Крошечный уголок на краю Вселенной

Двумя часами ранее Хёну не особо любил аэропорты. Несмотря на шумный, неспокойный, неуютный город, в котором он родился и вырос, временами парень терпеть не мог ту суету, что творилась в залах ожидания, терминалах и у выходов на улице, а особенно в такое бурное, бешеное время года, как зима с её снегопадами, завывающими северными ветрами, сквозь которые, как через туман, приходилось пробираться, прикрывая лицо ладонью, лишь бы не получить снежинкой в глаз. Поистине, аэропорт, наверное, был самым шумным местом, которое Инчхон мог только себе позволить, даже учитывая его выстроившиеся до небес бизнес-центры; заполненные туристами и местными жителями улицы, где из каждого угла слышны смешавшиеся между собой биты неунывающей музыки; даже с его бешеным ритмом жизни, когда и вздох спокойно сделать не представляется возможным… Аэропорты всё равно ставили новые рекорды. А если взять обыкновенный беспорядок, царивший здесь целый год, и прибавить к нему праздничную суету, получится новый, невообразимый мир, у которого, кажется, и вместо воздуха полнейший хаос. Даже здесь, в укромном уголке аэропорта, сидя на мягком потрёпанном диванчике из коричневого кожзама возле зелёного оазиса посреди каменных джунглей, где высокие растения тихонько себе стояли в широких горшках, невозможно было избавиться от стойкого ощущения, будто кто-то врывается в личное пространство. Повсюду слышался торопливый стук шагов и аккомпанирующий ему треск чемоданных колёс по гладкому сияющему полу, и разговоры на разных языках, хоть звучали громче или тише, беспрерывно стояли в воздухе, а объявления, бесконечные объявления, трели телефонных звонков, гул, доходивший со взлётно-посадочной полосы так и били по голове назойливым молотком, добивали и без того болявый синяк на затылке. Хёну едва удержался от предательской зевоты. За последние полчаса, пока он тут сидел, парень успел зевнуть по меньшей мере раз десять или пятнадцать (и по ощущениям рот уже должен был порваться), а с каждым новым зевком на глаза наворачивались слезинки, скатываясь по узеньким морщинкам к щекам. Хёну растёр кожу на лице, надеясь, что таким образом сможет прогнать сонливость, но бессонную ночь ему уже, наверное, ничем не компенсировать. Поборов собственную леность, он встал с диванчика и направился в уборную. Может быть, хоть холодная вода поможет ему взбодриться. Вчерашняя тренировка, согласно расписанию, должна была закончиться ещё в одиннадцать вечера, только Хёну как один из самых сильных и старательных трейни совсем немного решил затянуть, оставшись в студии подольше, когда остальные уже выключили свет в соседних кабинетах и вдобавок к нему заглянули, справившись, не собирается ли он пойти отдыхать. Никакого отдыха в преддверии праздников, в ответ объявил Хёну и запер дверь студии, не впуская даже уборщиков, а затем застрял там ещё как минимум часа на четыре, даже не заметив, как пролетело время. В итоге он вернулся в реальность, когда услышал звонок собственного будильника, напоминавшего ему о том, что нужно мчать в аэропорт: нужный самолёт прилетал через час. Так что, набросив тёплую чёрную курnrу из болоньевой ткани, доходившую ему до колен, и нахлобучив первую попавшуюся шапку, он пулей выскочил из здания агентства, даже не задумываясь, как выглядит со стороны. Теперь, снова жалея о проведённой без сна ночи, он боролся с зевотой и лёгким головокружением, в очередной раз пообещав себе находить больше времени для отдыха. Уборная была переполнена людьми: уставшими, измученными после дороги; бодрыми, готовыми отправиться в рождественское путешествие; какими-то бизнесменами в строгих костюмах, капризными детьми. Выбрав себе спокойный уголок, чтобы посмотреться в зеркало, Хёну облокотился о раковину и прижался лбом к холодному стеклу. «Мда… — протянул он про себя, недовольно сжимая губы в тонкую полоску. — Выглядишь просто прелестно. А ещё айдолом стать собрался…» Хёну знал о некотором количестве своих поклонников в агентстве, но даже не представлял, по какой причине они коллективно влюбились именно в него. Эти впалые бледные щёки, ставшие результатом переутомления, эти спутанные лохматые волосы, глубочайшие мешки под глазами, в которых можно было перевозить контрабанду через границу, да и сами глаза, спрятавшиеся под морщинками… они вообще были видны в это утро? Как он сам вообще различал предметы? Добрался же он до этого аэропорта… Ополоснув лицо холодной водой, Хёну проморгал. Стоило выпить чашку крепкого кофе, наверное, подумал он и вышел наружу. Энергетик был бы эффективнее, но Хёну сам себе запретил их употреблять, чтобы не угробить своё и без того не особо крепкое здоровье. Конечно же, Хёну примчал в аэропорт со скоростью ветра не без причины. Можно сказать, ради этого он практически сбежал из агентства, не предупредив менеджера, не уточнив, понадобится ли он сегодня на тренировке, а лишь тихонечко вышел из здания (рискнув дерзко помахать рукой охраннику на прощание и даже подмигнуть, мол, прошу, не выдавай меня, я скоро вернусь, обещаю) и вроде бы незаметно уселся в такси. А по пути мечтательно смотрел в окно, с нетерпением ожидая, когда эти бесконечные стекло-бетонные здания сменятся красивым, свободным от каменных джунглей пейзажем, а на горизонте наконец появится величественное здание аэропорта. Свежий морозный воздух, попадавший сквозь чуть приоткрытое окно такси, приводил его в чувства, его, опьяненного радостью предстоящей встречи. Неужели он наконец, хотя бы на секунду, выберется из быта стажировки, чтобы с головой окунуться в атмосферу праздников, свободы, рисовавшей в его памяти воспоминания из детства! Хёну тяжело вздыхал. Может быть, ему удастся выкроить день. Хотя в лучшем случае этот «день» означал бы не больше четырёх-пяти часов. Куда он денется от репетиций, если его взяли в танцоры к самым известным и успешным артистам агентства? Парень осторожно опустился на свой излюбленный потёртый диванчик в зале ожидания, облокачиваясь головой о холодную стену, стянул шапку, расстегнул куртку да так и сидел, выдохшийся, ожидая, пока наконец объявят посадку, и благодаря судьбу за то, что больше никто не решил присесть рядом. Из широкого окна было видно, как на взлётно-посадочную полосу приземлялись несколько самолётов: оставалось только угадать, в каком из них сидит Хосок. Чем больше Хёну думал о предстоящей встрече, несколько раз в минуту поглядывая на часы и отсчитывая время, тем больший трепет он вызывал у себя в душе. Удивительно: некоторые люди так же стремятся увидеть его, Хёну, как он — Хосока. Эх, Хосок… В последний раз Хёну видел его лет восемь назад, когда только проходил прослушивание, а с тех пор, как он заполнил свои дни стажировкой вперемешку со школой (которую временами пропускал), они и не встречались толком: разве что по видеосвязи пару раз в месяц, а то и реже. Только Хосок неизменно смотрел все выступления Хёну и нахваливал его перед своими знакомыми и друзьями, так что о талантливом трейни знали и за пределами Сеула. А тот жалел, что, вероятно, ничего не знает о его новой жизни. Хёну любил Хосока, несомненно: а как можно не любить старшего брата, который заботился о нем с самого рождения, как о собственном сыне, и дарил ему бескорыстную и искреннюю любовь, так что между ними образовалась какая-то особая, непостижимая связь, которую не каждому дано понять. И даже несмотря на то, как редко они виделись, вряд ли можно было увидеть более тёплое, сердечное приветствие, чем в их объятиях, что всегда вызывало слёзы радости матери, тронутой их теплотой. Хосок был старше Хёну на девять лет. Так что весь жизненный опыт, трудом и страданиями накопленный старшим братом, передавался младшему. У Хёну возникали проблемы — он бежал за помощью не к родителям, а к Хосоку; он не справлялся с домашним заданием — во всем помогал Хосок; готовился к прослушиванию или обыкновенному концерту к школе — его главным критиком был хён, а когда он не знал, как лучше себя повести, как произвести на кого-то впечатление, когда ему нравился кто-то — все спрашивал только у Хосока, мнение которого он считал самым авторитетным. И доверял он ему больше всех. Даже спустя годы, когда Хёну стал влиятельным и успешным трейни, временами он засиживался подолгу в студии у зеркала, смотрел в своё отражение, пытаясь найти во внешности схожие с Хосоком черты, и мысленно обращался к нему: когда устал, переутомился, считая, что вовсе не развивает свои таланты и стоит на месте, когда не верил в поддержку от других, прикрытую фальшивой лестью, когда ссорился с другими стажёрами, подозревал, будто его старания в агентстве никто не ценит, ведь, как твердили слухи, он выберется на сцену исключительно за счёт красивой внешности, — Хёну обращался к нему, словно к божеству, способного помочь справиться с давлением. Вспоминая добрые, тёплые глаза Хосока, обрамлённые светлыми веснушками, Хёну чувствовал, будто оказывался дома, в родной постели, с чашкой тёплого чая в руках, и все воспринимать становилось как-то легче. Потому что всем нам надо хотя бы иногда возвращаться в место, которое мы зовём домом. Хёну и сам пытался каким-то образом быть похожим на Хосока, оттого и трудился и день и ночь, чтобы достичь хотя бы половину того, что с кажущейся легкостью досталось старшему брату. В свои тридцать лет тот был успешным бизнесменом, сотрудничающим с партнёрами по всему миру, занятым переездами и командировками: пару раз интервью с ним печатали в глянцевых журналах и, кажется, однажды у него даже была профессиональная фотосессия. Он был известен в индустрии гостеприимства как один из совладельцев крупной цепочки отелей, получая в год доход, даже не снившийся Хёну. Ещё с самого детства Хосок часто повторял, что когда вырастет, обязательно отплатит родителям за все их старания, за все кровь, пот и слёзы, что они вложили, лишь бы вырастить своих детей в достатке и исполнить их мечты. Когда Хёну исполнилось тринадцать и он попал в агентство, Хосок как раз закончил университет и отправился на стажировку в Китай, где приобрёл новые связи, а затем нашёл свою нишу в бизнесе и способ нажить богатство. С тех пор он редко оказывался дома — он пожертвовал близостью к семье ради продвижения в карьере, однако надо отдать ему должное: каждый месяц он стабильно отправлял половину дохода домой, зная, как родители нуждаются в деньгах, с учётом потраченных на стажировку Хёну средств. Сам Хёну временами чувствовал вину за то, что не мог отплатить такой же монетой, поэтому, забывая про сон и усталость, достигал все больших и больших вершин, лишь бы наконец дебютировать и оправдать ожидания матери с отцом. Его семья стала самой сильной мотивацией работать. Хёну вырвался из воспоминаний, как только на табло объявили посадку нужного самолёта. Парень вздрогнул, едва ли не подскочив на месте, понимая: кажется, пора бежать встречать Хосока. Хаос в зале ожидания только нарастал: встречающие как по сигналу поднялись, оглядываясь по сторонам, угадывая, куда идти, и Хёну с раскрытым ртом растерянно кружился на месте, ничего не соображая. Последний раз он летал только в детстве, когда с родителями и братом отдыхали на острове Чеджу. — Сон Хёну? — отвлёк его голос откуда-то сбоку. Он рассеянно обернулся. За его спиной стояли три девушки — на вид возрастом чуть помладше парня — и восхищённо смотрели на него снизу вверх: у каждой в больших карих глазах виднелся радостный блеск. — Да, это я, — чуть нахмурив брови, ответил Хёну, кажется, подозревая, что от него хотят. — Вы были тем классным танцором в номере Джинхо на концерте на прошлой неделе? — подала голос одна из девушек, может быть, самая смелая из них. — Да, — Хёну расслабленно улыбнулся, чуть слышно хмыкнув: даже несмотря на то, что он был всего лишь одним из десятка танцоров одной из самой популярных певиц, кажется, его начинают узнавать в общественных местах. Кто-то однажды сказал ему, что именно так и определяется популярность. — Мы можем попросить у вас автограф? — смущённо закусив губу, спросила третья девушка, и Хёну с радостью закивал головой. Весь сон как рукой сняло. Неужели он наконец получает заслуженное признание? Девушки быстро отыскали в сумках помятый блокнот и протянули вперёд. — Как вас зовут? — поинтересовался Хёну, раскрывая ручку, представляя себя на месте популярного айдола: он частенько видел, как те, не прерывая зрительного контакта с фанатами, улыбаясь им, успевали подписывать мерч или делать фото. Девушки быстро назвали свои имена, тихо застенчиво хихикая. Хёну быстро расписался на листке, раздав каждой по подписи, которую когда-то тренировал несколько месяцев, лишь бы она выходила красивой даже на таких клочках бумаги, а затем поклонился в знак благодарности. Девушки поклонились в ответ. — Пожалуйста, поддержите меня на предстоящем концерте по случаю Нового года, — добавил он. Поклонницы сложили пальцы в знаке «сердечко» и удалились, всё ещё счастливо улыбаясь и прикрывая лица ладонью в смехе, будто не могли поверить, что в обыкновенное утро, ничем не отличающееся от других дней своей жизни, без предупреждения встретят любимого трейни, тем более даже не рядом с агентством, а в аэропорту. Хёну мечтательно улыбнулся им вслед, снова вспоминая о собственной мечте наконец дебютировать. Ведь чувствовать признание, поддержку и любовь фанатов — это, наверное, одна из самых приятных и вдохновляющих вещей для исполнителя. Каждый раз, когда Хёну гулял с уже состоявшимися артистами, с которыми когда-то тренировался сам, он завидовал им — можно сказать, по-белому, смотря, как те постоянно находятся в окружении поклонников, пытающихся привлечь их внимание, урывающими моменты попросить автограф или совместное фото, пока сам Хёну стоит в стороне, никому не нужный и не известный, вздыхая и ожидая, когда и сам будет улыбаться собственным фанатам, дарить им настроение на целый день и своей музыкой успокаивать, утешать и радовать их. Может быть, сегодняшний день стал очередным шагом к исполнению его заветного желания. — Простите, мне тоже можно автограф? Хёну испуганно обернулся к источнику звука, едва не ударяясь головой о чужую. Только извинившись и отойдя назад, он заметил стоящего перед ним человека. Это был высокий, статный молодой мужчина, буквально исписанный названиями дорогих брендов одежды: от блестящей кожи ботинков, отражавших удивленный взгляд Хёну, до роскошной кожаной куртки. Настоящий посол «Гуччи», подумал Хёну. — Конечно. У вас ручка найдётся? — прохрипел он, не веря своим глазам. Перед ним стоял сам Хосок. Всё такой же красивый, сияющий Хосок. — Господь бог… — только и оставалось прошептать ему, бросаясь в объятия брата, расставившего перед ним руки. Уткнувшись ему в плечо, Хёну почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы: он и не думал, что так соскучился по Хосоку. — Я ещё не господь, но спасибо, что называешь меня так, — ответил тот, крепко прижимая к себе младшенького (который, на удивление, перерос его самого на несколько сантиметров). Хёну и не думал прерывать объятия, надеясь как можно дольше простоять здесь, рядом с ним, чувствуя резкий фруктовый запах парфюма и прижимаясь щекой к мягким светлым волосам, будто возвращаясь в далекое детство, где сильные и горячие руки брата были самым уютным и спокойным местом на земле. Но Хосок сам оторвался, однако не убирая ладоней с предплечий младшего брата, чтобы как можно лучше его разглядеть. В памяти Хёну всплыли моменты, как в последний раз он обнимал Хосока, даже не подозревая, что ожидание следующей встречи затянется на такой долгий период. Тогда стояла такая же холодная, промозглая зима, и объявления торопили пассажиров скорее зайти на борт. Родители попрощались со старшим сыном, а младший, словно чувствовал, что должен обнять его достаточно, чтобы воспоминаний об общей теплоте хватило, чтобы согревать их последующие восемь лет, повис у него на шее, едва сдерживая горькие, солёные слёзы, пока тот понимающе хлопал его по спине. Кто бы мог подумать, что новое приветствие произойдёт спустя столько насыщенного ожиданием времени, в попытках заполнить пустоту, нехватку друг друга этой утомляющей, тяжёлой работой. — Ты вырос, — с грустной улыбкой хмыкнул Хосок, обводя Хёну ласковым взглядом с головы до ног. — Поверить не могу, как давно мы не виделись, — и он легонько потрепал брата по голове, перебирая взлохмаченные чёрные волосы. — Во время нашей последней встречи я смотрел на тебя сверху вниз. А теперь боюсь, как бы не пришлось подниматься на носочки. — Я всё тот же тонсэн, каким был всегда, хён, — стеснительно пробормотал Хёну: такой смелый, нескромный в своих фразах и движениях трейни внезапно — и впервые — почувствовал священный страх — и перед кем? — перед старшим братом. Конечно, ведь он оставался таким же прекрасным, волшебным, невероятным Хосоком — его собственным идеалом, и вымолвить даже слово казалось решительным шагом. Будто он стоял перед самим ангелом, благословившим его своим появлением. — Ну что? — выдавил из себя Хёну. — Надолго ты здесь? — слюна предательски громко скатилась по сухому горлу. — Ещё не знаю, — Хосок пожал плечами. Его мягкая улыбка — непринуждённый жест во время светской беседы, обмена любезностями — казалось, освещала зал ожидания поярче тусклых ламп. — Смог выбить себе две недели, согласившись работать дистанционно. А там посмотрю. — Прости, что не встретил тебя у выхода, — Хёну виновато потупился. — Меня тут немного… — парень перевёл взгляд назад, к направлению, по которому ушли поклонницы, — задержали. Понятия не имею, как ты сам отыскал меня. «Да ещё так быстро», — вздохнул Хёну, осознавая, как непредусмотрителен был, что не оказался у выхода чуть раньше. Судя по той скорости, с которой Хосок получил багаж и добрался до едва ли не дальнего угла зала ожидания, прибыл он более ранним рейсом. Наверняка брат теперь подумает, что тот стал более безответственен, чем и так был. — Я заметил, — ухмыльнулся Хосок. — Узнал тебя, потому что в толпе ты единственный был окружён фанатами. Думаю, для тебя это уже привычно, не так ли? — Нет, — с улыбкой Хёну покачал головой. Может быть, у него получится доказать, что последние годы он прикладывал все силы к самосовершенствованию. — У меня впервые попросили автограф. — Я не верю, чтобы у такого, как ты, было мало поклонников, — Хосок скептически скрестил руки на груди. — Посмотрите только, как ты изменился, — он оглядел младшего брата, остановив взгляд на заметных мускулах на руках. Тот поёжился: немного неуютно было стоять под напором серьёзного, уверенного взора, различающего малейшие недостатки. Произвести хорошее впечатление на Хосока было едва ли не главной целью Хёну на эти праздники: старший брат был куда более красивым и накаченным — со своими грудными мышцами и крепкими бёдрами он больше походил на идеальную античную статую. — У меня есть кое-какие поклонники в агентстве, — признался Хёну. — Среди других стажёров. — Забрасывают тебя предложениями поужинать? — хмыкнул Хосок в ответ, понимающе хлопнув того по плечу. Хёну смог облегчённо вздохнуть: кажется, беседа между ними проходит не так уж напряжённо. Будто груда камней свалилась с его широких плеч. — Некоторые да, — ответил младший брат, припоминая, как ходил с кем-то в ближайшее кафе. — Некоторые так и играют в молчанку, но не подозревают, что я и без них обо всём догадываюсь, — Хёну попытался ухмыльнуться, но вышел лишь нервный смешок, и на ум ему пришёл один застенчивый паренёк, временами тренировавшийся с ним. Пожалуй, это не та тема, которую он будет обсуждать с Хосоком по приезде. А тем временем этот несчастный Кихён даже не подозревал, какие откровенно влюблённые взгляды кидает в сторону Хёну и как постоянно стремится коснуться его, перекусить с ним, задержаться подольше в студии, дойти до общежития вместе… Милый он, этот Кихён, будто впервые влюбился. И Хёну, не размышляя, чем и как для них это может кончиться, иногда уделял ему больше внимания, чем другим: всё же этот парень чем-то его заинтересовал. Но это уже другая история… — А со мной позавтракать не желаешь? — улыбнулся Хосок, облокачиваясь о ручку кожаного чемодана. — Я заселюсь в отель только через несколько часов. Есть немного свободного времени? Хёну пожал плечами. Он хотел выглядеть самоуверенно, хотя внутри испытывал дрожь. — Я знаю неплохую кофейню неподалёку от агентства. Думаю, тебе там понравится. Они направились к выходу, проходя мимо бешеной толкучки из прибывших, встречающих и уезжающих, и чем ближе к дверям они находились, тем свободнее дышалось Хёну. — Как там родители? — поинтересовался Хосок. — Последний раз я с ними разговаривал лишь пару месяцев назад. Думаю, они будут рады меня видеть, — колёса его чемодана мягко перекатывались по гладкому полу: сейчас этот звук не раздражал Хёну; скорее, он его успокаивал. — Всё по-старому, не волнуйся. Они ещё не знают, что ты приехал. Я хотел устроить им сюрприз, — Хёну подмигнул Хосоку, слегка наклонившись в его сторону. — Зимой они отправятся на курорт. Сразу после моего концерта, конечно же, — ухмыльнулся он. — Концерт? — Хосок вскинул бровь. — Во время моего отсутствия случилось бессчётное количество вещей. Видимо, мне придётся многое нагонять. — Ты тоже приглашён, — кивнул младший брат, усмехаясь. — Близким людям артистов предоставляются бесплатные билеты. Это будет концерт по случаю Нового года. Я буду выступать только как танцор. К сожалению, — его лицо немного омрачилось. На выходе из аэропорта их ждало такси. Хёну быстро прикинул, сколько денег они потратят на дорогу до центра, и сжал губы в тонкую полоску. Они не спешили, но Хосок ехать на метро не хотел: по его мнению, это, видите ли, не эстетично. Бизнесмен какой, посмотрите на него, фыркнул младший брат. Ему, как трейни, который позволяет себе раскошелиться на редкую чашку кофе в кофейне, ещё было не понять логику хёна. — А у тебя что нового? — справился Хёну, когда они уселись на заднее сиденье такси и назвали адрес. — Много вещей, которые ты, вероятно, назовёшь слишком скучными для себя, — пространственно ответил Хосок. — Вчера подписал договор с новым поставщиком. Уровни дохода гостиниц прибавились на несколько процентов. Туристов тоже прибыло сравнительно больше — где-то на сто тысяч. — Я сейчас усну, — Хёну страдальчески вскинул брови, но затем улыбнулся. — Вот об этом я и говорил, — вздохнул Хосок. — В личной жизни тоже всё стабильно: точнее, у меня никого нет. Так, разве что связи на одну ночь. Хёну удивился. Хосок был достаточно популярен в своих кругах, чтобы оставаться одиноким. — Времени нет или желания? — Подходящего человека нет, — грустно улыбнувшись, ответил старший брат. — Нет смысла гнаться за сомнительной идеей скорее состоять в отношениях, если тебе её навязчиво диктуют, — он поставил подбородок на ладонь, задумчиво глядя в окно на убегающие здания и улицы. — Лучше плыть по течению жизни, если хочешь отыскать подходящего человека. В конце концов это не товар на полке — партнера для отношений не найти, задав нужные фильтры. Лучше в этом вопросе довериться судьбе. Хёну удивлённо покачал головой. Редко удавалось услышать сокровенные мысли старшего брата, когда в основном они обсуждали бытовые проблемы. А если учитывать, сколько времени они не виделись, то у Хосока наверняка найдётся ещё множество неозвученных мыслей. — У тебя как? — в ответ поинтересовался старший брат. Хёну пожал плечами. — Трейни запрещено встречаться друг с другом. «И это не единственная причина», — мысленно добавил парень. Конечно, этим можно было легко оправдываться, но настоящая проблема лежала глубоко внутри него. Многие стажёры обходили этот запрет, так что и для него это не было ограничением. Так почему же главный красавец-трейни агентства имел такое холодное, беспристрастное сердце? Почему же он не оказался благосклонен к своим поклонникам, перенимавшим его внимание, едва ли не дравшись? Хёну бросил задумчивый взгляд в окно и испустил тяжёлый вздох, крутя в руках телефон, вибрирующий от бесконечных сообщений. Хотел бы он знать. Хотел бы он знать, что останавливает его от обыкновенного, банального, распространённого среди его ровесников желания встречаться. Разве недостаток времени? Его всегда можно выкроить, постаравшись. Разве отсутствие поклонников? Очевидно же, что нет. Так может быть, он и сам запутался в своих чувствах? Дело не в том, что он против идеи отношений в своей жизни — временами ведь хотелось почувствовать поддержку, понимание, тепло от другого человека, особенно в таком жестоком мире постоянного соревнования с другими за обладание первым местом. Может быть, он действительно не встретил нужного человека. А может, и встретил: только как с таким количеством знакомых можно понять, кто из них — тот самый?.. — Когда придёт время, хён, я обязательно попрошу помощи у тебя, — улыбнулся Хёну, по-братски положив ладонь ему на колено. — Кто знает, Хёну, кто знает, — подмигнул Хосок. — Быть может, настанет мой черёд обращаться за советом к тебе.

***

За что Хёну любил предновогоднюю атмосферу, так это за словно переродившийся, обновлённый город, украшенный миллиардами огней, за его уютные, блистающие в темноте переулки и за мерный хруст снега под ногами рано утром, когда не спишь всю ночь и выбегаешь на улицу, пока выпавшие сугробы ещё не убрали. Но ещё больше Хёну обожал засиживаться в тёплой кофейне, расположенной напротив здания агентства, и потягивать горячий шоколад, заедая его пряными имбирными печеньями, вдыхая сладкий аромат, смотря на мерцающие на окнах гирлянды, думая о чём-то возвышенном, красивом, а в руках непременно была бы книга с рождественскими рассказами, которые он так обожал… Если бы только времени было больше, он стал бы тем самым завсегдатаем, чей ежедневный заказ бармен бы знал наизусть, и они, возможно, даже стали бы приятелями, как в каком-нибудь милом новогоднем фильме. Только Хёну в реальности, и здесь раскошеливаться можно было разве что раза два в месяц, а тратить время вне агентства разрешалось не больше часа. — Уютно здесь, — произнёс Хосок у входа в кофейню, заметив украшенный к Новому году интерьер: с витрины на него игриво смотрели эльфы, несущие подарки в огромных зелёных мешках, а под наклейками проглядывались свежие шоколадные и кремовые десерты. Даже на улице витал мягкий, тянучий аромат сваренного кофе. Заведение так и блестело различными надписями вроде «Рождество уже в эту ночь! Приобрети две чашки кофе по цене одной!» или «Получи заветный подарок, угостившись ореховым пирогом!» В такой мороз кожа на носу и ушах начинала замерзать, а за стеклянной дверью открывался тёплый, уютный мир. И даже обыкновенный пар, выходивший сквозь едва приоткрытую фрамугу, согревал и манил заглянуть за порог. — Помнишь, как мы в детстве с родителями заходили в кофейню зимой? — прошептал Хосок. Пожалуй, это даже было их семейной традицией: после прогулки в парке или катания на коньках выпить по чашке чая с десертом. — Да, — вздохнул Хёну, открывая дверь. — Ты всегда поскальзывался и падал лицом вниз, и мама покупала дополнительный пончик, лишь бы ты не плакал, — добавил Хосок. Трель колокольчиков и звонкий смех Хёну обозначил их приход в кофейню, и едва ли не все посетители обернулись, чтобы посмотреть, кто нарушил их спокойное утро. По телевизору играла какая-то мрачная, тяжёлая песня, привычно угрюмый бармен намывал чашки с тарелками, и всё было довольно тихо. Хёну даже успел заметить Минхёка и Кихёна из своего агентства (второй явно был смущён его видеть). Обыкновенное утро, если не считать сочельника Рождества: никакой спешки, суеты, только молчаливая, такая родная и привычная атмосфера, и светящиеся гирлянды на стенах напоминали о предстоящем празднике. Они с Хосоком опустились на первый попавшийся на глаза стол посреди кофейни. Хёну подозревал, что его красивый братец привлечёт внимание каждого посетителя своей вызывающей внешностью. Даже сквозь его кожаную куртку проглядывались крупные мышцы на руках и груди, но и это было не единственным преимуществом молодого мужчины. Большие на первый взгляд уши выгодно выделялись среди светлых волос, спадающих до чёлки, а карие глаза так и сияли в огнях кофейни. Хосок выглядел как идеал, к которому стремился Хёну — временами второй считал, что был всего лишь его «бюджетной» или «черновой» версией: Хосок был и богат, и привлекателен, и знаменит. У Хёну дай бог найдётся лишь половина из перечисленного. Бармен подошёл к ним спустя пару секунд — с огромной неохотой, вялый, угрюмый: оставалось только гадать, отчего он всегда с такой кислой миной ходит. Его чёлка пепельно-каштановых волос едва ли не прикрывала глаза, а сам он почти засыпал на ходу. Даже бейджик с именем Чангюн был перевёрнут вверх тормашками. Может быть, он работает здесь каждый день в последнее время: Хёну не припомнил, чтобы в этой кофейне у парня были помощники или сменщики. Братья заказали себе по чашке кофе с десертом и расслабленно облокотились о спинки стульев, улыбаясь. — Ну так что? — хмыкнул Хосок. — Сегодня у тебя будет время пройтись? Хёну с сожалением покачал головой: могло показаться, будто он не хочет уделять брату время, но на деле он был максимально загружен. Если менеджер хватится его сейчас, неизвестно, какая выйдет шумиха из того, что трейни нет на месте. — Я сто лет не был в Сеуле, и ты хочешь сказать мне, что даже не найдёшь времени прогуляться по городу? — удивлённо и разочарованно проговорил Хосок. Защитной реакцией Хёну всегда была скромная улыбка. Он действительно не знал, как оправдаться. — Может быть, на неделе встретимся. В любом случае, ты увидишь меня на концерте, — хотел бы он показать, как сильно жалеет. Шанс встретиться с семьёй предоставлялся так редко — и всегда так неуместно. — Да, ведь ты у нас самый сильный трейни в агентстве, не так ли? — ухмыльнулся Хосок. В это время бармен по имени Чангюн поднёс им заказ и тихо удалился, сухо пожелав приятного аппетита. — Именно поэтому тебя ставят танцором к более популярным артистам? — продолжил хён и по-свойски потрепал Хёну по голове, а тот зажмурил глаза от удовольствия: так старший брат частенько делал в детстве. — Не думаю, что справедливо так говорить. Возможно, предоставится шанс познакомить тебя с моими знакомыми — вот увидишь, они тоже талантливы. — Всё обещаешь и обещаешь, — вздохнул Хосок. — А мне в этом городе даже сходить некуда. — Я думаю, ты можешь заглянуть к родителям или посмотреть город — ты ведь провёл последние восемь лет в Инчхоне и Пусане. — Временами я и сюда заглядывал. Правда, только по делу, — тяжело вздохнул Хосок. — Наверное, улицы так изменились с моего последнего визита. — Сходи во дворец какой-нибудь. Бывал в том, где «Токкэби» снимали? — воодушевлённо поинтересовался младший брат: они оба, как и половина населения страны, были поклонниками этой дорамы. — Ты даёшь просто прекрасные советы. Они засмеялись, и Хёну вновь почувствовал себя как дома: несмотря на то, как долго братья не виделись, можно было подумать, будто между ними вырастет ледяная стена, не позволяющая им, как прежде, тесно и тепло общаться. Однако эта любовь — настоящая, проверенная годами, никуда не делась. Хёну был просто благодарен за то, с какой непринуждённостью они встретились. Даже если Хосок испытывал неловкость, он никоим образом это не показывал: конечно же, жизнь потрепала его, да и он много повидал, чтобы оставаться застенчивым, боязливым ребёнком в свои тридцать лет. Будто предыдущие восемь лет просто не существовали, а Хёну просто вернулся из школы и Хосок повёл его на обещанную прогулку в центр после уроков. — Подумать только: мы с тобой нормально не виделись со времён твоего прослушивания, — присвистнул Хосок, отхлёбывая кофе. Перед ними на подносе лежали два пирожных, щедро украшенных кремом. «Менеджер точно убьёт меня», — подумал Хёну. — Ты с первого раза попал в агентство? Хёну кивнул, прожигая взглядом десерты. Он позволял себе съесть жирное максимум раз в два-три месяца. Видимо, он терпел всю осень, чтобы прямо сейчас накинуться на это смачно украшенное сливками и ягодами пирожное. — Ты всегда был молодцом. Родители постоянно твердят, что вырастили из тебя звезду. — Хватит нахваливать меня, — вздохнул Хёну и протянул руку к пирожному. — В нашем агентстве бесчисленное количество талантливых людей. Я всего лишь один из них. — Тогда я обязан увидеть твой талант, не так ли? — хмыкнул Хосок, изящно причмокивая кофе из кружки. — Ну я перед тобой посреди кафе SHINee танцевать не собираюсь, — равнодушно сказал Хёну и откусил десерт. Во рту растаял сладкий вкус бисквита. — Когда там концерт? И с кем ты выступаешь? — Хосок потянулся во внутренний карман куртки, вытаскивая ежедневник: судя по исписанным синими чернилами страницам, каждый день у него был расписан не хуже Хёну. — Тридцать первого, в одиннадцать вечера, — ответил Хёну с набитым ртом, запивая десерт. — Я на подтанцовке у наших сонбэ, но агентство готовит для трейни специальный номер, чтобы показать новичков, готовых дебютировать. Хёну припомнил, как менеджер обмолвился о его возможном дуэте с одним из лучшим трейни. Он подозревал, кто окажется его партнёром: парень с сильнейшим и красивейшим голосом. Один из самых примечательных вокалистов агентства. — Говорят, что нас разделят по группам или парам, — Хёну обошёл взглядом кофейню в поисках Кихёна. Вон он, сидит там, возле двери, и притворяется, что не смотрит на Хёну. Конечно, такой взгляд влюблённый кидает, вздыхает, как Ромео под балконом Джульетты, и, наверное, надеется, что Хёну ни о чём не догадывается. — Вот, ещё один трейни, — он нарочно помахал Кихёну, дав понять, что заметил его сталкерство. — Привет, Кихён! — тот скромно улыбнулся и отвернулся. — Кажется, я его смутил. Хосок кинул быстрый взгляд на незнакомца. — Симпатичный. Закадри его. — Ты что несёшь! — вскрикнул Хёну. — Это слишком рискованный шаг. — Да ла-а-адно, — протянул старший брат. — Мы с тобой одинаковые. Не можем устоять перед такими милашками, правда? — он заговорщицки подмигнул ему. Хёну растерянно сжал губы. — Ты-то, такой красавчик, боишься, что тебе откажут? Я же вижу, ты в нём заинтересован. Вот она, ещё одна тайна Хёну и ещё одна причина, по которой он до сих пор не заводил отношений. — Пойми, это чересчур смело. — Как раздеваться на сцене, рубашки в зал бросать, так это ты не боишься? Как к парню подойти, то ты весь дрожишь? Хёну закатил глаза. — Не могу поверить, что ты нашёл то выступление. Мне до сих пор за него стыдно. — Я показал его парочке знакомых, — Хосок самодовольно положил в рот кусок десерта. — Им понравилось. — Сущий кошмар, — Хёну почувствовал, как его щёки горят. В этот момент в кофейне раздалась знакомая трель колокольчиков. Кихён в спешке выскочил на улицу, прикрывая лицо шарфом, а Минхёк последовал за ним. «Неужели это я во всём виноват?..» — подумал Хёну. Лучше бы причиной был срочный вызов менеджера. Кажется, Хёну чересчур сильно влияет на некоторых людей. Даже не верилось, что кто-то мог настолько сильно его обожать, что боялся и смущался его. Сам Хёну ещё никогда так не влюблялся. — Вот и беги за ним, пока он не ушёл, — Хосок указал пальцем в сторону улицы. — Побегу, только когда менеджер позвонит. А пока что никто не хватился меня, — он продолжил спокойно жевать пирожное. — Я только отдышался после нашей поездочки. Они просидели там, слушая музыку, доносящуюся из телевизора. Хосок иногда поглядывал в экран, любуясь мемберами групп: такой, как он, если заприметит парня или девушку на свой вкус, то на следующий же день окажется с ними в постели. Хёну недоумевал, как старший братец это делает, но воспринимал этот факт как нечто нормальное. Должное. Сам он такой позиции не придерживался: в его молодой душе ещё сохранялось понятие о настоящей любви. — Да? Тогда чей телефон сейчас разрывается? — хмыкнул Хосок, указывая подбородком на мобильный Хёну на столе: тот грозил скатиться по стеклянному столу от вибрации. Парень отреагировал незамедлительно: на экране виднелось имя менеджера. — Кажется, мне пора бежать, — жалобно вскинув брови, сказал Хёну. Он вскочил, хватая со стола шапку. — Меня точно убьют за отсутствие на репетиции. — Уже уходишь? Ну смотри, теперь ты должен мне прогулку, — проговорил Хосок. — Уверен, ты в ближайший час найдёшь себе дружочка, а вот если я не появлюсь в агентстве, они найдут нового трейни, — Хёну плотно сжал губы, стыдливо отбивая входящий вызов. — Почему ты так пессимистичен? — изумился Хосок. — Может, там хорошие новости? — Только что отсюда как ошпаренный выбежал Кихён, — Хёну наклонился к старшему, чтобы обнять его хотя бы одной рукой, пока натягивает куртку. — Я думаю, нам обоим устроят хорошую взбучку. Прости, что не могу провести с тобой больше времени. Встретимся вечером. — Надеюсь-надеюсь, — Хосок обежал его с головы до ног оценивающим взглядом. Этот неосознанный жест был у них в крови. — Надеюсь, вы с ним хотя бы подружитесь, иначе я не прощу тот факт, что ты меня откровенно кинул. — Да-да. Мечтай побольше, — крикнул Хёну уже на выходе из кофейни. А затем улыбнулся, натягивая чёрную маску на нос — морозный воздух щипал кожу на носу. Хосок полностью угадывал его мысли, как всегда. Восьмилетний перерыв не помешал им удержать крепкую связь. Хёну сказал ему мечтать, ведь в душе и сам теплил подобную мечту. И если менеджер объединит их с Кихёном в номере для концерта, разве это не настоящее рождественское чудо?