Крошечный уголок на краю Вселенной

Хёнвон отбил входящий вызов, постыдно зажмуривая глаза, будто пытался сбежать от навалившейся проблемы. Конечно, Джухон бы заметил его отсутствие. А он поступил совершенно по-свински, даже не предупредив друга сообщением или звонком. Он наивно полагал, что записка, оставленная в коридоре, оповещавшая о недолгой вечерней прогулке, спасёт ситуацию? Чёрт возьми, Хёнвону уже было под тридцать, а он до сих пор вёл себя похуже непослушного подростка. И кто его только дёрнул сорваться с места, побежать за каким-то сомнительным предчувствием, особенно сейчас, в холодную снежную погоду? Куда он спешил? Неужели он не мог остаться дома, чтобы окрепнуть и поправить здоровье? Однако ощущение, что Хосок так и позабудет его, посчитав истеричным, неуравновешенным безумцем, и уйдёт, даже не попрощавшись, перевешивало все логические доводы. Призрак какого-то неисполненного долга давил Хёнвону на грудь с самой ночи, когда мозг насильно рисовал образы, в которых он и Хосок весело проводят время, не задумываясь о ссоре, которая имела место быть когда-то давно, а теперь не имела значения. И чувство это было столь невыносимым, что Хёнвон знал: ещё одну подобную ночь он просто не продержится. На его плечи лёг груз обязанности — обязанности извиниться за свои поступки и исправить ситуацию, пока он ещё в силах. Пока это не станет очередным постыдным воспоминанием о его непотребном поведении, которое он старательно будет заглушать вымученной улыбкой и фальшивым смехом. Пока это не превратится в очередной секрет, неловкое воспоминание, что настигнет его перед сном, когда спутавшиеся мысли не позволят сомкнуть глаз. Он не хотел иметь ещё один конфликт. Ещё одну недомолвку, недосказанность. Он не хотел быть в ссоре. Тем более — с Хосоком. Хосоком, готовым подарить ему целый мир. В чём Хёнвон удостоверился сегодняшним вечером. — Кто это был? — справился мужчина, когда гид понуро вернулся к нему, спрятав руки в карманы. Его лицо вновь было прикрыто шарфом, так что, как усердно Хосок ни пытался заглянуть Хёнвону в глаза, тот лишь опускал голову, не позволяя кому-то увидеть свою слабость. — Джухон, — тяжело вздохнул Хёнвон, сжимая губы. Ссоры между ними случались не так часто, но как только доводилось устроит конфликт, так Хёнвон сам себя изведёт, чувствуя собственную вину не только за свой проступок, неосторожное слово или же простую банальную путаницу, так ещё и за испорченное настроение, ощущая, будто плюнул Джухону в душу, а вдобавок и ногами протёр, словно несчастный ковёр. Непозволительно так относиться к человеку, готовому бросить всё, лишь бы остаться с ним в трудную минуту, как несколько лет назад Хёнвон оставался рядом с Джухоном. Временами Че Хёнвон себя ненавидел. За свою внешность, свою кажущуюся глупость, лень, непредусмотрительность, равнодушие. Даже если он старался внушить себе, что он всего лишь обыкновенный человек, имеющий право совершать ошибки, и с горем пополам успокаивался, надеясь, что его жизнь на самом деле не так уж и безнадёжна, порой такие ссоры снова напоминали ему о его неосторожности, в пылу которой он выплёскивал гнев на самого близкого человека. И это удручало его куда больше насущных проблем. — Кажется, мне стоит ехать домой, — виновато прошептал Хёнвон: ему лучше показаться в квартире прежде, чем туда нагрянет Джухон. Этот вечер был невероятно прекрасным, но и за него пришла пора расплатиться. Хёнвон исподлобья взглянул на Хосока, что заботливо изучал его грустные глаза, и издал тяжёлый вздох — в сожалении. — Он не на шутку на меня разозлился. Неизвестная тьма на секунду заполонила блеск в ярком взоре Хосока, а затем в мгновение исчезла, стоило ему выдавить грустную, но откровенную понимающую улыбку. — Всё хорошо, — произнёс он. — Тебе не стоило выходить сегодня ради меня. Ещё столько времени мне доведётся провести в Сеуле. — Правда? — устремив незрячий взгляд куда-то вниз, пролепетал Хёнвон. — То есть ты здесь… не навсегда? — он печально хмыкнул, как будто эта фраза стала очередным подтверждением его страшной догадки. Хосок видел, как глаза его покраснели — от температуры ли или от наворачивающихся слёз, он не знал, но поспешил крепко взять ладони Хёнвона в свои и переплести их пальцы — может, от этого ему станет легче. Хёнвон поднял удивлённый взгляд, будто вопрошая Хосока о значении этого жеста. Тот лишь многозначительно улыбнулся, пытаясь подбодрить парня. — Кто знает, куда заведёт меня судьба. В один вечер мы можем встретить человека, что заставит нас остаться в городе на всю жизнь. Хёнвон медленно закивал головой, неловко облизывая губы. Конечно, конечно, он прав. Хосок говорил про несбыточную вероятность, когда Хёнвон спрашивал его про сухую определённую реальность. И дарил ему призрачные надежды, наверняка собираясь бросить абсолютно всё — здесь и сейчас, даже не догадываясь, насколько глубокую рану нанесёт сердцу Хёнвона. Хосок был таким же туристом, что бесследно исчезнет на следующее утро, в бледной дымке улетая за высокие облака, чтобы оставить Хёнвона в одиночестве наблюдать, как вместе с порывами ветра рассеиваются все его чувства. — Я вызову такси, — предложил Хосок, одной рукой доставая из кармана телефон. Второй он до сих пор крепко сжимал ладонь Хёнвона, даже если тот, посчитав слишком долгое прикосновение непозволительным, неохотно пытался вырваться. Хосок просто не позволял ему уйти. Гид чувствовал отчаяние. Но вместе с тем — он был до бесконечности рад, что этот вечер разделял с человеком, который принимал его со всеми безумствами, совершенно непредсказуемыми мыслями, секретами и откровенными словами, чтобы произнести которые, необходимо набраться невиданной доселе храбрости. В глубине души Хёнвон подозревал, что всё в итоге наладится, решится, и очередная ссора станет всего лишь смешным воспоминанием, ведь сейчас, крепко сжимая ладонь Хосока, разве имело хоть что-то в этом мире значение? Хосок был по-настоящему красив. В этом Хёнвон убедился, сумев разглядеть его лицо в тусклом свете фонарей. Его тело, даже сокрытое плотным пальто, могло сравниться разве что с фигурой какого-нибудь божества, и каждая черта в нём была идеальна: начиная от крепкой шеи с её выступающими венами, что плавно переходила в ключицы, соблазнительно выглядывающие из-под рубашки, будто двумя острыми стрелами целились прямиком в сердце Хёнвону; переходя в мощную грудь, которую тот даже не пытался скрыть под полупрозрачными тканями своих шифоновых рубашек, так элегантно повторяющих контуры тела, будто заманивая взгляд этой недоступностью, и непозволительная роскошь — взирать на него, тяжело вздыхая, словно на дорогую вещь за стеклом витрины, которую так и хочется разбить, лишь бы хоть раз коснуться. И протянуть руки к одновременно такой близкой, но запредельно далёкой вещи. А затем Хёнвон оставался заворожён его лицом, его ласковым выражением, нежно ложащимся на парня, словно тёплое одеяло в стужу. Ещё вчера гид полагал, что Хосок был не более чем обыкновенным ветреным похотливым парнем, согласным провести с партнёром лишь одну ночь. Даже если до сих пор эти опасения имели место быть в душе Хёнвона, он всё равно не мог сдержаться и не залюбоваться им, позволив себе крохотную неосторожность — зная, что в определённый момент сможет остановиться, он старался смотреть на Хосока, словно на красивую картину, не имея серьёзных намерений, так и грозившихся возникнуть в сердце. Что могло быть прекраснее его крупных ушей, выглядывающих из-под тёмных локонов, широкого лба, едва прикрытого чёлкой косым пробором, идеального ровного носа и больших пухлых губ, что так мило раскрывались в улыбке или смехе, образуя ямочки на щеках? А разве слышал Хёнвон сегодня звук прелестнее, чем его смех, наполненный искренностью и наивностью? Даже с его низким, пронизывающим голосом каждое слово, что вылетало из его уст, казалось самой сладкой музыкой. Временами Хёнвону казалось, что он задаёт вопрос или смешит Хосока лишь бы снова услышать его прекрасный голос. Такси подъехало совсем скоро, и звук тормозов на скользкой дороге обозначил окончание вечера — первого волшебного вечера, что они разделили на двоих. И оба всем сердцем надеялись, что не последнего. — Я довезу тебя до дома, хорошо? — заботливо произнёс Хосок, усаживая Хёнвона на заднее сидение, а затем опускаясь рядом с ним. — Не стоит так утруждаться, — хмыкнул Хёнвон. — Если у тебя есть какие-то дела, я всё пойму. — И какие дела у меня могут быть в отпуске? Хёнвон назвал адрес своего дома, и машина тронулась: они отправились изучать заснеженные улицы, постепенно набирая скорость. Хёнвон продолжал печально смотреть в окно, прислонившись головой к стеклу, и его прерывистое дыхание оставляло запотевшие следы. Вот и всё — кажется, сегодняшнему вечеру действительно суждено кончиться — и так нелепо, на оборванной грустной струне. Разве могло быть что-то более удручающим, чем сегодняшняя попытка построить отношения, пусть поначалу и дружеские, с человеком, что так внезапно и неожиданно появился в его жизни. И, естественно, не бесследно и небезрезультатно. Он пытался вымучить улыбку, сдержать слёзы, что омывали глаза каждую секунду, стоило ему чихнуть или кашлянуть. Состояние сегодня скакало: от невыносимого оно к вечеру превратилось в приподнятое, невероятно счастливое, удержавшись так лишь пару часов, а затем вновь вернувшись к прежнему удручению и самобичеванию. И чем он только нагрешил, раз, решив добавить в жизнь немного красок, поплатился за это ссорой с другом?.. Сплошные недоразумения всегда вызывали в нём самые горькие сожаления. Избавиться бы от них, исправить ошибки, снять с себя это тягучее ощущение собственного греха. Вот только сейчас всё покажет только время, а он… он остаётся в этом автомобиле, увозящим его домой. Хосок осторожно накрыл его ладонь своей собственной, надеясь, что этим жестом сможет вызвать улыбку на лице Хёнвона. Однако тот только осторожно взглянул на их сплетённые пальцы и вздохнул, едва слышно хмыкнув. Слишком много прикосновений за один вечер. Достаточно, чтобы бояться, что назавтра всё окажется выдумкой. — Куда ты поедешь потом? — спросил Хёнвон. — В гостиницу, как обычно, — понуро ответил Хосок. — На сколько ты планировал приехать? — На пару недель. Навестить брата, родителей, прогуляться по собственному городу, — он вздохнул. — И откуда тебя к нам занесло? — усмехнулся Хёнвон. Сейчас, сидя в полутёмной машине, Хосок казался ещё более загадочным, пока уличные фонари откидывали тени на его бледное лицо. — Из разных мест, — пространственно ответил тот. — Пусан, Тэгу, Кванджу. По всей Корее помотало. Много работал в Китае и Сингапуре. Так что сюда я прямиком из Макао, — слегка засмеялся он, пожимая плечами. — И каково тебе это? — Что именно? — Хосок кинул вопросительный взгляд на Хёнвона. — Эти путешествия. Разве это не выматывает? Тебе никогда не хотелось, не знаю, осесть на одном месте? Хосок задумался. Он чувствовал, что Хёнвон подводил его к определённому ответу, но старался как можно дольше затянуть этот момент — каждый вопрос, каждая фраза от него, как бы банально это ни звучало, были сродни благословению или долгожданному признанию. Хосоку несказанно повезло, что Хёнвон соизволил встретиться с ним снова — и встреча эта прошла уже не так ужасно. — В юности я всегда мечтал повидать мир, даже если это будет связано с работой, — произнёс Хосок, рассматривая вид из окна, просто чтобы занять чем-то взгляд. — Моя мечта исполнилась, и я завёл много знакомых и друзей… Только семью я так часто не вижу. К сожалению, даже у любимой работы есть недостатки. Хосок действительно временами сожалел о своём выборе: теперь, перестав общаться с родителями и братом ежедневно, перестав помогать Хёну, давать ему важные советы, прогуливаться с ним до ночи и делиться секретами, лишившись возможности наслаждаться маминой едой и папиными шутками, он так же перестал чувствовать себя частью семьи. Будто он выпал из сплочённого круга любящих людей, лишь наблюдая издалека, как те счастливо живут вместе. Теперь же, вернувшись в родной город, он вспомнил, насколько хорошие люди здесь живут. Просто глядя на Хёнвона, он жалел, что упускал возможность встретить его на улице гораздо раньше. А теперь приходилось расплачиваться. Сколько лет он потерял, шатаясь от одного незнакомца к другому, играя в фальшивую любовь, лишь бы не чувствовать удручающее одиночество, не испытывая к этим людям ничего, кроме равнодушия… Чтобы сейчас встретить такое золото, бесценный неогранённый алмаз, крепко сжимающий его ладонь. Хёнвон прикрыл глаза. Слегка трясясь в дрожи, он пытался согреться, обхватив плечи свободной рукой, что, честно говоря, было малоэффективно. Тогда Хосок, схватив его за обе ладони, поднёс их к своему рту и обдал волной горячего воздуха, что вызвало прилив мурашек, спонтанно разбежавшихся по телу гида. Тот даже открыл глаза, чтобы удостовериться, что это не сон. Слегка приподняв уголки губ, он расслабленно откинулся на спинку сидения, полностью доверяя свои руки ласковым прикосновениям Хосока. — Спасибо, — прошептал он, кивая головой. — Спасибо тебе за вечер, Хосок. Я надеюсь, что сегодня и ты нашёл что-то особенное для себя в этом городе. — Ты говоришь так, будто отыскал давнюю мечту. — Я отыскал своего ангела-хранителя, помнишь? — Хёнвон приоткрыл один глаз, чтобы подмигнуть Хосоку. «И тот согревал меня в эту холодную пору…» — пронеслось в его мыслях подобно ветру, что приносил в город снежинки. Они продолжали ехать, блуждая по центральным улицам, что, как одна, светила яркой иллюминацией, развешенной между фонарей и столбов. Все цвета смешивались в единую бесконечную полосу, отбрасывающую тени на проспекты, проезжие части, парки, скверы и дворцы. Город был погружен во тьму, из которой, словно цветой из-под сухой земли, упрямо вырывались разноцветные лучи, прорезая волшебную ночь. Хосок чувствовал, как руки Хёнвона постепенно расслабляются: гид невольно задремал, укачанный медленной ездой автомобиля по обледенелой дороге — он чуть слышно сопел, откинув голову на кожаный подголовник, и приоткрыл розовые губы… что так и напрашивались на поцелуй. Хосок вздрогнул. Может ли поздним вечером, опьяненный моментом, обожженный городскими огнями, человек выдать самое сокровенное, что лежит в глубине его души? Может ли он признаться в запретных, но неподвластных чувствах? Может ли коснуться того, к кому нещадно тянет сердце, и почувствовать сладкий вкус горького грешного поцелуя? Почему днём человек способен сдержать свои чувства, приказать сердцу успокоиться, отвести взгляд и забыть об инстинктах, но вечером он полностью меняется — до совершенной неузнаваемости, будто все его мысли подменяют, лишают той равнодушной оболочки, обнажая всё самое интимное? Оставляют нагим и беспомощным перед желаниями, что невозможно преодолеть… И в этот раз — сможет ли Хосок преодолеть свою жажду? Сможет ли удержаться, сделав глубокий вдох, развернуться, уйти?.. Он в ответе за этого человека — за этого хрупкого юношу, что подарил ему надежду и волшебство холодным зимним вечером. Ведь если бы не Хёнвон, осмелился бы Хосок по собственному желанию покинуть номер отеля в такую вьюгу? И если бы не Хёнвон, смог бы он сегодня вечером искренне улыбнуться, просто потому, что на землю с облаков, прорезая тьму, спускался белый пушистый снег… Хосок почувствовал раздавшуюся в кармане брюк вибрацию и, одной рукой продолжая держать ладонь Хёнвона, взглянул на светящийся дисплей. Его побеспокоило сообщение от какого-то знакомого, работавшего в столице. «Привет, — быстро прочитал Хосок, нахмурив брови. — Слышал, ты вернулся в Сеул. У меня выдалось свободное время сегодня и завтра. Не хочешь выпить вместе?» Хосок выпятил губы в недовольстве, качая головой. Кем он был? Кажется, они встретились на одной из конференций по развитию гостиничного дела, и с тех пор их пути редко пересекались. Хосок быстро напечатал ответ. Даже если это был бы более значимый персонаж в его жизни, он без раздумий ответил бы так же. «Я занят», — всего лишь два слова, чтобы заставить человека отстать от него и дать понять в его совершенной незаинтересованности. А затем он так же быстро убрал телефон в карман, приглушив звук. Этим вечером он больше никому не позволит его побеспокоить. Ведь он и вправду был занят. Снова взглянув на спящего Хёнвона, Хосок не смог удержаться от счастливой улыбки. Хёнвон стал его главным делом. Самым ответственным, самым важным. Собственно, делом всей его жизни. И он не собирался упустить ни один шанс подарить ему всю свою заботу. И уговорить судьбу не разводить их судьбы навсегда.

***

Джухон устало прислонился лбом ко входной двери, пытаясь вслепую вставить ключи в замочную скважину. Усталость накатывала на него, и если ранее он считал одиннадцать вечера довольно ранним временем, сейчас ему хотелось всего лишь завалиться в постель, укрыться тёплым одеялом и уснуть, мечтая, чтобы на утро все нелепые проблемы рассосались сами собой, исчезнув таким же призрачным следом, каким посмели появиться. Однако слишком самонадеянно полагать, что он так просто от них избавится. Значит, единственный выход — встретиться с ними лицом к лицу. Кто знает: может, он всего лишь делает из мухи слона? Только настроение уже окончательно испорчено — словно ему с высоты нескольких этажей плюнули в душу. И кто, подумать только — лучший друг, которого он считал своим братом! Распахнув дверь, Джухон прошёлся по коридору, на ходу сбросив пальто, прошёл мимо уборной, даже не посмотревшись в зеркало — какой смысл вообще следить за внешним видом дома, в полном одиночестве, да ещё и перед сном, подумал он, тем более сегодня. Вешая пальто на крючок, возле зеркала, издевательски отражающим его уставший вид, он заметил крохотный листок бумаги, на которым знакомым почерком с закорючкой у каждой буквы было написано: «Я скоро вернусь! Ушёл с Хосоком», — а текст окружали многочисленный сердечки и рожицы. Ну конечно, записка от Хёнвона — этот парень, видимо, надеялся исправить всё лишь одним едва приметным посланием. Окончательно разозлившись на него, Джухон смял клок бумаги. Он сбросил с себя всю одежду, отправив её в корзину с грязным бельём. А затем так же лениво забросил себя в душевую кабинку, решив, что необходимо смыть с себя последствия сегодняшнего дня. Он включил самую горячую воду — кипяток, на максимум, так, чтобы полупрозрачные голубые стены душевой кабинки были полностью застланы бледной дымкой от исходящего пара, и лишь первая капля коснулась его тела, он почувствовал, как медленно, неохотно, но неизбежно расслабляется каждая часть его тела. Слишком многое произошло для одного-единственного дня, чтобы успеть всё переварить. И бог с ним, с этим Хёнвоном — Джухон был готов смириться с его проступком — всё равно с другом они успеют ещё всё разрулить. Они прожили вместе долгих девять лет, и не было сомнений, что их ожидает ещё такой же срок, умноженный в несколько раз. Простые неурядицы среди друзей — раз плюнуть, обычное дело! Может быть, уже к вечеру Джухон перестал бы дуться и простил глупенького Хёнвона. Вот только существовала ещё одна проблема, которая никак не давала покой сердцу Джухона. Как он, чёрт возьми, сам мог оступиться и зайти в ту самую кофейню?.. Возможно, он всё равно не избежал бы соблазна зайти туда и справиться о самочувствии бармена, что упал на лёд по его вине, но Джухон, этот предусмотрительный Джухон, продумывающий все свои ходы наперёд несколько раз, как же он мог в порыве обиды напороться на того парня? А заодно влезть в более крупную ссору, потеряв шанс вымолить у него прощения, и выслушать его оскорбления — практически безосновательные?.. Джухон с силой стукнул по выложенной плиткой стене, едва слышно рыкнув, чтобы помочь агрессии выплеснуться наружу. От этой безысходности у него сводило зубы. Хотелось только одного — успокоиться… А не пошли бы они все к чертям! Вот только… Им Чангюн… Вспомнить его казалось так легко, вроде бы — протянуть руку, схватить этот кусочек прошлого, — а тот ловко сбегал от него, в то же время дразня и заманивая, будучи чересчур близко, но невозможно далеко. Джухон перебирал бесчисленные варианты. Он выстраивал в голове логические цепочки, рисовал карту воспоминаний, только в очередном закоулке его поджидал тупик, а связи между событиями даже не прослеживалось. Однако думать, что Чангюн всего лишь тёзка одного из туристов или коллег, было слишком удручающе. Невозможно было поверить, будто этот парень, обдавший Джухона своим яростным взглядом исподлобья, был для него всего лишь незнакомцем, никем, совершенно чужим человеком. Разве может так случиться, что обыкновенный прохожий заставит тело Джухона покрыться мурашками одними только глазами! Нет, нет, нет, парень отказывался это принимать. Сделав глубокий вдох, Джухон пообещал себе, что выяснит, кем является этот загадочный бармен, что бы это ему ни стоило: пусть он ввяжется в очередной конфликт, пусть он снова будет выяснять отношения — даже на глазах у посетителей, но он обязательно узнает, где же ещё мог видеть этого человека. Ведь мурашки по телу просто так не побегут, вызывая озноб, и Джухон не содрогнётся от этого взгляда, будто мазохист, которому от приступа боли становится приятнее. Даже те язвительные, уничижительные слова, посланные Чангюном в его сторону, не казались бестактными или оскорбительными — они больше походили на вызов для самого Джухона, который, лишь заслышав низкий голос, понял, что их с Чангюном суждено связывать нечто большему. Он решил, что добьётся благосклонности парня и выпросит-таки у него прощения, даже если это займёт долгий срок. Потому что Чангюн Джухону понравился. Всё было слишком просто. Он закрался в его душу с самого первого взгляда, самого первого слова. В тот момент, когда они оба застряли в тёмной подворотне, вдалеке от посторонних глаз. Временами Джухон чувствовал себя тем ещё фетишистом. Чангюн в своей чёрной приталенной рубашке и таких же облегающих бёдра брюках походил на привлекательного одинокого и мрачного злодея из фильмов или книг, и даже слова его были подобающими образу. А презрительный взгляд карих глаз, обрамлённых длинными ресницами, слегка прикрытыми длинной чёлкой, и пухлые приоткрытые губы так и вовсе завладели Джухоном этим вечером. Губы, подарившие ему унижения. Ещё немного — и он выпросит у них поцелуя. Выключая воду, Джухон с томной согревался в облаках пара, плавно окутывающих тело. Он до сих пор помнил низкий, гулкий голос незнакомца, которым тот продолжал морально унижать гида, даже не разобравшись в ситуации. И его большие карие глаза — такие наглые, самоуверенные, томно прикрытые во время разговора, будто ничего в этом мире не имело значения, а он сам никуда не спешил, как ни удивительно, Джухону казались поистине привлекательными. Чангюн был для него подобно мелодии, давно знакомой, такой родной, очевидной, мотив которой он, однако, постоянно забывал — упускал, словно песок из-под пальцев. Однако с каждым разом ему нравилось слушать её всё больше и больше. Им Чангюн… Был загадкой, подброшенной Джухону в Рождество. И он поклялся разгадать её, так как чувствовал — в этом решении может быть заключена огромная, значительная часть его жизни.

***

Джухон и Хёнвон жили в одной квартире уже больше пяти лет, а до этого они четыре года провели в одной комнате общежития, так что привыкнуть друг другу за всё это время вообще не составило труда. Они вместе засыпали: порой Хёнвон слушал тихое, застенчивое сопение Джухона, улыбаясь, а временами тот будил его посреди ночи, потому что не мог больше вынести этот пронзительный храп, от которого содрогались стены. Бывали случаи, когда оба, страдая от бессонницы, могли проболтать до рассвета, смеясь или плача, и такие трогательные моменты Джухон никогда не забывал. Он мог не задумываться о том, как на самом деле близки они с Хёнвоном, однако в такую холодную ночь, плотно завернувшись одеялом, он не в силах был выкинуть из головы тёплую и крепкую связь, что со временем становилась только сильнее. Но сегодня… сегодня он даже жалел, что не способен был заснуть без привычного пожелания спокойной ночи от друга и его сопения. Соседняя кровать пустовала, словно Джухона лишили чего-то жизненно необходимого, колоссально важного. Будто руки ему оторвали или сердце по кускам раскрошили — вот как он себя чувствовал без Хёнвона. Джухон не знал, где он и как он: что, если температура увеличилась? Появились признаки осложнения? Может, он прямо сейчас валяется без сознания где-нибудь в подворотне, а Джухон только злится на него, не бежит на помощь, будучи слишком гордым, чтобы спасать Хёнвона по первому зову, тем более что тот сам виноват в своих проблемах?.. Он в сотый раз перевернул подушку, наивно полагая, что сможет принять удобное положение и заснуть. Только без привычного дыхания, без голоса, мягко ласкающего его слух, заснуть он уже не мог. Без этого человека, ставшего ему самым родным — Джухон боялся это признавать — он банально не был способен жить. Сдавшись, парень скинул с себя смятое одеяло и поднялся на ноги. Дисплей телефона показывал время — почти час ночи, — и ничего больше; никаких смс, входящих звонков, ни единого послания от Хёнвона так и не доходило. Не в силах больше сдерживать своё волнение, Джухон принялся измерять шагами комнату. Неужели из-за его обиды теперь Хёнвон исчез, решив не возвращаться домой поздним вечером? Неужели настолько сильна была их ссора, что проверенная годами дружба просто-напросто начнёт разваливаться по кусочкам, словно древнее зеркало, пережившее несколько веков, чтобы от неосторожного прикосновения разбиться вдребезги? Однако же это не первая их ссора. А Хёнвон был достаточно умён, чтобы понимать: Джухон желает ему только лучшего. На самом деле, Джухон даже пожалел о собственных словах. Хёнвон ведь взрослый, самостоятельный человек, и если он вдруг захотел отправиться на очередное свидание даже в такой мороз, может, это было лишь его дело? И не стоило указывать на ошибки, даже если его желание позаботиться превосходила все границы? Хёнвон ведь сам способен во всём разобраться. Тем более это была не обычная рабочая встреча. Джухон на подкорках сознания чувствовал, что его друг вот-вот влюбится. И так подпортить ему свидание стало той ошибкой, из-за которой обоим теперь было неловко и до скорби в груди больно. Свет фар прорезал тьму, мягко поднимаясь по бетонным стенам многоэтажного дома, чтобы ворваться в спальню и оставить свой след на потолке, повторяя очертания окна. Ошеломлённый, Джухон поднялся на носочки, чтобы выглянуть, кто заехал во двор посреди ночи. В мегаполисе приезжать домой в столь поздний вечер было обычным делом, только предчувствие не обманывало парня: он вглядывался в каждого прохожего, каждый автомобиль, надеясь, что сможет узнать лицо Хёнвона, наконец вернувшегося домой. Такси остановилось у подъезда, и вскоре из него вышел молодой человек, что держал на руках хрупкое тело. Джухон едва слышно заинтересованно хмыкнул, округлив глаза. Сонливое состояние как рукой сняло, уступив место удивлению. Парень взмолился, чтобы увиденное не оказалось лишь иллюзией — не замешана была бы игра света и теней, не повлияло бы собственное больное воображение. Однако спустя минуту, растянувшуюся на вечность, он услышал звонок в дверь и дёрнулся в коридор. В глазок он увидел лишь незнакомое встревоженное лицо, и потому поспешил открыть, чтобы на пороге обнаружить удивившую его картину. Это был высокий мужчина в роскошной дорогой одежде, но даже не лицо его беспокоило Джухона: куда больше вопросов вызывало тело, что он держал в руках. Ведь под этой серой шапкой и плотным шарфом парень узнавал черты Хёнвона. Глаза того были закрыты, а грудь медленно вздымалась и опускалась, словно во сне. Незнакомец слегка улыбнулся, и в глазах его промелькнула тень вины. — Простите, что отнял его у вас, — проговорил тот. — Видимо, температура поднялась в дороге, и он заснул. Джухон заботливо осмотрел Хёнвона, которого аккуратно держали на руках, словно спящего ребёнка, и убедился, что тот чувствует себя более-менее сносно, раз до сих пор не стонал во сне. — Сон Хосок? — внезапно спросил Джухон, переводя усталый взор покрасневших глаз на лицо незнакомца. На первый взгляд тот казался красивым, и больше не требовалось никаких факторов, чтобы установить его личность. Хёнвон не мог уйти из дома с кем-то другим. Мужчина самодовольно кивнул. — Вижу, вы обо мне уже знаете. Пожалуйста, не ругайте Хёнвона за то, что он встречался со мной этим вечером. Я хорошо позаботился о нём, — признался он, ласково посмотрев на парня, доверившегося заснуть в его объятиях. Джухон неуверенно кивнул, будто и не слушал, о чём ему говорят. — Он в порядке? — лишь выдал он в ответ, протягивая руки, чтобы потрогать лоб Хёнвона. Безо всяких сомнений, тот стал ещё горячее. — В полном, — уверенно отчитался Хосок. — Может, его стоит занести в квартиру? — он беглым взглядом обвёл коридор. — Да-да, конечно, — Джухон поджал губы и подвинулся. Хосок прошёл в спальню и уложил Хёнвона прямо на кровать. Тот, почувствовав, как изменилось его местоположение, пробурчал что-то нечленораздельное, а затем развернулся на бок, к стене, подкладывая руки под голову, чтобы удобнее улечься. Хосок еле слышно усмехнулся. — Он милый, — прошептал мужчина, продолжая любоваться сонным личиком. — И ужасно упрямый, — громко зевнув, проворчал Джухон, скрещивая руки на груди. Если Хосок, не в силах спрятать улыбку, продолжал заворожённо рассматривать Хёнвона, то Джухон своими заспанными глазами пристально изучал и первого, и второго, пытаясь понять, какие всевышние силы умудрились соединить эти две непохожие судьбы. Тот простой, знакомый, как облупленный Хёнвон, застенчивый и скрытный, чтобы заводить какие-либо отношения, со всеми его привычными странностями… И этот полубог, свалившийся им на голову, богатый успешный бизнесмен, у которого на лице с этим похабным выражением и кривой ухмылкой написано, что серьёзные чувства — его заклятые враги; разве эти двое хоть когда-либо в жизни смогли бы соединить свои дороги? Могли бы они найти хотя бы единственную точку соприкосновения? Джухон покачал головой. Всё это казалось невероятным, будто должно было вот-вот закончиться, ведь такой абсурд он вынести не мог. Только, видимо, эти двое решили настоять на своём. — Не думаю, что вам стоит злиться на него, — проговорил Хосок. — Он ужасно сожалел о том, что сбежал. И поверьте мне, я не смел подвергать его риску в течение всей прогулки, — мужчина кивнул в подтверждение своих слов. — Это уже моя проблема, — дополнил Джухон, слегка махнув рукой. — Спасибо, что доставили его в целости и сохранности. Возможно, я ещё смогу понять, почему он настолько сильно вами очарован. Хосок облизнул губы, чуть потупив взгляд. В этих ямочках на щеках так и проглядывалось явное самодовольство: конечно, ведь за такое короткое время у него всё же появился шанс завоевать доверие Хёнвона. И, судя по его влюблённому взгляду, на этом он останавливаться не собирался. — Я пойду, — сказал он. — Мой номер телефона есть у Хёнвона. Если я понадоблюсь, звоните мне. В конце концов, я тоже виноват в возникшей ситуации, — он вздохнул, но выдержал улыбку. Их разговор напоминал Джухону разговор между матерью девушки и парнем, от которого она забеременела. По крайней мере, оба хотели максимально позаботиться о Хёнвоне. — Идите уже, — прошептал Джухон. — С ним я разберусь. Видимо, Хёнвон открыл нам новую, ещё незнакомую свою сторону. И именно вы пробудили в нём… какие-то непривычные чувства. Хосок покачал головой, и в глазах его горел озорной блеск. — Вы не против, если я навещу его как-нибудь? Джухон готов был издать недовольный стон, но продержался, сжав губы. — Конечно, — ответил он, совершенно не горя желанием снова встречаться с этим парнем. Однако судьба всё давно решила за него. — Спасибо. Хосок ушёл, оставив их двоих в полной темноте посреди ночи. Аромат его парфюма остался витать в воздухе, и зимняя свежеть поселилась в квартире, навсегда предназначенной только для них двоих — Джухона и Хёнвона. С выступившими на глаза слезами Джухон понял, что теперь в их жизни появился третий человек. И Хёнвон, этот милый мальчик, когда-то спасший его жизнь, и этот молодой мужчина, его друг, брат, возможно, смысл его существования, теперь отдаст половину своего сердца незнакомцу, что просто появился в удобном месте в удобное время. Джухон заметил, как Хёнвон удобно перекатился на другой бок, повернувшись к нему лицом. Его губы были слегка раскрыты, будто он лепетал во сне. Джухон покачал головой. Нет, так быть не должно… Но почему-то это происходит. Даже во сне Джухон видел, как сильно влюбляется в Хосока его Хёнвон. Его, личный, родной, любимый Хёнвон. В любых историях время подводит персонажей к новой, неведомой стороне их жизни, когда те уходят из семьи, влекомые взаимными чувствами незнакомца. Кажется, и в их истории наступал переломный момент. Ласково погладив Хёнвона по голове, Джухон заставил себя улыбнуться и вложил плюшевую акулу в руки парня, чтобы тот заснул, прижимаясь к чему-то мягкому. Может быть, он принимает сложившуюся ситуацию близко к сердцу? Может быть, ему действительно стоит отпустить Хёнвона и позволить тому наслаждаться жизнью? К тому же и сам Джухон этим вечером встретил человека, к которому влекла его душа… Тяжело вздохнув, он опустился на колени, чтобы смотреть прямо в закрытые глаза Хёнвона, и погладил его по щеке, печально усмехаясь. — Это новая страница нашей жизни, дорогой Хёнвон, — прошептал он. — Давай напишем её самыми яркими чернилами. И осторожно поцеловал парня в лоб. Совершенно ни о чём не жалея.

***

26 декабря

Ароматный запах риса и маринованной капусты разносился по квартире, а сковородка издавала скварчащие звуки, поджаривая яйца. Шумел чайник, перекрывая доносящиеся из телевизора голоса. Джухон даже не посмотрел, какой канал вещал. У него была привычка включать телевизор или радио, чтобы не оставаться в оглушающей тишине, и временами улавливать какую-то информацию, что передавали в новостях или развлекательных программах. К тому же чаще всего он витал в собственных мыслях: как с пользой провести единственный выходной на неделе, каких продуктов не хватает в холодильнике, где они с Хёнвоном сегодня будут обедать. По вопросам домашнего хозяйства Джухон всегда оказывался более заинтересованным, более проницательным. Если Хёнвон, привыкший жить с родителями, не всегда задумывался о том, как бы поскорее приготовить обед и где бы купить продуктов по скидке, предпочитая сваливать эти обязанности на друга, то тот как раз возлагал все эти обязанности на себя. Не то чтобы он свыкался с ленью Хёнвона или позволял ему нагло валяться на диване, пока Джухон корчит спину: просто сам Джухон полагал, что разбирается в бытовых делах куда лучше. Потому их домашние дела были строго распределены: готовил чаще Джухон (в последний раз, когда Хёнвон пытался сварить рис, вода убежала из кастрюли, и они чуть не устроили пожар), Хёнвон убирался, Джухон запускал стирку и гладил, Хёнвон наводил порядок. Звучит как настоящая идиллия, только на самом деле эти обязанности зачастую игнорировали, и Хёнвон продолжал лежать на диване с книжкой или пультом в руках, на все напоминания Джухона о домашних делах только кивая головой и повторяя «ага, ага, сейчас сделаю», пока сам Джухон не притаскивал в спальню швабру с наполненным водой ведром. Джухон слабо улыбнулся. Интересно, как там Хёнвон, проснулся уже? Часы на плите показывали половину одиннадцатого. Просыпаться во время болезни всегда кажется так тяжело, но Джухон надеялся облегчить состояние друга вкусными ароматами, что доносились с кухни. В конце концов, они так и не попробовали кимчи вместе. Джухон свалил омлет со сковородки на тарелку. Сегодня уже двадцать шестое декабря, и Новый год неумолимо приближается, принося с собой очередные траты на подарки. Издав усталый вздох, Джухон вспомнил, что так и не приготовил презент Хёнвону. Пожалуй, стоит сегодня пройтись по торговому центру. А заодно заглянуть в ту злосчастную кофейню. Джухон даже не знал её названия, зато прекрасно помнил каждый уголок интерьера и её ежедневного работника. Да, к сожалению, с наступлением утра их вчерашняя встреча не растаяла в небытие и всё ещё оставляла свои последствия — по крайней мере, на психике парня. Всю ночью Джухон видел, как он прибегает в кофейню с распахнутыми руками и вымаливает прощения у Чангюна, а тот улыбается ему и кивает головой, улыбаясь этому недоразумению. Ах, Джухон был готов отдать многое, чтобы обладать возможностью превращать сны в реальность! Кем же был тот парень? Он покачал головой. Целая ночь сомнений и догадок не принесла какого-либо полезного результата. С громким стуком поставив тарелку на стол, он отправился в коридор — к шкафу, где хранились все так называемые ценности. Помимо документов, старого пылесоса, пакетов с пакетами и прочим, целая полка была отведена альбомам с фотографиями. Вытащив парочку из них — покрывшихся пылью, вот-вот развалятся, — он отправился обратно на кухню. Там он разложил их на столешнице, тихо чихая от пыли, в которой им суждено было проваляться несколько месяцев, и раскрыл свои драгоценные воспоминания. Что ж, предаться ностальгии холодной зимой, сидя в уютной тёплой квартире и краем глаза наблюдать, как за окном падает крупный снег, было хорошей идеей для проведения выходного, только не сейчас Джухон горел желанием смотреть на фотографию себя любимого на горшке в детском саду. И уж явно не на Хёнвона, грызущего плюшевого Микки Мауса. Он пролистал изображения семьи — мамы, крепко держащей ребёнка на руках, и отца, так подло подставившего своих жену и сына. Мягкая улыбка постепенно сходила с лица Джухона. Он вглядывался в каждого друга детства, надеясь уловить знакомый высокомерный взгляд, но ни один из них не подходил под нужное описание. Вглядывался в лица одноклассников из младшей школы, так мило улыбающихся на одной с ним фотографии, где вместе с учительницей целый класс стоит на игровой площадке на заднем дворе. И в лица коллег и туристов, с которыми посчастливилось на экскурсиях по билзлежащим морским островам сфотографироваться Джухону. Ни-че-го. Только в третьем альбоме удача поспособствовала ему. Он открыл разворот с фотографиями из старшей школы. Здесь было такое множество снимков с выпускного, где гордая мама стоит с Джухоном под руку на фоне учебного корпуса, и запечатлённых моментов, как сын танцует и развлекается вместе с одноклассниками в ресторане, что фотографии, сделанные во время учебных семестров, практически терялись. Он закусил губу и стал рыться в целой стопке бумажных карточек, нутром чувствуя, что вот-вот наткнётся на что-то. И — вот оно. Результат нашёлся там, где не ожидали его появления. Всего одна-единственная фотография, грозившая затеряться среди других или случайно упасть на пол, если бы альбом с громким хлопком закрыли. Слегка пожелтевшая, помятая, уголки оторваны. Среди других снимков, помещённых в обложки, она казалась изгоем. Значит, Джухон хотел забыть эту сторону своей жизни, но почему-то не осмелился выбросить фото. Неаккуратно сделанное селфи на фоне школьной парковки. Джухон как сейчас помнил: солнечное утро, самый конец семестра, весна и приближающиеся экзамены. Ученики сбросили куртки, щеголяя от дома до школы в одной лишь форме и чувствуя эту приближающуюся свободу. Уже отцвела розовая вишня, украсив асфальт опавшими розовыми лепестками, и в воздухе поселился аромат чего-то нового, свежего. А ещё — долгожданный день рождения Джухона, на который родители подарили ему фотоаппарат, и он с счастливой улыбкой прибежал с ним в школу, чтобы похвастаться перед друзьями. Ему исполнилось семнадцать лет, и он ощущал себя молодым, диким и независимым. Максимально независимым. Учитывая, что обед в тот день собирала ему мама. А карманных денег едва хватало на ежедневные расходы. Первая фотография — точнее, первая адекватная фотография, сделанная на этот фотоаппарат, если опустить смазанные снимки потолка в собственной спальне, сделанные с целью убедиться в качестве камеры, — прямо сейчас лежала на столе перед Джухоном, который всей душой заново переживал свои чувства, настигшие его в те далёкие, счастливые семнадцать лет. Он до сих пор видел в своих глазах неугасающий блеск, схожий с одним из самых приятных чувств на этом свете — влюблённостью, которую он всеми силами отрицал десять лет назад. Позади него на фотографии стоял Чангюн. Их неумелое селфи, где по краям виднелись смазанные, вытянутые вперёд руки Джухона, оказывается, стало их последним фото вместе. Аппетит у Джухона пропал. Его желание съесть две порции кимчи с рисом и залакировать всё яичницей начисто исчезло, будто всё в желудке встало, отказываясь переваривать дальнейшую пищу. И, кажется, голова закружилась от осознания одного важного факта. Джухон снова вгляделся в человека на снимке: да, это определённо был Им Чангюн. Тот же прикрытый чёлкой лоб, большие глаза и длинный (и идеально прямой!) нос, пухлые губы, растянутые в вымученной улыбке. Его впалые щёки и худощавая шея, скрытая воротником белой рубашки. А ещё — какой-то особый шарм во взгляде. Им Чангюн всегда выглядел так, будто знал, что он на этом свете — единственный и неповторимый. Он выглядел таким неокрепшим, несозревшим подростком, тощим, исхудавшим пятнадцатилетним мальчиком, который вчера первый раз побрился, но по одному его взгляду каждому дураку становилось понятно, какая мужественная красота сокрыта в нём. И эта черта в парне как раз привлекала остальных. Что вызывало в Джухоне куда большую дрожь — на фотографии Чангюн казался таким живым, таким настоящим, будто вот-вот выберется наружу, Джухон в испуге захлопнул альбом, позволяя паре кусков пыли опуститься на кафельный пол, и спрятал лицо в ладони. Кажется, он страшно, очень страшно опозорился. Может, если бы Чангюн был обыкновенным незнакомцем, та ситуация в подворотне не поставила бы Джухона в столь неловкое положение. Теперь он наконец осознал, почему Чангюн с такой спешкой и страстью сорвался на него в кофейне вчера. У него были веские поводы высказать всё, что накопилось за долгие десять лет… — Джухон? Хриплый голос Хёнвона вывел парня из мыслей. Конечно, было странно найти Джухона утром окружённым фотоальбомами и тарелками с рисом, кимчи и яичницей. Тот резко развернулся, завидев на пороге кухни Хёнвона, что стоял с плюшевой акулой в руках, уткнувшись носом в её плюшевую голову. Его волосы, чуть завивавшиеся на затылке, забавно спутались, а на лице ещё остались следы тонального крема, и глаза были томно полуприкрыты — он даже не проснулся окончательно. Смятая ткань — на пижаме на несколько размеров больше, в которую вчера его бережно переодел Джухон; побледневшие кулаки, которыми он потирал лицо, словно ребёнок, пришедший в мамину спальню посреди ночи, потому что ему приснился кошмар. Джухон мягко улыбнулся и развернулся, понимая, что совершенно не может злиться на этого парня. — Ты уже встал, — со вздохом прошептал он. — Услышал, как ты хлопаешь альбомами. Что, ностальгия накатила? — Хёнвон громко кашлянул, борясь с сухостью в горле. — Если бы, — Джухон провёл рукой по волосам. — Долгая история. Как ты себя чувствуешь? Хёнвон поднял взгляд — ближе к потолку, будто задумавшись над собственным состоянием. С утра его всегда тяжелее определить. — Не так плохо, как могло быть, но не так хорошо, как хотелось бы. — Скажи нормально. — Стоять на ногах могу. Джухон покачал головой, сжав губы, словно такой ответ его устраивал. — Тогда я рад. Температура есть? — Думаю, да. Джухон встал из-за стола и без лишних слов крепко сжал Хёнвона с его акулой в объятиях. Хёнвон был на несколько сантиметров его выше, но Джухон всегда утыкался носом ему в плечо или шею, даже если приходилось вставать на носочки. Ошеломлённый, Хёнвон не мог двинуться — Джухон крепко держал его плечи и едва ли позволял сделать очередной вдох, будто только что обрёл человека, с которым его несколько лет назад жестоко и беспощадно развела судьба. Будто он осознал непоправимую ошибку, и шанс её исправить ещё оставался — а значит, нужно воспользоваться им по максимуму. Однако от этого объятия стало вдруг по-новому, необычно тепло. Чувства, вложенные Джухоном в дружеское прикосновение, сегодня словно… выросли, остепенились. И это было не обыкновенное объятие. Всё тело Джухона будто окрепло, выросло, наполнившись непривычными чувствами. Хёнвон мягко положил голову ему на плечо, шмыгнув носом, и выдавил улыбку. — Что случилось? — Прости меня, — прошептал Джухон. — Наша ссора была такой нелепой. Он почувствовал, как каждая мышца тела Хёнвона в его руках расслабляется. Даже не пришлось просить прощения… — Я всё равно виноват перед тобой, — проговорил парень. — Я не должен был пренебрегать твоей заботой. — Тебя можно понять, — хмыкнул Джухон. — Ты ведь влюбился. — Да не влюбился я! — тут же воскликнул Хёнвон в возмущении. — Конечно-конечно, — язвительно усмехнулся Джухон. — Видел бы ты себя этой ночью, когда лежал на руках Хосока. Я удивлён, что этот парень на самом деле оказался таким заботливым. Судя по твоим рассказам, он всего лишь бездушный богач, которому не может быть дела до таких, как ты. — На руках Хосока? — в недоумении переспросил Хёнвон. Джухон кивнул. — Он донёс тебя из такси до квартиры. Хёнвон призадумался. — Что-то припоминаю… Джухон мягко отстранился и хлопнул Хёнвона по плечу. — Он красивый. У тебя, оказывается, хороший вкус, — засмеялся Джухон, радуясь возвращению той непринуждённой обстановки, столь быстро вернувшейся в их отношения. Хёнвон лишь устало улыбнулся и закатил глаза. Кажется, парочка слов Джухона-таки оказалась правдой. — Я ещё не знаю, что чувствую к нему, — выдал он, в сомнении закусив губу. — Может, расскажешь, как прошло вчерашнее свидание? — Я даже не буду отрицать, что это свидание, если ты наконец позволишь мне попробовать кимчи, — произнёс Хёнвон. И оба мягко засмеялись, обмениваясь взглядами — одинаково сияющими, лучистые, издающими особый свет. Счастливый, искрящийся, и… совершенно одинаковый… Они были заворожены друг другом, только не осознавали, что мысли их были посвящены другим людям. Они оба были влюблены, даже не понимая, как сильны их чувства. Однако радовались им, пока в кухне витал аромат завтрака, а за окном падали большие хлопья, укрывая замерзающий город…