для Кроули, который все еще пытался окончательно развиснуть от переизбытка чувств. Еще пресловутая “Volver” прекрасно подходила к ситуации в целом. Там лирический герой тоже вел себя как кретин, удивительно похожим образом[10]... Хорошо, что Кроули, в отличие от него, был бессмертным, и мог не опоздать совсем. И мог спустя столько лет просто танцевать с ангелом и наслаждаться всем, даже своими сентиментальными и ностальгическими чувствами. На этой мысли его наконец окончательно отпустило, и когда мелодия ускорилась, он быстрее и увереннее повел ангела, продолжая внимательно следить, чтобы у нее баланс больше не терялся. И только убедившись, что с этим пока все в порядке — осторожно повернул. Потом еще раз повернул. И слегка ослабил объятие, чтобы сделать уже полноценный пивот.[11] И снова проверить, не заносит ли ее в стороны на таких сложных движениях. И почему-то ото всех этих очень простых и очевидных действий уровень сентиментальности в Кроули снова начал расти с угрожающей скоростью.