***
Забот у Джухона, как к любого взрослого человека, было, конечно, по горло. Работа, домашние дела отнимали колоссальное количество времени, но сегодня они даже не были так важны, как ещё одна проблема, свалившаяся парню на голову, как снежный ком, в лице слёгшего с температурой Хёнвона. Сколько раз Джухон взывал к его здравому смыслу, пытаясь уговорить не ходить по улице в распахнутом пальто, без шарфа и шапки в такой мороз, но тот лишь утверждал, что погода не такая уж и холодная, и снова принимался за своё, как будто действуя другу на вред. Вот, пожалуйста, и результат не заставил себя ждать — Хёнвон подхватил грипп, а теперь, наверное, мучился, лёжа в кровати перед подсвеченным голубым сиянием экраном телевизора, из которого доносились не связанные между собой звуки. Проходя по убегающей в бесконечность центральной улице, он держал перед глазами образ этого несчастного беспомощного и самонадеянного парня, когда-то ослушавшегося Джухона. Вероятно, прямо сейчас он об этом жалеет. Гид достал из кармана телефон, глядя на подсвеченные указывающие время цифры. Почти девять. Парень хмыкнул. Кажется, вечерние экскурсии в зимние праздники пользуются гораздо большим спросом. Возвращаться домой в относительно позднее время превратилось в привычку. Шмыгнув носом от холода — ветер поднимался всё выше, принося в город ураганы снега, — он поёжился и набрал нужный номер. Пока он на улице, стоило справиться, не нужно ли Хёнвону купить дополнительных лекарств. Первый вызов, к его собственному удивлению, был пропущен. Джухон даже отвёл телефон от уха, чтобы убедиться, что Хёнвон не брал телефона в руки. Странно: весь день он листал свою бесконечную ленту, чтобы в этот момент просто убрать телефон обратно на тумбочку? Джухон не требовал от него сиюминутного ответа, только волнение охватило его с головы до ног, заставив думать о самом плохом. Джухон повторил свою попытку. Дважды, трижды — держа гудки вплоть до самого автоответчика. Прохожие видели в нём отчаявшегося, потерявшего всякую надежду парня, что прятался от начинающегося снегопада под крышами подъездов и тщетно набирал один и тот же номер несколько раз. На десятой попытке удача соблаговолила ему достучаться до Хёнвона. Телефон был взят сразу же, после первого гудка, и запыхавшимся голосом тот произнёс долгожданное «алло». — Ты в порядке? — едва веря своим ушам, надломленным голосом проговорил Джухон. Это была первая и, пожалуй, единственная фраза, ответ на которую стал для парня самым желанным. — Да, да, со мной всё хорошо, — пролепетал Хёнвон в священном страхе. — Прости, я не слышал звонка. — Звонка?! — тут же взорвался Джухон. Волнение о здоровье Хёнвона тут же улетучилось, уступив место настоящей ярости. — - Их было, чёрт возьми, десять! Целых десять! — Прости-и-и, — по-настоящему виновато взмолился Хёнвон, явно сожалея о своём поступке. — Ты заставил меня переживать! — прикрикнул Джухон, утирая пот со лба. С этим Хёнвоном даже в стужу становится жарко.- Ты знал, что я себе напридумывал, пока ты не брал трубку? Я думал, тебе стало хуже, потерял сознание! — Не мудри, — расслабленно фыркнул Хёнвон. — Я никогда в жизни его не терял, с чего бы мне это делать сейчас? Джухону впервые в жизни хотелось ударить Хёнвона прямо в челюсть от его завидного равнодушия. — Мне самому стоит заболеть, чтобы показать тебе, каково это — заставлять других волноваться, — обиженно пробурчал он, пытаясь выровнять дыхание. — Я правда сожалею, — выдохнул Хёнвон. — В следующий раз я не повторю своей ошибки. — Постарайся сделать так, чтобы следующего раза не было вообще. Джухон едва улавливал звуки, доносящиеся со стороны Хёнвона, но отчётливо понимал, что они отличаются от тех, что привычно окружали их дома. Шум на фоне явно выходил не из динамиков телевизора, а гул от людских голосов и скрип автомобильных шин до болит напоминал тот, что прямо сейчас разрастался вокруг самого Джухона. — Прости, пожалуйста, — с ноткой сарказма в голосе произнёс он, — но чем ты таким важным был занят, что пропустил десять звонков от меня в течение пяти минут? Хёнвон заменжевался — это было слышно по растерянности в его голосе, уступившей место самоуверенности. Словно пытаясь растянуть момент, он закашлялся, преодолевая боль в горле, но Джухон его уловкам его уже не верил и, в недовольстве сжав губы, просто ждал, пока у того совесть появится оправдаться. И пока он актёрствовал, изображая безнадёжного больного, Джухон слышал типичные уличные звуки, что становились всё громче. Сигналы автомобилей, чужие голоса и рекламные объявления, звучащие из колонок, сводили его с ума. — Ты не в спальне? — рискнул предположить Джухон, хотя уже подозревал ответ на вопрос. Лучше бы Хёнвону признаться, что он всего лишь вышел прогуляться на общий балкон. Злость в парне вскипала всё сильнее. — Н-нет, — понимая, что ему уже не сбежать, прошептал Хёнвон. — И не в квартире? — вскинул брови Джухон. — И даже не в доме? — Я на улице, — быстро проговорил Хёнвон, и Джухон прямо-таки почувствовал, что тот жмурит глаза и съёживается от стыда. Он знал Хёнвона как облупленного. — И какого чёрта ты там забыл со своей температурой? Может, ещё и расстёгнутый ходишь? — В своё оправдание я скажу, что на мне шапка, шарф и пальто. Застегнул на все пуговицы, даже у горла. Хёнвон говорил, постоянно прерываясь на приступы кашля или шмыгание носом, и Джухону было в то же время жаль слышать, как тот надрывается. Однако, значит, не так уж и плохо его дружок себя чувствует, раз рискнул выбраться из дома в снежную бурю. — Не переживай, пожалуйста, — пролепетал Хёнвон. — Я не один… Я… с Хосоком, — он тяжело вздохнул, и эта фраза ударила Джухону прямо поддых. Он раскрыл рот и сделал вдох, только ни один звук не слетел с его губ. Он не мог даже пошевелиться — всего лишь стоял в одиночестве под крышей подъезда, переваривая слова Хёнвона, и где-то на подкорках сознания задумывался о том, как в этот неспокойный момент совершенно беззаботно снежинки могут приземляться на землю — будто ничего и не происходит. — Хосоком?! — вскрикнул Джухон. Хёнвон поспешил издать шипящий звук, намекающий на просьбу говорить потише, но Джухона подобными выходками не остановить: он от них бесился лишь сильнее. Никто не смеет указывать ему, когда он просто в бешенстве, а особенно напоминать, что он слишком громко себя ведёт. — Да, — так же поспешно прошептал Хёнвон. Джухон улсышал, как тот слегка прикрывает рукой динамик и отходит на пару шагов. — Я переосмыслил вчерашнее свидание и пршёл к выводу, что оно было неудачным. Ты ушёл на работу, я остался наедине с порядком надоевшим телевизором, что мне было ещё делать? — ЛЕЧЬ СПАТЬ, — неосознанно громко прокричал Джухон. — Господи, что мне только с тобой делать! — парень звучно хлопнул себя по лбу, удивляясь глупости своего вроде бы мудрого и сообразительного друга. Видно, когда человек очарован или влюблён, то его разум полностью слетает с катушек. — Ты продолжишь разочаровывать меня? — тяжело вздохнул Джухон, качая головой, словно удивлённая поступку своего сына мать, — или тут же отправишься домой лечиться? Я целый день пытался оставить тебя в кровати, чтобы ты так бездумно мне напортачил? — Я правда прошу прощения, Джухон… — пробормотал Хёнвон. — И за пропущенные вызовы не злись на меня, пожалуйста. Я оставил телефон на беззвучном. — А не пойти бы тебе… — сморщив нос, фыркнул Джухон. — Я скоро вернусь домой, правда, — пообещал Хёнвон. Джухон так и представлял, как его друг, виновато держа трубку возле уха, облокачивается о кирпичную стену ближайшего кафе, сожалея о своём поступке, и держит глаза закрытыми, просто чтобы от осознания глупости не покатились солёные слёзы. Он чувствовал себя ребёнком, полностью разбитым родительским выговором. Ему почти тридцать, и он всего лишь на пару лет старше самого Джухона, только тот сегодня оказался по-настоящему мудрее и рассудительнее. А Хёнвон оставался тем ещё оторвой, играющим на нервах родителей. Видимо, недавняя шутка Джухона про то, что вечер Хёнвона ещё может выдасться интересным, совсем не предполагала своего прямого исполнения. — Тебе бы лучше сделать это поскорее, потому что я не собираюсь сидеть и ждать тебя, как жёнушка своего гулящего мужа, — и Джухон с силой отбил вызов, вздрагивая от приступа ярости. Эта улица оставалась спокойной и тихой, и только пушистые хлопья снега, поддаваясь порывам ветра, блуждали меж домов и окон, кружа в причудливом танце. Там, над его головой, собирались в стаи тучи, принося с собой очередную бурю, а ветер всё так же развевал его спутавшиеся волосы, что выбились из-под шапки. Нахмурив брови, Джухон направился вперёд. Ох уж этот Хёнвон! Если он полагает, что имеет право совершить любой поступок во вред только себе, то пусть продолжает — на следующий же день поймёт, как ошибался. И это тот самый Хёнвон, который заверял Джухона в совершенной ненужности отношений? Это он, тот самый парень, никогда в жизни не поддававшийся на уловки людей, пытавшихся его очаровать? Джухон совершенно в это не верил. И не мог представить, чтобы Хёнвон так подло его подставил, разрушив уже второй день подряд, в который они вместе могли бы наслаждаться праздником и есть свой кимчи. Однако Джухон имеет полное право разозлиться на человека, который совершенно не думает о своём здоровье и не ценит заботу друга. Он не знал, отчего его буквально колотил внезапный приступ злости, однако совершенно точно понимал, что с него хватит. Пусть Хёнвон разгуливает сколько душе угодно. Он, Джухон, тоже имеет право отдохнуть. Сделав глубокий вздох, он уверенно зашагал вперёд, не глядя на дорогу. И даже снежинки не застилали его взгляд. Сегодня он шагал уверенно. И даже не осознавал, как далеко заведут его собственные чувства.***
Он не видел, куда в порыве обиды его несут ноги. Шагая против ветра, Джухон всего лишь позволял крупным снежинкам хлестать его по лицу, ведь уже мало что имело значения. Он понятия не имел, почему такая сильная злость охватила его волной цунами, но, как обычно, смахнул всё на усталость и переутомление — и просто выдохнул, пытаясь отвлечься. С сегодняшнего дня это больше не его проблема. Смотря себе под ноги, Джухон с силой распахнул дверь кофейни, расположившейся возле дороги. Этим вечером он планировал вернуться домой как можно позже, лишь когда все заведения уже прекратят свою работу и делать на улице будет совершенно нечего. Пусть Хёнвон самостоятельно вернётся в пустующую квартиру, где от привычного духа семейного уюта и тепла не останется даже тусклого полупрозрачного следа. Звон колокольчиков над головой оповестил бармена о новом посетителе. Собственно, только об этом и оповестил: ибо пришедший, накинувший на голову капюшон, обернул половину лица плотным шарфом, а снег, сделав человека совершенно неузнаваемым, засыпал добрую часть его куртки (так что теперь, в тепле, с чёрной ткани на пол одна за другой медленно сбегали капли талой воды). Джухон появился подобно мрачному незнакомцу в книгах, что посреди ночи забрёл в полную веселья таверну: посетители слегка обернулись — больше инстинктивно — обежали его взглядом и равнодушно уткнулись в телефоны или вернулись к позднему ужину. Бармен, протиравший чашки белым махровым полотенцем, лишь тихо поздоровался, пробурчав себе что-то под нос, и кивнул. Джухон поблагодарил небеса, что прямо сейчас никто не обратит на него внимание — иначе он взбесится только больше, а ему следовало бы успокоиться и занять себе столик. Гид разделся, повесив куртку на замысловатый крючок у входа, и прошёлся ладонью по волосам, чтобы привести себя в божеский вид. В два счёта он пересёк кофейню, направляясь к барной стойке, чтобы разглядеть меню — проклятая близорукость всегда подводила его. Однако, как только он уселся на высокий стул, щуря глаза, то едва не слетел обратно на кафельный пол в испуге. Яркое меню под потолком, расписанное разноцветными мелками, уже не имело значения: какой смысл выбирать между малиновым и черничным сиропом в кофе, если ему вообще не стоило здесь появляться! Неужели он был так неосторожен и забыл о собственном проступке! Джухон удержался за столешницу лишь только почувствовал, как стул накреняется назад. По другую сторону стойки на него пристально смотрели два больших карих глаза, прищуренных в сомнении. Парень напротив недовольно упёр кулаки в бока, готовясь если не ударить посетителя, то как минимум устроить ему выговор. Понимая свою ошибку, Джухон лишь выдал кривую улыбку, вскидывая брови. На мгновение он обернулся к окну: там, напротив, свет на землю из больших окон отбрасывали лампы до боли знакомого музыкального агентства… А это значит, он вовсе не ошибся дорогой. И снова по собственной непредусмотрительности забрёл в неправильное место. — Я просил тебя больше здесь не появляться, не так ли? — с ноткой пассивной агрессии в голосе проговорил бармен. Хотя, судя по тому, как сильно в побледневшем кулаке он сжимал полотенце, злость уже выходила за рамки пассивности. Это был тот самый официант, которого вчера сбил с ног своим окликом Джухон. Парень, который, благодаря гиду, свалился на обледенелые ступеньки, упал прямо на позвоночник и вдобавок разбросал мусор, который им пришлось убирать вдвоём. В одно мгновение в Джухоне от той привычной озлобленности, поглощавшей его, пока он целеустремлённо шагал по улицам после морального разноса Хёнвона по телефону, ничего не осталось: обида стёрлась, превратившись в чувство вины. Возможно, прямо сейчас он, пригибаясь под натиском наполненного яростью взгляда, чувствовал себя так же неловко, как и этот самый несчастный Хёнвон. — Добрейший вечерочек, — улыбнулся Джухон, поджимая губы. — А можно мне капуччино с малиновым сиропом? Он не спускал виноватого взгляда с парня, слегка пожимая плечами, будто принимал собственную вину, но пытался сделать всё, чтобы как минимум разрядить обстановку. Бармен наморщил нос в презрении, но с неохотой вытащил-таки пустую кружку и, продолжая пристально смотреть на Джухона, вслепую вставил капсулу в кофемашину. — Прости за вчерашнее, — пробормотал Джухон, виновато опуская взгляд. Конечно, ещё одна головная боль свалилась на него в преддверии праздников! Ему бы сбежать отсюда — желательно куда-нибудь на край света — но он уже не ребёнок, чтобы бояться собственных ошибок. — Я не хотел, чтобы так вышло. — Угу, — буркнул бармен. И развернулся к полкам за стойкой, чтобы достать бутылку с сиропом. — Как ты себя чувствуешь? — искренне поинтересовался Джухон, неловко крутясь на высоком стуле, что издавал скрип при каждом движении. Где-то далеко, словно в сотнях километрах отсюда, по телевизору играла незатейливая мелодия, но даже она не спасала ситуацию. Обстановка не разбавлялась радостными нотами, а лишь накалялась. — Удивительно, как у тебя ещё есть совесть спрашивать. Однако Джухон и вправду чувствовал себя виноватым. Ему стало бы лучше, если бы незнакомец хотя бы доложил о своём состоянии, потому что внешне это определить было невозможно: парень держался ровно, даже осанка его худощавой спины была идеально прямой, рукава чёрной рубашки слегка прикрывали запястья, а воротник был поднят — словно тот пытался скрыться от мира в тёмной одежде. Тело ниже пояса не было видно из-за стойки, как бы Джухон ни пытался перегнуться: ещё чуть-чуть, и он вообще перевалится через неё. Однако отметить превосходную фигуру с узкой талией и крепким задом он успел, что заставило его слегка ухмыльнуться — настолько сильно завладев взглядом, что гид не осознал, как пристально пялится на бармена. Пока тот не развернулся с чашкой кофе в руках и не прошёлся по Джухону обжагающим взглядом. — И куда это мы смотрим? — язвительно проговорил парень. Джухон тут же откинулся назад, едва не сваливаясь на пол, и испуганно поднял глаза. Ответить ему было нечего, а потому он просто покорно принял свой напиток и тихо поблагодарил, стыдливо опустив взгляд. Атмосфера в кофейне была довольно уютной и гостеприимной: полутусклый свет ламп слегка успокаивал, помогая посетителям забыть о проблемах, а огни на гирлянды мерцали в ритм доносившейся из телевизора музыке. Однако даже в таком тёплом местечке с чашкой горячего капуччино в руках Джухон не мог почувствовать себя расслабленно: он мечтал скорее отсюда сбежать и стереть память и себе, и этому незнакомцу, об их встрече, но такое, увы, бывает только в фильмах. Поэтому с совершенным отсутствием аппетита он потягивал свой кофе, пытаясь хоть куда-нибудь бросить взгляд, лишь бы отвлечься и хотя бы притвориться непринуждённым. — Нет, серьёзно, — до сих пор отказываясь верить, фыркнул бармен. — И чего тебя только принесло сюда? Только не говори, что это вышло случайно, а, — он снова сощурил нос и вернулся протирать вымытые чашки. — Но это правда вышло случайно, — вздохнул Джухон. — Послушай, я правда чувствую вину и хотел бы расплатиться за свою ошибку. Мне бы хоть знать, как ты себя чувствуешь, чтобы самого себя во всех смертных грехах не обвинять. Парень закатил глаза и едва заметно покачал головой, явно принимая Джухона за назойливого и плохо соображающего идиота, раз он продолжает говорить с ним. — Со мной нормально всё, — сквозь зубы процедил он. — А если хочешь помочь, то, как я уже говорил, — парень облокотился о стойку, выпячивая вперёд грудь и впериваясь озлобленным взглядом в лицо Джухону, — просто не показывайся в этом кафе или в окрестностях, — он кивнул подбородком в сторону широкого окна, откуда хорошо проглядывалось здание агентства. Джухон успел заметить табличку с именем на рубашке парня: «Им Чангюн». Им Чангюн… Джухон сощурил глаза, будто пытался распробовать это имя на вкус. Оно показалось ему максимально отдалённым, но едва уловимо знакомым. — Разве я не имею права ходить по улицам города? — Джухон вскинул бровь, делая очередной глоток кофе. Сироп оказался каким-то на удивление горьким. Он мысленно справился, не плюнул ли бармен в чашку. — Ходи, только не надо снова звать меня по имени, окликать, мешать мне работать и всё в таком духе, — парень шмыгнул носом. — А если я буду тебе помогать? — самонадеянно предложил Джухон. — А оно тебе надо? — Им Чангюн закатил глаза. — Как я уже и сказал, я всего лишь хочу искупить свою вину, — он закусил губу и придвинулся чуть ближе, будто их беседа была секретом для ушей остальных посетителей. — Забей уже, — Чангюн развернулся, возвращаясь к работе, и оставил Джухона в одиночестве. А тот, в свою очередь, продолжал раздумывать, где же мог слышать имя бармена. Возможно, среди группы туристов? Однако имя казалось таким ярким, будто наполненным каким-то особым цветом — серебряным, металлическим, — вот-вот ощутимым, будто значило для Джухона гораздо больше, чем знакомство с обыкновенным экскурсантом — коих за год было больше тысячи. Им Чангюн… Он продолжал переваривать свои мысли, шмыгая носом. Знакомый из университета? Певец, интервью с которым сегодня показывали по телевизору? Кем же был этот парень? Даже если всего лишь тёзкой и однофамильцем, Джухон чувствовал, что не успокоится, пока не докопается до правды. — А мы раньше нигде не встречались? — с сомнением проговорил он, заранее зная, что Чангюн просто в очередной раз пошлёт его. — Отвратительный подкат, — тот закатил глаза. — О господи, я даже не думал подкатывать, — вздохнул Джухон. — Твоё имя Им Чангюн, не правда ли? — Конечно нет, меня зовут Пак Хён Шик, а табличку я по приколу надел, чтобы народ стебать, — прошипел Чангюн. Джухон почувствовал, как от этого бесконечного сарказма у него задёргался глаз. — Твоё имя кажется знакомым, — гид зажмурился, напрягая память. — Может, мы учились вместе? Или вместе стажировались? — Сомневаюсь, — хмыкнул Чангюн. — Будь у меня шанс вмазать тебе пару лет назад, я бы уже давно это сделал. Эти слова были для Джухона ещё одним ударом прямиком в солнечное сплетение, сбивавшим его с ног и лишавшим дыхания. Да почему весь вечер им все так отвратительно пренебрегают! — За что ты меня так сильно ненавидишь? — громким шёпотом проговорил он. — Я пытаюсь извиниться, но, как видишь, ты и сам того не хочешь. Просто выскажи в лицо всё, что думаешь. Я не люблю жить с чувством вины на плечах. Чангюн окинул его презрительным взглядом, скривив губы. Он сжимал в кулаке стеклянную чашку с такой силой, что создавалось ощущение, будто прямо сейчас она полетит Джухону в лицо. Однако вот что странно: этот взгляд мало того что казался чересчур знакомым, так ещё и чересчур… захватывающим. Джухон слегка отъехал назад, проскрипев ножками стола по кафелю. На него смотрел парень годами двумя младше него самого, и смотрел с ненавистью и презрением. А Джухон не чувствовал стыда или вины: он всего лишь отвечал на этот взгляд своим — заворожённым, очарованным, каким-то… заколдованным. Эти карие глаза, выглядывающие исподлобья, из-под тёмно-коричневой чёлки, закрывавшей половину лица, прожигали Джухона насквозь, до самых костей, будто пытался морально надломить его. Однако от этого становилось… как-то непривычно. В хорошем плане. Будто только что его охватило пламя, но не сжигающее — согревающее. Оставаться под натиском этого взгляда было словно выйти из тени к яркому полуденному солнцу, рискуя схватить удар, но всё ещё надеясь поймать очередной сияющий луч. — Я испытываю к тебе достаточную неприязнь, — признался Чангюн, облизнув губы, и этот жест снова показался Джухону смутно знакомым, что заставило его сердце биться быстрее обычного: испуг теперь шёл откуда-то изнутри — теперь, когда он был практически уверен, что они с Чангюном — больше, чем просто незнакомцы. — Я не могу объяснить это. Происхождение чувств редко исходят из логических соображений. Джухон нервно сглотнул, покорно склоняя голову над чашкой. Он всего лишь хотел извиниться перед парнем, но тот не давал ему шанса. Будто Джухон бросал в его сторону стрелы с признаниями в сожалении и извинениями, а тот отбивал каждый удар, оставаясь невредимым — гордо смотря на парня с высокого трона своего эго. — Ладно, — покорно вздохнул он, хотя в душе его уже всё перевернулось вверх тормашками. Стук сердца больше не ощущался с привычной левой стороны — наверное, от обиды и раскаяния то сбежало куда-то в пятки, а лёгкие уменьшили свой объём, не подпуская кислород, что вызывало затруднённое дыхание. Допив свой кофе до дна и оплатив заказ, кинув пару бумажек на стол, Джухон поднялся со своего места. Слегка поклонившись, он развернулся, сухо поблагодарив за напиток и гостеприимство. — Если ты того так сильно хочешь, я больше сюда не вернусь, — прошептал он, закусывая губу в отчаянии. Прямо сейчас он не чувствовал ничего, кроме полного опустошения. Скорее всего, его жизнь опшла наперекосяк ещё вчера, когда он случайно окликнул Чангюна с обыкновенным намерением помочь. Однако тот ничего не ответил. Скрестив руки, он следил, как Джухон покидает кофейню, силясь, чтобы не обернуться — увидеть в глазах Чангюна сожаление или же намёк на грусть, пусть даже каплю. Раскрытые в неозвученной фразы губы, побледневшее лицо, ладонь, чуть вытянутую вперёд… Однако ничего из этого не ожидало Джухона. А это значило лишь, что ему стоило покинуть это злосчастное место, где счастливыми становятся все, кроме него. И Рождество в этом году выходило какое-то отнюдь не праздничное. Накидывая пальто и обматывая вокруг шеи шарф, Джухон сбегал из кофейни, оставляя после себя лишь тонкий след аромата его парфюма. И, сам того не подозревая, оставляя там также частичку своего сердца. Потому что Им Чангюн для Ли Джухона был не обыкновенным туристом из толпы. А Ли Джухон для Им Чангюна был не очередным посетителем, заказавшим привычный капуччино. Только сейчас, в свете вечерних огней, они даже не осознавали, что были друг для друга гораздо ближе. Настолько, что это заставляло сердце сжиматься в печали. Ведь так бездарно потерять человека, вернув его спустя несколько лет, было позорнее всего.