Крошечный уголок на краю Вселенной

Хёну удобно устроился на полу, облокотившись о диван, и поджал колени, положив на бёдра пачку луковых колец. — Я определённо должен чаще находить свободное время посреди тренировок, чтобы возвращаться домой, — заключил он, закидывая в рот угощение. — Даже учитывая, что обстоятельства у нас с тобой разные, — вздохнул Хосок, пристраиваясь рядом с ним, — я полностью с тобой согласен. Пусть и небо заволокли тяжёлые тучи, от отражавшегося на снегу блеска белых облаков улицы были светлыми и яркими, и, солнечными зайчиками прыгая по стенам, назойливо и игриво это мерцание пробиралось в уютную, пусть и крохотную, комнату. Изображение во включённом телевизоре было немного отсвечено. Хосок, держа в руке пульт, лениво листал каналы, которые, в принципе, предлагали одно и то же: магазины на диване, надоедливые музыкальные клипы, старые боевики и пару программ о дикой жизни животных. — Что ты обычно смотришь? — поинтересовался Хосок, потеряв надежду найти для себя что-то интересное. Хёну замялся. — Да я не смотрю телевизор. У меня времени нет. Хосок тяжело вздохнул. — Чёрт возьми, у меня ведь тоже. Скучая, он понемногу закидывал в рот острые луковые кольца со специями, напевая себе под нос едва различимую мелодию. Остановился на каком-то канале, посвящённым новостям шоу-бизнеса, и увидел программу с интервью: ведущие — молодые мужчина с женщиной — просили мужскую группу рассказать о возвращении на сцену с очередным альбомом. Мужчинами их было весьма трудно назвать, учитывая, что лица у них всё ещё были детскими. А те радостно отвечали на вопросы и рассказывали концепцию клипа, погружаясь в какие-то невероятно философские вопросы. — Вон тот красивый, — Хосок указал пальцем вперёд на черноволосого вокалиста. — Шутишь? — у Хёну чуть луковое колечко изо рта не выпало. — Ему на вид лет шестнадцать. — Сейчас он рубашку поднимет — и мы посмотрим, сколько ему там на вид, — вскинул бровь Хосок. — А тот, что слева, похож на твоего Кихёна. Кстати, — он слегка толкнул Хёну локтём в бок, — как там у вас? После вчерашнего вечера вы, должно быть, сблизились. Хёну смущённо опустил взгляд, покачав головой, но Хосок заметил на его лице проблеск улыбки. — Нет, нет, совсем ничего, — отшутился он, цокая языком. — На самом деле, Кихён такой стеснительный. Этим утром мы случайно столкнулись в общей ванной, когда я выходил из душа, и… Он даже договорить не смог. Хосока настолько поразила информация, что он стал издавать какие-то нечленораздельные звуки, похожие на удивление, шок, испуг и любопытство одновременно. — О мой бо-о-ог, — старший брат даже слегка приподнялся, чтобы сесть на коленях напротив младшего брата и установить с ним зрительный контакт. Тот покраснел. — Внутреннее чутьё мне подсказывает: между вами двумя определённо что-то нарастает. И не надо так недоверчиво играть бровями: я прожил дольше, я повидал больше. Я могу распознать даже самый замаскированный и неочевидный флирт, и ты ещё возьмёшься спорить, будто я не пойму, что чувствуют друг к другу два ребёнка? — Мы давно уже не дети, — вздохнул Хёну. — Хён, мне двадцать три. — Не берись утверждать, исходя исключительно из возраста, а не из очевидных и сопоставимых фактов, — заключил тот, по-учительски поднимая палец вверх. — Расскажи мне о ваших взаимоотношениях. Может, я смогу дать тебе совет. Давай же, — он поставил локти на колени Хёну, а на ладонях уместил свой подбородок, игриво подмигнув младшему брату. — Почему тебе это так интересно? — удивился Хёну, откладывая в сторону пачку луковых колец. — Потому что ты мне не чужой человек. И если на кону стоят ваши отношения, я обязан помочь вам сблизиться. Давай же: уверен, этот Кихён без памяти в тебя влюблён. Хёну сжал губы, отводя взгляд. В комнате было слышно исключительно его напряжённое, взволнованное дыхание. Сделав громкость телевизора поменьше — закадровый смех развлекательной программы был назойливо громким — он покачал головой и пожал плечами. — Не знаю, что тут и делать: я никогда всерьёз отношения не рассматривал, а наше агентство и подавно их запрещает. Так что, если каким-то волшебным образом мне удастся заполучить его, вряд ли отношения продлятся дольше пары месяцев: до первого раза, когда нас застанут в студии, спальне, какой-нибудь кладовой, за кулисами и доложат менеджерам. А там: либо расставание, либо — прощай, многолетняя стажировка, и никакого дебюта. Мы с Кихёном оба стремимся стать профессиональными артистами, а ещё — встречаться друг с другом, но в этом случае одна мечта противопоставлена другой. Понимаешь, хён, — Хёну вскинул брови и взглянул старшему брату прямо в глаза, — я уверен, что нравлюсь ему. И, немного поразмыслив, пришёл к выводу, что и он для меня — не обычный знакомый. А ещё, когда он так смотрит на меня… — Хёну едва слышно хмыкнул. Хосок увидел в его глазах радостный — и слегка ностальгический — блеск. — Когда он смотрит на меня с восхищением, я не чувствую похоти, вражды, зависти или обыкновенной хитрости, которую наблюдаю у других. И это заставляет меня задумываться, а правильно ли я всё время воспринимал своё окружение? Они постоянно требуют от меня внимания, думая, что я могу разорваться на части, но я не из тех людей, который может полноценно посвящать себя сразу нескольким людям одновременно. Они приглашают меня в компании — а чаще так вообще организуют их вокруг меня — и ставят меня в центр внимания, и может, думаю я, это хорошо, ведь я стремлюсь к известности, хочу собирать вокруг себя тысячи заинтересованных глаз… Но это не то, понимаешь. Хоть они и окружают меня, но вряд ли испытывают ко мне глубокие чувства: ни уважения, ни поддержки я от них не ощущаю. Меж тем как Кихён, оставаясь в тени, чуть поодаль, лишь изредка позволяя себе мной любоваться — и ни разу не думая врываться в моё личное пространство, всегда смотрит в мою сторону с восхищением и желанием подражать. Я не раз видел, как он, запираясь в студии, пытается научиться танцевать — так же раскрепощённо, так же свободно, вот только ему не хватает опытного наставника. Я думаю, он одинок — у него есть парочка друзей, но рассказать свои секреты, поделиться настоящими чувствами, внутренним миром, и его переживаниями — некому. Да, сомнения у нас все одинаковые, только ощущаем мы их по-разному. Может, Кихён переживает их более остро, принимает всё более близко к сердцу? И половина из них — из-за меня. Из-за меня, который все эти годы думал, что он мне не более близок, чем остальные. Из-за меня, который, возможно, смог довести его до слёз одним неосторожно брошенным словом, одним никогда не брошенным взглядом… Он всё время так преданно любил меня, даже не говоря — я чувствовал это в его восхищённом взгляде снизу вверх и таком тихом, но осторожном «хён?». А я был лишь далёким и неприступным маяком. Который не заслуживает такого редкого и изящного корабля, как он. Хосок осторожно отстранился, понимая, что чувства Хёну — это не быстрая, порывистая влюблённость, к которой он привык. То, что заставило младшего брата раскрыться перед старшим, было глубоким, неподдельным и неоспоримым. Мгновенно его игривая улыбка сползла с лица. Шутить над этим, воспринимать ситуацию в качестве собственного развлечения было бы предательством или насмешкой. Хёну полюбил — как полюбил сам Хосок — и если не поддержки, не совета, тогда чего он просил своей исповедью? — Я думаю, что между нами на самом деле происходит что-то… необычное, — вздохнул Хёну, опуская взгляд, принимаясь теребить пакет луковых колец, чтобы избавиться от неловкости и вернуть непринуждённость в атмосферу. — Точнее, между нами происходит то же самое, что между всеми людьми, которые понимают, что их тянет друг к другу, но… Я же уже говорил, что одни и те же чувства мы всё равно чувствуем по-разному, правда? — он горько усмехнулся. — Я чувствую это впервые. Они все думают, что меня привлечёт какая-нибудь Дасом из танцевальной команды, какая-нибудь Гоын из вокалисток, они приписывали мне роман с тридцатилетней менеджеркой, а среди фанатов есть слухи, что я встречаюсь с девушкой из недавно дебютировавшей группы, хоть она на несколько лет младше меня… Иногда мне кажется, что я для этих людей — лишь повод для флирта, сплетен и слухов, и среди такой конкуренции, где все вроде бы по достоинству оценивают твои старания, но вместе с тем пытаются превзойти, на самом деле, живётся трудно. Никто никогда не скажет этого в лицо — вот только сама атмосфера всегда колючая, напряжённая, наэлектрилизованная как будто, а я в ней — самый сильный магнит, притягивающий любые металлические опилки. Однако же, хён, — вздрогнув, он облизнул сухие губы, — я чувствую, что даже в таком мире рядом со мной всегда будет один человек, который не предаст, который останется на моей стороне — пусть и боязливо, пусть и осторожно, думая, что он мне нужен, как собаке пятая лапа, это ведь только поначалу, а потом мы сблизимся, как и все друзья, а может, даже сильнее. Все эти годы я не подозревал, что когда-то смогу так сильно дорожить им. А теперь — пожалуйста, я временами вижу его во снах, а когда прихожу в тренировочный центр, надеюсь услышать его красивый голос из щели приоткрытой двери, — Хёну устало провёл ладонями по лицу, вороша короткие волосы, проходясь подушечками пальцев по крохотным прыщикам. — Может, эта любовь неправильная? Может, я не должен любить парня — как все отреагируют, как нас примут? А если о нас узнают? Это будет самый страшный кошмар. Я боюсь подставить себя, но ещё больше — предать его. Он стремился ко мне пять лет, а я, как слепой дурак, даже не видел, что его ко мне тянет. Почему люди оказываются слепыми, когда рядом с ними находится человек, который по-настоящему их любит? Хосок осторожно пристроился сбоку, поглаживая Хёну по взлохмаченным волосам. За все годы, что они провели в разлуке, он не думал, что младший брат умеет размышлять — серьёзно, вдумчиво, взвешивая свои ошибки, промахи и встречаясь с неизведанным. Это сокровище, что когда-то, совсем недавно, направлялось в школу с огромным портфелем и широкой улыбкой на лице, этот мальчик, что кидал Хосоку снежки в спину, и этот парень, готовившийся к прослушиванию в агентство, теперь превратился в мужчину, что испытывал взрослые и искренние чувства. — Ты ошибаешься, думая, что поступаешь аморально и неверно, — ответил Хосок, и Хёну поднял на него полный надежды взгляд. — Любовь не имеет пола. Не страшно, если ты не нашёл родственной души в девушке — ведь я тоже этого не сделал; здесь важнее быть верным и преданным и уметь по-настоящему любить человека, вне зависимости от того, кто он. Ведь ты уже успел влюбиться в него — значит, было за что, и если он любит тебя в ответ, стоит ли вообще думать о таких вещах, как пол, национальность, даже возраст?.. Эти вещи — всего лишь обозначения. Хёну задумчиво медленно закивал головой, обдумывая слова Хосока. Взгляд его был пустым, мрачным, туманным. — Кихён стал моим вдохновением. И если не от этого парня я набрался страсти и желания творить, откуда же? И если не в его глазах вижу любовь, тогда в чьих?.. — Господи, — улыбнулся Хосок. — Ты влюбился, братик. Щёки Хёну покраснели, но парень попытался скрыть довольную улыбку: несмотря на свои страдания и сомнения, он всё ещё был ими доволен. — Хватит думать о том, что кто-то может вас вычислить. Тебе нужно наслаждаться жизнью и первой любовью — она ведь первая? Или я что-то упустил за эти годы? — он слегка засмеялся, потрепав Хёну за щёки. — Родители всё равно не узнают: вы не живёте вместе; а от агентства всегда можно спрятаться. Вы оба, я уверен, достаточно умны, чтобы не попасться. Тебе всё равно постоянно приписывают отношения — так какая разница, если и Кихён попадёт под эти слухи? Мудрые люди в них даже верить не будут. — Но ведь мы… Ведь мы с ним рискуем… Очень сильно рискуем. — Однако же ты всё равно продолжаешь о нём мечтать, верно? — Хосок вскинул брови. Хёну покорно кивнул. — И ночью, не в силах заснуть, ты представляешь, как держишь его за руку, обнимаешь, целуешь, я угадал? — Хёну снова покраснел, но и в этот раз с идиотской влюблённой улыбкой кивнул. — А значит, твоё желание вступить с ним в отношения сильнее, чем общественное мнение. Сильнее даже, чем пресловутые запреты. Так почему бы вам наконец не сблизиться по-настоящему, а? Пригласи его на свидание, чёрт возьми. Признайся — мальчик и без того страдает. Если ты этого не сделаешь, за тебя ведь сделаю это я, — напомнил Хосок, уверенно кивая. — Ну уж нет, — Хёну засмеялся, — знаю я, умеешь ты соблазнять. Не хочу в один день проснуться, чтобы увидеть, как Кихён ходит по квартире в твоей разношенной футболке. — Не переживай, — Хосок подмигнул ему, — у меня уже есть кое-кто. Хёну, казалось, слегка отошёл своих мрачных мыслей: это было заметно хотя бы по тому, как расслабленно он схватил очередное луковое колечко. — Да ладно? У тебя-то? — фыркнул он, громко хрустя кольцом. — Веришь ты или нет, но я нашёл человека, с которым наконец хочу вступить в серьёзные отношения, а не то, что ты подумал, извращенец малолетний, — Хосок схватил с дивана подушку и ударил ей брата в бок. — Между прочим, это произошло в тот день, когда мы встретили Кихёна в кафе. Хёну заинтересованно поиграл бровями. Давай, мол, рассказывай, не утаивай ни малейшей детали. — Я встретил его у дворца Унхёнгун, который ты мне посоветовал посетить, — пояснил Хосок. — Он гид, и в этом городе он… показал мне куда больше, чем достопримечательности. Другими словами, он наконец заставил меня почувствовать ту самую влюблённость. от которой в животе всё переворачивается, колени дрожат, ноги трясутся и голос ломается, а ещё — внутри всё вздрагивает, стоит встретиться с его большими и улыбающимися глазами. — Ты нашёл себе собственного Кихёна? Хосок кивнул, снова потрепав Хёну по волосам — слишком мягкими и густыми они были, чтобы этого не делать. — Может быть, и так. Если у меня получится, ради него я хочу остаться в Сеуле — теперь уже навсегда. Хватит с меня странствий. — А увидеть я его смогу? — тут же оживился Хёну. — Должен же я посмотреть на человека, который заставил моего хёна поменять жизненное решение. — Увидишь, — хмыкнул Хосок. — На концерт мы с ним придём вместе — один билет всё равно свободен, не так ли? Хёну довольно улыбнулся. — А вот тебе стоит последовать моему примеру и Кихёна своего угостить вкусным ужином, — напомнил Хосок. — Мы и так видимся с ним каждый день: забыл? У нас совместный номер, и репетиций не оберёшься. — Это всего лишь работа. Сходите в кино, в зоопарк, в парк развлечений, в кафе, наделайте снимков в фотобудке, посмотрите на звёзды на крыше общежития, подарите друг другу книги, игрушки, сладости — чем там ещё молодёжь на свиданиях занимается? Если ты так уверен, что нравишься ему, то к чему медлить? Здесь решать надо быстро, пока между вами не возникло каких-нибудь ссор и разногласий. Пора прекращать с безответной любовью и наслаждаться жизнью. Если ты не признаешься ему — я лично надаю тебе по заднице подушкой. Хёну от смеха чуть не поперхнулся луковым колечком. — Ещё чего! Я слишком взрослый для этого. — Но чересчур маленький, чтобы наконец ему признаться. Действуй давай, пока время есть. Хосок потянулся к пачке колечек — и случайно нажал на кнопку пульта. Канал тут же сменился: и на экране ярким красками заиграл старый мультфильм. — О, — воскликнул Хёну, — мы его в детстве смотрели, помнишь! — Конечно, помню, — ответил тот, приподняв уголки губ вверх. Хосок до сих пор рисовал в памяти, как он с младшим братом, устроившись у телевизора по воскресеньям, когда с домашним заданием и помощью родителям было покончено, пялились в экран, напевая песню из опенинга и комментируя серии во весь голос, то возмущаясь, то радуясь. Обычно мама приносила вкусной выпечки или лёгкого перекуса, чтобы просмотр был только в радость. Хосок до сих пор от этой традиции избавиться не мог — и, стоило ему наткнуться на мультфильм по телевизору, тут же готовил себе кимпап или вкусную булочку и, ни о чём не жалея, садился перед экраном. Как по зову, в спальню из кухни наконец вошла мама, и оба брата, сидевшие друг у друга в объятиях, тут же повернули свои головы в сторону двери. Женщина принесла нарезанной капусты на тарелке и пару чашек чая. — Мои мальчики слишком усердно работают, чтобы так мало есть, — произнесла она, подавая им поднос. — Перекусите лучше этим, чем своими бесконечными чипсами и луковыми кольцами, — и, в восхищении хлопнув ладонями, улыбнулась: вокруг её красивых глаз показались морщинки. — Надо же, не думала ведь, что мои мальчики так скоро будут снова сидеть вместе. Хёну ещё вчера пообещал, что теперь будет заглядывать чаще, а Хосок так и вовсе перебрался из гостиничного номера в старую квартиру, и теперь поводов для встречи у них появилось куда больше. — Прости, ма, — с сожалением проговорил Хосок, — что оставили вас с папой на такое долгое время. Теперь-то вы от нас не отвертитесь, — он сжал плечи Хёну, посмотрев брату в глаза. — Правда? Тот кивнул, уже отправляя себе в рот капусту. — Если нужна помощь на кухне, зови, — добавил тот уверенно. А стоило маме удалиться, как оба брата посмотрели друг другу в глаза, тяжело вздохнув. — Она у нас такая добрая и заботливая… А мы с возрастом храним от неё всё больше секретов. — Столько времени прошло… Мы превратились из послушных детей в двух влюблённых идиотов, которые не могут ничего поделать со своими чувствами, и вдобавок обросли тайнами от родителей. В какой-то степени, мы тоже хотим, чтобы они были счастливы — и только. Счастливы, спокойны и здоровы. И никто, пожалуй, кроме нас, этого сделать не может. — Ты прав, — грустно покачал головой Хёну. — Наверное, нам самим нужно быть счастливыми, чтобы видеть на её лице улыбку. — У нас есть все шансы, — напомнил Хосок. И они, принявшись есть капусту, продолжили смотреть в экран. Потому что сегодня, двадцать девятого декабря, они, укрывшись в тёплой квартире, могли себе позволить отдохнуть — от работы, других людей и собственных мыслей. И ничего, наверное, больше не требовалось…