Крошечный уголок на краю Вселенной

«С вами ведущие Пак Гоын и Ким Минхён, и прямо сейчас в Олимпийском Стадионе Сеула начинается двадцать пятая церемония награждения…» — Мне латте с карамельным сиропом, пожалуйста! Чангюн оторвал прикованный взгляд от телевизора, стоило голосу клиента пронзить эту утреннюю тишину. Растерянный, он заметил, как недовольный студент, протягивая к кассе пластиковую карточку, ожидает приготовления своего заказа. — Секунду. Пирожные или пончики желаете? — Чангюн указал на витрину, завязывая фартук вокруг пояса. Его смена началась совсем недавно. Вот только он никак не мог проснуться и прийти в себя, чтобы вернуться к привычному рабочему режиму. Что это было — обыкновенная усталость, недосып? Или же мрачные мысли, окутавшие его светлую голову? Из рук, казалось, всё валилось; делая очередной шаг, он поскальзывался и чуть не приземлялся на пол; отвечал невпопад и клиентов своих через раз слышал. Как и сейчас — он бездумно уставился в телевизор, по которому повторяли вчерашний эфир музыкальной премии, даже не узнавая людей на экране. Ему просто требовалось занять взгляд, чтобы оправдать задумчивое выражение лица, однако никакой связи между тем, что он видел, и тем, что волновало его разум. — Нет, спасибо. Только кофе. Без сахара. Неоправданно громкий жужжащий звук кофемашины наконец вывел Чангюна в реальность. Он протёр лицо руками, заставляя себя очнуться и наконец взяться за дела. Такое продолжалось уже второй день подряд. Он привыкал к периодическим приливам апатии в студенческие годы, когда, убитый ленью и полным нежеланием учить сухие бездушные законы, засыпал прямо в библиотеке на собственном локте, но нынешнее состояние немного от него отличалось. Он был скорее растерянным и в привычный ход вещей совсем не укладывался, хотя работал обычно на автомате. Забывал очевидные вещи, мог рыскать полчаса за стойкой в поисках банки сахара или бутылки малинового сиропа, пропускать заказы, вследствие чего получал жалобы. Другими словами, за день безответственной работы успел опростоволоситься пару десятков раз. А всё — из-за своей невероятной, доселе невиданной задумчивости. Дело было не в том, что кто-то сбил его с толку, размышлял Чангюн, ожидая, пока кофе выльется в пластиковый стакан. Скорее, кое-кто раскрыл ему глаза на правду, пока он за пеленой своей меланхоличности и драматизма ленился посмотреть на ситуацию со стороны и выставлял себя исключительно жертвой. Он не мог спокойно работать в кофейне и отдыхать дома, не вспоминая слова, произнесённые голосом Джухона: стоило открыть холодильник — видел, как тот достаёт оттуда заветренный торт, стоило пройти мимо комнаты родителей — представлял, как тот развалился на кровати тёмной ночью, стоило на улицу выйти из заднего входа кофейни, чтобы вынести мусор — рисовал в памяти их новую встречу спустя десяток лет и чувствовал тупую, но тихую, безмолвную боль в спине, на которую умудрился свалиться с треклятым мешком. И усмехался. Все эти грубые слова, оскорбления и признания в ненависти со стороны Чангюна были обыкновенной холодной маской, защищавшей его, как от вируса, от очередных преднамеренных ошибок. Хотел бы он знать, что же на самом деле случилось тогда, в последний школьный день, вот только Джухон выдерживал интригу, как будто повествуя по частям — и трепал Чангюну нервы своим наигранным драматизмом. — Держите, — произнёс он, рассчитываясь с клиентом. — Желаете чего-то ещё? Парень угрюмо покачал головой, провёл карточкой по терминалу и, захватив стаканчик, удалился из кафе, впуская через дверь холодный сквозняк. И оставляя Чангюна наедине в этом собственноручно придуманном аду, где ледяной воздух обдувал его, доводя до дрожи — казалось, даже волосы на затылке вставали дыбом. Он не хотел этого признавать, но больше всего на свете боялся остаться в одиночестве. «Гоын, вы не находите, что погода на улице удивляет нас с каждым днём всё больше и больше? Кажется, нас накрыл настоящий циклон!» — с воодушевлением произнёс ведущий премии, игриво поглядывая на коллегу. «Вы абсолютно правы, Минхён, — ответила она, смотря в камеру, будто боялась напористого взгляда соведущего. — Однако температура в этом зале накаляется — становится невыносимо жарко, не правда ли?» Её фраза зарядила толпу приливом энергии, и многотысячная толпа поддержала девушку восторженными выкриками. «Кажется, нам пора охладиться и посмотреть освежающее выступление от новичков индустрии…» Чангюн вздрогнул, будто вновь очнувшись от глубокого сна, стоило ему услышать за окном сигнал полицейского автомобиля, разрезающего пробки. И снова протёр лицо руками, не понимая, что же гложет его. Вчерашний день он провёл в тревожном ожидании. Всё время поглядывал на тёмный экран телефона, надеясь увидеть сообщение или услышать звонок, смотрел на переполненную улицу, пытаясь отыскать в чужих лицах — одно, знакомое, а во время закрытии смены не мог заставить себя вернуться домой, всё оборачиваясь и высматривая худую невысокую фигуру в темноте. Наверное, он привык, что Джухон заглядывал к нему несколько дней подряд, и однажды не увидеть его входящим в стеклянную дверь кофейни казалось чём-то неправдоподобным, из разряда фантастики. И долго шагал по ночным улицам, закутанный в тёплый шарф — одинокий волк, блуждающий в глухом лесу, надеясь отыскать среди высоких теней ту, что наконец пригреет. Он не узнавал себя: самодостаточный, отчуждённый и холодный, Чангюн мечтал о другом человеке, испытывая что-то чрезмерно новое. Наверное, можно было спутать это желание оказаться в чужих объятиях и ощутить чужое дыхание на коже своей шее с вечерней хмелью, меланхоличным настроением, вызванным запредельными мечтаниями, теми воспоминаниями, что лезут в голову перед сном, вот только не хотел Чангюн признавать это ощущение незнакомым, порывистым и неоправданным. В свои двадцать шесть он точно знал, чего хотел, и точно понимал, какие ошибки хотел исправить. О Джухоне он думал как о чём-то мягком, подобном сладкому мёду, и одновременно освежающем — с привкусом мяты. Эта смесь, загадочная, будоражащая, волнующая кровь и воображение… была для него горючей. Интересно, заглянет ли Джухон к нему сегодня? А вдруг он чересчур занят на работе — в предпраздничные дни клиентов всегда становится больше, это Чангюн не понаслышке знал. Парень безнадёжно перекладывал со стороны в сторону салфетки, пластиковые стаканчики, пересчитывал деньги в кассе, лишь бы занять себя чем-нибудь: для серьезной, вдумчивой работы не хватало терпения и сосредоточенности, а тревожность заставляла его вздрагивать от каждого дуновения ветра и случайно заглянувшего посетителя. И сидеть на стуле в смирённом ожидании, убивая время просмотром музыкальной премии, где он даже лиц знакомых не находил, было единственной оставшейся возможностью провести этот до безумия напряжённый день. Однако, спустя полтора часа и семь посетителей, дверь кофейни с шумом раскрылась и вместе с порывом холодного воздуха, что заставил колокольчики громко звякнуть, занесла внутрь долгожданного гостя. Его капюшон был заметён снегом, с рукавов пальто на пол падали крохотные хлопья, а лицо его от ветра сделалось розовым, однако не сползала с губ радостная улыбка, да и карие глаза ярко блестели при виде Чангюна: невозможно оторвать взгляд от парня, скрывшегося за барной стойкой. — Ну и погодка за окном, правда? Пока добирался сюда, три раза чуть не поскользнулся на голом льду. Чангюн больше не в силах был сдерживаться. Сорвавшись с места, он, обогнув стойку, пробежал по покрытому кафелем полу, чтобы через несколько секунд остановиться у входной двери — и накинуться на Джухона в объятии. Как же давно он этого не делал… — Ну, ну, осторожнее, — засмеялся тот, прижимая к себе парня. — Ты меня так с ног собьёшь. А Чангюн, казалось, его слов и вовсе не слышал. Обвив шею Джухона руками, он слегка поднялся на носочки, чтобы сравняться ростом, и прильнул к груди — мокрой ткани пальто, чувствуя, как потихоньку намокает обмотанный вокруг его рубашки фартук. И, удобно устраиваясь подбородком на плече Джухона, он томно выдохнул — то скорее было выдохом облегчения, какого-то долгожданного освобождения, — и горячее это дыхание, как тогда, десять лет назад, обожгло кожу на шее гида, заставив его задохнуться от восторга. А Джухон, не говоря ни слова больше, чтобы не заглушить пустыми разговорами красивых вздохов, принимал это объятие, чувствуя себя влюблённым учеником, что прибежал на всех парах к школьным воротам, лишь бы пораньше встретиться с Чангюном и провести дольше времени, огибая руками желанную талию. Как тогда — держать доверчивое, податливое тело, касавшееся плечами его ключицы, щекотавшее его уши прямыми густыми локонами, сковывавшее бёдра — в совершенно новом, ранее неизвестном пламени. А Чангюн, будто стараясь отыскать удобную позу, то и дело ёрзал, ударяясь макушкой о подбородок Джухона, и зарывался носом ему в грудь, издавая довольный стон. Джухон мягко гладил его по спине, вдыхая аромат волос, и лишь наслаждался, наслаждался, наслаждался — тем, какое чудо вновь сумел обрести. — Ты намокнешь, — прошептал он, мягко отстраняясь. — Это не самое страшное из того, что со мной случалось, — Чангюн сжал губы и посмотрел Джухону прямо в глаза. Удивительно, каким мягким и покорным мог быть взгляд человека, ненавидевшего целый мир — и сдававшегося перед единственным объятием. Джухон отошёл подальше, снимая пальто и вешая его на небольшой крючок у входа — рядом с курткой Чангюна. Он предстал перед парнем в узких чёрных брюках и футболке с изображением персонажей из Звёздных войн — такой простой и домашний, свой, настоящий, мягкий и уютный. Ямочки на щеках от улыбки и широко раскрытые в удивлении и растерянности глаза, блестевшие, будто крохотные слёзы застыли на ресницах. Чангюн забывал все эти мелочи, но стоило им встретиться вновь, как вся молодость кадрами из фильма возникла у него перед глазами. Наверное, даже у запахов появились новые, игривые нотки — иначе отчего аромат мыла и обыкновенного дезодоранта Джухона казался Чангюну столь притягательным? Стоило чуть удержать свои чувства. Добром это не кончится. — Ты не приходил вчера, — с сожалением произнёс Чангюн. — Да, моя ошибка, — подтвердил Джухон, кивая. — Прости, работы было до самого вечера. — Понимаю, — Чангюн отошёл назад, позволяя Джухону спокойно раздеться. — Зато сегодня ты от меня не отделаешься, — хмыкнул тот, проходя вперёд, в центр зала. — Куда здесь можно бросить рюкзак? Не буду же я с ним на спине по кофейне ходить. — Под стойкой есть специальная полка, — крикнул Чангюн ему вдогонку. Джухон оставил свои вещи и, чуть покопавшись, набрёл на запасной фартук, спрятанный в ящике. Не оправдывая свои действия словами, парень обмотал его вокруг пояса и, поправив одежду, покрасовался перед Чангюном в новом образе. — Ну, как я? — Ты что, собрался тут работать? — усмехнулся тот скептически, скрещивая руки на груди. — Сегодня — да, — смело заявил Джухон, уставив кулаки в бока. Чангюн прыснул со смеху. — Серьёзно? Тебе заняться нечем? Как же твоя работа? — Так тридцатое декабря ведь, — напомнил Джухон. — Все по супермаркетам бегают и подарки покупают, никому до экскурсий дела нет. — И ты решил провести этот день работая со мной в кофейне? — Почему нет? — парировал Джухон. — Будто мне есть чем дома заняться. Мы даже квартиру к праздникам сто лет назад украсили. Подарки я купил. — А если вдруг зайдёт директор? Увидит, как ты здесь носишься со мной между столиками? — Представлюсь волонтёром, — подмигнул ему Джухон. — А там и легенду придумать не сложно. Контора под названием «Солнце» или «Объятия радуги», директор по имени Ким Тэхо — да таких сотни отыщутся в Сеуле. Чангюн усмехнулся. Чего только не придумает этот Джухон, чтобы остаться с ним рядом. — Ладно, чем тебе помочь? — тут же с энтузиазмом произнёс гид, оборачиваясь вокруг и выискивая себе работу. Завидев в раковине пару грязных стаканов, он ахнул в испуге и тут же включил воду на полную, принявшись намывать посуду. — Бог ты мой, и как долго ты планировал их держать здесь? До самого вечера? С таким отношением все клиенты разбегутся, знаешь? — Не разбегутся, — закатил глаза Чангюн. — Они все приходят из одного и того же места — агентства напротив, — он бросил томный взгляд в окно, на возвышающееся к небесам здание. — Клиентура у меня постоянная. — Тебе повезло. Джухон ненадолго замолчал — казалось, в кофейне воцарилась тишина, вот только даже дыхание его было чересчур громким; однако же Чангюн не жаловался: присутствие ещё одного человека здесь словно дарило кофейне жизнь, и даже свет сиял ярче, и музыка по телевизору становилась веселее. Подобно ребёнку, он оживлял это место, наполнял его смехом и радостью, и Чангюну отчего-то крохотное помещение казалось уютнее и милее. — Боже, это что, TWICE?! — воскликнул Джухон, отрываясь от своих стаканов и кидая взгляд на телевизор. — Я пропустил вчерашнюю премию, как так! Сделаешь погромче? Чангюн засмеялся, но, всё-таки отыскав пульт, увеличил громкость на телевизоре. А Джухон тут же принялся танцевать в ритм и повторять движения хореографии группы, напевая текст. — Не могу поверить, что ты их не слушаешь, — фыркнул он, узнав, что Чангюн и половины артистов эстрады не знает. — Разве с постоянно включённым телевизором они не остаются у тебя на слуху? Я же помню, каким преданным фанатом ты был. — Может, он и включён, но я не обращаю на него внимания. Постоянно погружён в свои мысли. — Это звучит невероятно печально, — вздохнул Джухон, опуская взгляд. — Ты слишком редко позволяешь себе расслабиться. Чангюн пожал плечами. — Наверное, просто не мой вкус. Раньше песни были… душевнее, то ли. А может, я просто вырос. Даже как-то стыдно вспоминать мой безумный фанатизм. — Зря ты это говоришь, — прошептал Джухон на выдохе. — Любовь к музыке делает нас настоящими. Пара смен со мной — и ты будешь знать все эти песни наизусть, — пообещал он, уверенно кивнув. А весь последующий час Джухон хозяйствовал в кофейне так уверенно, будто это место было его родным домом. Ему хватило нескольких минут, чтобы отыскать подсобку, где хранились предметы для уборки, и оттуда он вышел с тряпками в руках, направляясь к стойке. «Ты вообще видел, сколько здесь пыли? Я удивлён, как ваши продукты ещё остаются свежими!» — воскликнул он, тут же принимаясь чистить ящики и полки. Чангюн стоял рядом, чувствуя приступ вины и стыда за то, что халатно относился к месту своей работы, и вроде бы пытался помочь Джухону, вот только тот, отталкивая его руки, продолжал начищать кухню до блеска. «Я не могу представить, что тогда творится у тебя дома, — ворчал он, спрятавшись под раковиной, — с каких пор ты стал таким ленивым, а?» Чангюн присел на стойку, зацепившись за края руками, и поглядывал на него сверху вниз с хитрой улыбкой. «Специально не убирался, тебя ждал, — язвительно ответил он.» «Несмотря на свою холодность, ты всё ещё ищешь поводов встретиться со мной, — заметил Джухон, не поднимая головы — голос его звучал чуть приглушённо. — Ладно, сиди уж, сам тут всё доделаю. Чувствую — дай тебе швабру, и ты только пыль поднимешь». А затем Джухон и в самом деле взялся за метлу и принялся подметать полы, широко виляя своими бёдрами под звуки музыки, доносящиеся из телевизора. «И снова — я чувствую себя особенной, — горланил он, так что люди шугались даже за окном. — Даже если я почувствую себя никем, даже если я исчезну и весь мир не заметит, — он становился в самом центре зала, вообразил метлу металлической стойкой и последующие строки спел прямо в импровизированный микрофон. — Твой голос, зовущий меня, я чувствую себя любимой». И в самолюбовании прикрыл глаза, посчитав, что его пение слегка ломающимся и визжащим голосом было благословение для остальных. Благо, в кофейню так никто и не забрёл. И только Чангюн скромно аплодировал певцу, наблюдая его из своей фан-зоны. А стоило песне кончиться, как Джухон, сощурив глаза, будто в его голове возник коварный план, обернулся на Чангюна и указал концом метлы ему на лицо. — Твоя очередь! — воскликнул он, ткнув пальцем по направлению к парню. Чангюн чуть не поперхнулся от этого заявления. — Я-то? И что я тебе спою? Amor Fati? Джухон прыснул. — Не бросаюсь утверждать, что я был единственным, кто слышал, как ты читаешь рэп — помнишь, тогда, в агентстве, мы были окружены толпой? Однако я смело могу утверждать, что хочу услышать его ещё раз. Не поверишь, как сильно я по этому скучал. Чангюн в смущении отвёл взгляд. — Ну нет. Я давно не практиковался, — увернулся он, часто-часто моргая. — С тех пор… как переехал в Америку. Я не позволял себе даже рта раскрыть, чтобы не вернуться к прежнему соблазну. — И что? — хмыкнул Джухон. — Так и проживёшь эту жизнь, не вернувшись к хобби, вселяющее в тебя вдохновение и силы двигаться дальше? Не позволишь себе даже малейшего развлечения, покорно смирившись со своей тяжкой судьбой, думая, раз запретишь себе вернуться к музыке, солнце ярче светить будет, а ты, не знаю, успешнее станешь? Взрослая жизнь чаще всего состоит из заполненных работой серых будней, и если мы не украсим их нотками наивного, детского веселья, куда мы в итоге скатимся? В бездонную беспросветную пропасть, будем лежать там, жалея себя и сетуя на судьбу, и даже не заметим, что рядом стоит лестница, ведущая наверх, — заключил он, облокачиваясь о метлу. Взгляд его был серьёзным, задумчивым: может, Чангюн тут же позабыл об этих словах, подумав, что рассуждает Джухон слишком уж по-детски. Только тот в свою речь вкладывал осознанный, проверенный, проникнутый смысл — а значит, стоило хотя бы принять его точку зрения. — Откуда ты таких мудростей понабрался? — спросил Чангюн. Джухон ведь был на полтора года старше него: казалось бы, опытнее, да и повидал больше. Парень ещё не встречал людей, что, разменивая третий десяток, так наивно верили в светлое будущее, когда проблем и неурядиц вокруг было по горло. А вот его давний друг, эта светлая голова, улыбка на лице которой в этом мире светила ярче всех, утверждал обратное — он-то свою судьбу принимал, со всеми падениями и взлётами. Ведь Чангюну повезло не знать, что пережил Джухон за все те годы, что разлучали их тысячами километров. Депрессия, попытка самоубийства — даже сейчас на его разуме, душе и теле остались постыдные шрамы. Свидетелем которых стал лишь Хёнвон… — Один мой друг, — вздохнул он, плотно сжимая губы. — Мы учились с ним вместе — в университете. А сейчас снимаем квартиру. Джухон заметил нездоровый блеск в глазах Чангюна. Было ли то злостью, скептицизмом, наконец, ревностью? Может, недоверие, осторожность, подозрительность? Неужели Джухон, наконец добившись доверия и расположения Чангюна, одним неосторожным словом мог разбить ту чудесную дружбу, что заново между ними зарождалась?.. Но вместо ответа Чангюн лишь послушно вздохнул. И, выбираясь из-за стойки, произнёс короткую, но яркую фразу. «Задай бит.» Джухон, чувствуя, что лёд между ними всё-таки согласен таять, радостно поставил спокойный, но заразительный бит на телефоне, а Чангюн, прижимая кулак к губам и воображая его микрофоном, принялся читать текст — старой, старой песни, слова которой каждый знал наизусть. «Когда я впервые увидел тебя, оторопел, будто ты сжала моё сердце и не выпускала его. Ты захватила его полностью: когда тебя нет рядом, оно сгорает дотла». Джухон подпевал и качался в такт, наверное, представляя себя на огромной сцене Олимпийского стадиона Сеула, в окружении влюблённых взглядов поклонников и с самым лучшим рэпером под боком — тем, кто и голосом, и мощной энергетикой остаётся в сердцах слушателей, прорезая их мысли острыми и чересчур проницательными строками. Ах, если бы они родились в другом месте, в другое время и построили бы карьеру — вместе, вдвоём, возможно, они бы стали самым зрелищным дуэтом, который только видел бы мир. К сожалению, им остаётся коротать время работой в кофейне, завязав фартуки вокруг талии, подпевая музыке по телевизору и ожидая, пока кто-нибудь из клиентов решится заглянуть. А стоило им наконец завершить концерт и перевести дыхание после долгого и надрывного пения, они обернулись и увидели, как, прильнув к стеклу окон кофейни, за ними наблюдали стажёры — постоянные гости заведения — что, видимо, прервавшись на обед, думали угостить себя крепким кофе или десертом. Словно преданные фанаты, они выкрикивали имя Чангюна — а кто ж не знал без продыху работающего баристу? — и подбадривали парней, поднимая руки вверх и напевая полюбившиеся песни. Чангюн и Джухон поклонились, выражая признательность, и с улыбками на губах вернулись к своей работе. А когда наконец эти стажёры ворвались внутрь, чтобы побаловать себя сладостями, Джухон тут же встретил их поклоном, оккупировав место Чангюна у кассы. — Добро пожаловать, дорогие гости. Сегодня я буду вашим баристой. Я буду стараться изо всех сил, чтобы показать наивысший класс! Надеюсь, вы подарите мне много поддержки и любви! Пара девушек из компании переглянулись, пряча ухмылку, и, изучив меню, сделали заказ. Джухон посчитал общую стоимость и, стараясь копировать манеру Чангюна говорить, наигранно низким и печальным голосом произнёс: — Не хотите малинового кекса? Сегодня цена ниже на пятьдесят процентов. Те покачали головой, и Джухон повернулся к кофемашине, полный энтузиазма сварить кофе. Только забыл, что никогда этим аппаратом не пользовался — они с Хёнвоном предпочитали пить чай в любое время суток. Так что, делая вид, будто знает, как приготовить напитки, открыл контейнер для воды в машинке и… так и остановился, продолжая смотреть в пустоту. — Ну конечно, — проговорил Чангюн, тяжко вздыхая, и подошёл к беспомощному парню, закатывая рукава. — Давай я это сделаю, хорошо? — Ну уж нет, — Джухон вцепился в машинку, не собираясь отступать. — Я не уступлю тебе. Иди лучше приберись. — Дай мне хотя бы показать тебе, как это делается, — Чангюн закатил глаза, а затем без слов встал позади Джухона. И, схватив его за локти, принялся координировать его действия: налил воды в контейнер, засыпал зёрен и нажал на нужную кнопку, ожидая, пока аппарат перемолет кофе и выдаст горячий ароматный напиток. При этом он тесно прижимался талией к его спине, чтобы, слегка выглядывая из-за плеча, видеть, что засыпает в машину. Затем, едва заметно подмигнув, Чангюн отошёл в сторону, оставляя Джухона в недоумении, и усмехнулся, скрещивая руки на груди. — Вот теперь ты знаешь, как это делается. Тот тут же отвернулся, чтобы Чангюн не заметил его покрасневших щёк. Черт возьми, сказал он сам себе, ведь тебе уже двадцать семь, так почему же дрожишь перед ним, как подросток?.. Облокотившись кулаками о столешницу, он перевёл дыхание, пытаясь успокоиться, и, как ни в чём не бывало, продолжил работать. Подождав, пока машинка наконец выльет кофе, он потянулся к стаканам, однако тут же был прерван стоящим рядом Чангюном — этим хитрым засранцем, скептично косившегося на Джухона, будто ожидая подвоха. — Ну давай, давай, — провокационно говорил он, играя бровями. — Хочу увидеть, как ты подашь им кофе. Девушки за их спиной тихо смеялись — кажется, даже они заметили этот дух соревнования между парнями, и смотреть на это было даже забавно. Чангюн в нетерпении облизывал губы, смотря, как самонадеянный Джухон пытается справиться с самым страшным и неуправляемым аппаратом в мире, а тот, чувствуя его прожигающий взгляд, так и не смог преодолеть напряжения — и из-за нотки этого укора во взгляде батисты не уделил должного внимания работе. Поэтому, стоило ему вытащить стакан из-под крана, горячий кофе, заполнив тот до краёв, пролился Джухону прямо на воротник, и тот, роняя на пол эти проклятые стаканы, сам чуть не поскользнулся на пролитых лужицах, чтобы в конце концов уйти с этой кухни, ворча и ругаясь тихим шёпотом, и удалиться в уборную. Чангюн проводил его чуть презрительным и высокомерным взглядом, хмыкнув. Джухон хотел показаться самостоятельным и опытным, однако его попытки доказать Чангюну свою осведомлённость во всех аспектах работы баристой пошли крахом. «Прошу прощения за этот казус, — извинился парень перед клиентами. — Вы не подождёте ещё пары минут?» «Всё нормально», — отозвались те и вернулись к своим разговорам. Джухон наконец выбрался из уборной, отряхивая свою одежду от капель воды. Шваброй он прошёлся по мокрому полу, продолжая ворчать что-то нечленораздельное, пока Чангюн профессионально и умело возился с кофемашиной, а затем отправился на поиски нового фартука. «Хотя бы футболку не заляпал», — добавил он под конец, залезая под барную стойку. Но конечно, с какими трудностями им ни приходилось столкнуться этой нагружённой, насыщенной сменой, у обоих не хватило бы совести соврать, будто время, проведённое вместе, им не понравилось. Потому что, стоило Джухону объявиться на пороге, можно было смело заявить: их ожидает день, наполненный смехом и весельем, и с самой первой улыбки, с самого первого блеска в глазах становилось ясно — эти две заблудшие в одиночестве души посреди заметённого снегом города стремились друг к другу, чтобы вновь почувствовать себя живыми. Может быть, полагали они оба, именно потому им приходилось так тяжело последние десять лет: конечно, они не просили объятий, поцелуев, чего-то интимного, однако же услышать родной голос или увидеть родные ямочки на щеках для них было сродни исцелению от затяжной лихорадки. Они даже стеснялись подарить прикосновение — слишком неловко было кончиками пальцев ощущать знакомую мягкую кожу и вызывать на ней приливы мурашек. Но стоять рядом, находиться под одной крышей, в одной тесной уютной комнатке было, пожалуй, настоящим благословением — тем самым освобождением, о котором оба молились и день и ночь. Жизнь Чангюна без Джухона была тёмным лесом, без намёка на сияющий огонёк вдалеке, без намёка на выход или хотя бы прямую дорогу без распутий. Переплетения ветвей голых деревьев над его головой скрывали яркое мерцание луны, а пни и камни постоянно пытались сбить парня с ног и свалить его без чувств. Острые шипы увядших цветов царапали ему запястья. И пролитая тёмно-алая кровь превращалась в широкие ручьи, водопадами скатываясь с обрывов острых скал. Однако ночь самая тёмная — перед рассветом, и солнечные лучи спустя несколько лет наконец забрезжили на горизонте, чтобы, указать выход из бесконечного тупикового лабиринта деревьев, подарить ему веру — и надежду — в лучшее окончание этих блужданий. А потому Чангюн всеми силами цеплялся за Джухона, потому желал всем сердцем быть к нему ближе. Джухон помог ему приблизиться к мечте. И только Джухон заставлял его смеяться. Рядом с Джухоном Чангюну казалось, будто все желания вмиг… начинают исполняться. Он был поистине ярким. Блестящим, как рождественские огни, неугасаемым, как голубое пламя, и таким же обжигающе тёплым — рядом с ним хотелось, лёжа на диване, греться, укутываясь в объятия, и прижиматься к нему, вдыхая мягкий фруктовый аромат его волос. Слушать его голос, успокаивающий, словно колыбельная, и засыпать рядом, мало того — просыпаться в его руках казалось неисполнимой, но такой желанной мечтой. И, несмотря на свои нелепые обиды, Чангюн не мог не признать бесконечную доброту этого человека. Словно лучезарное солнце, выбравшееся из-под туч, чтобы осветить этот продрогший мир своим теплом. И не только к Чангюну он был добр, не только его готов был утешить: неосознанно своими словами он помогал другим страдальцам. И как только в нём находились и силы, и нужные, проницательные слова? Оставалось только гадать… Часа в три дня в кофейню забрела девушка с чемоданом — колёсики назойливо гремели, проезжая по голому кафелю. Даже не раздеваясь, она опустилась на первый попавшийся стул — в углу — и, прикрыв лицо руками, так и сидела, молча, тихо, не нарушая идиллии этой кофейни. Она не подходила к кассе, не думала даже делать заказ; не осматривалась по сторонам — казалось, её даже не привлекали горящие на окнах гирлянды и концерт по телевизору; она лишь уткнулась в собственные ладони, слегка дрожа — то ли от холода, то ли от страха, то ли от горьких слёз. Чангюн и Джухон, любопытно косясь на неё из-за кассы, обменивались сомневающимися взглядами — и что делать с подобными посетителями? «Может, спросить всё-таки, что случилось? — предложил Джухон, нахмурив брови. — Она выглядит несчастной.» «По своему опыту знаю, не стоит тревожить человека в первые минуты горя, — возразил Чангюн. — Может, она в одиночестве хочет побыть?» «Да по ней же видно, что она нуждается в утешении! — громким шёпотом произнёс Джухон, указывая рукой в сторону посетительницы. — Она здесь явно не ради пончиков с малиновым джемом.» «Но и не ради того, чтобы двое таких идиотов неумелых, как мы, поддерживали её», — пробурчал Чангюн. И вернулся к своей работе, продолжая намывать стаканы. Джухон, наоборот, отвлекался: хоть Чангюн и поручил ему выложить на витрину недавно завезённые поставщиком продукты, те так и остались лежать в коробках на полу, а парень вышел из-за кассы и пошёл прямиком по направлению к несчастной посетительнице. Чангюн не комментировал — всего лишь закатил глаза, примерно представляя, чем закончится разговор: девушка этого чересчур дружелюбного джентльмена пошлёт куда подальше. Однако он оказался не прав: стоило Джухону, вооружившись стаканчиком холодного кофе и шоколадным пирожным с брауни, усесться напротив неё за столиком, как незнакомка тут же подняла взгляд — и посмотрела на парня стеклянными от слёз глазами. Убрав волосы за уши — так, чтобы было видно круглое лицо — она едва слышно всхлипнула и пробурчала тихо-тихо: «Чего вам надо? Я не просила ни кофе, ни сладостей…» А Джухон, ярко улыбнувшись, придвинул ближе угощения и ответил: «Это за счёт заведения, не волнуйтесь. Я пришёл узнать, может, случилось у вас что, раз вы так печальны?» «Всё нормально, — огрызнулась та. — Это только мои проблемы.» Джухон склонил голову набок в удивлении и скептически сощурился. «Знаете, как человек, хронически переживающий депрессию, я получше некоторых могу знать, когда им требуется поддержка, — выдал он, слегка наклонившись над столом, чтобы Чангюн не слышал. Зато посетительница его словами явно заинтересовалась. — Вы же плачете в кофейне в центре города, неужели этому нет объяснения — для вас самой? Немного нелогичный поступок, если так вдуматься.» «Думаете, раз сами от депрессии страдаете, то и других прочесть сможете? Оставьте меня в покое со своим пирожным. Ещё калорий мне набраться не хватило…» «Да не будьте же вы такой врединой, честное слово», — взмолился Джухон. «А вы что, интервью мне собрались устроить тут? — вспыхнула посетительница. — Я не объект для допросов.» «Почему вы просто не хотите поделиться со мной своим несчастьем? Я уверен, позволив кому-то выслушать свои слова, люди чувствуют себя намного легче. Я по себе знаю», — кивнул Джухон в подтверждение. «Если бы я хотела выговориться, то явно не вам». И в таком духе разговор продлился ещё несколько минут. Чангюн, от нечего делать, уже и десерты разгрузил по полкам, и холодильник провизией заполнил, и деньги в кассе пересчитал, не переставая греть уши этим нелепым диалогом. Чего он хотел — удостовериться в своей правоте или же наконец узнать развязку — он и сам не знал, зато интересно было до жути. Посетительница продолжала препираться — конечно, кто же хотел, чтобы им в душу лезли ненужными утешениями? — а Джухон, прищурив глаза, вглядываясь в лицо собеседнице, будто пытался прочесть её истинные эмоции, не сдавался, назойливо задавая вопросы о произошедшем, и со стороны они казались двумя баранами, что упёрли друг другу в голову рога и пытались столкнуть противника с места. Цокнув языком, будто то было ожидаемо, Чангюн вздохнул и уставился обратно — в телевизор. В то же время в кофейню с весёлым перезвоном колокольчика ворвался стажёр из агентства напротив, с сияющий на лице улыбкой прошёл вдоль всю кофейню и остановился у кассы, в нетерпении гремя по столешнице своей пластиковой карточкой. Чангюн его уже видел в заведении несколько раз — тот со своим лучшим другом частенько угощался кофе по акции — со скидкой в пятьдесят процентов — но припомнить не мог, чтобы тот появлялся таким весёлым: случилось, может, что хорошее? Вот и встретились две крайности под одной крышей: одна рыдала, спрятав лицо ладонями, второй едва сковала ликующий смех. «Один американо, пожалуйста», — заказал он, слегка покачиваясь под музыку, доносящуюся из телевизора. Чангюн тут же рассчитал его, печатая чек. «Ещё чего-нибудь желаете? Свежей выпечки? Круассаны, пончики, брауни?» «Нет-нет-нет, — категорично отказался тот, отмахнувшись. Чангюн заметил оттенок смущения на его лице. — Он просил… только кофе. Без ничего.» «Сироп добавить? Или карамели?» — настаивал Чангюн. Гость пожал плечами. «Не знаю, на самом деле. А вы можете сделать его сладким, но не приторным, и добавить туда какого-нибудь необычного и яркого вкуса? — попросил он. — Я покупаю этот кофе для человека, которого люблю.» Чангюн, слегка ухмыльнувшись, помолчал в задумчивости и кивнул. Совсем неосознанно он покосился в сторону Джухона, продолжавшего словесную перепалку с посетительницей. «Для человека, которого люблю», — слова продолжали звучать в его голове, пока он добавлял в напиток яблочного сиропа. Вкус казался новым и непривычным. «Однако останется незабываемым», — произнёс бариста, подавая своему клиенту пластиковый стакан. Тот счастливо расплатился и выбежал из кофейни, топча выложенную брусчаткой дорогу, чтобы скрыться за пешеходным переходом. Тем временем Чангюн, проводив счастливого мальчика взглядом, повернулся вновь к двум баранам, и, на его удивление, они теперь вели совершенно непринуждённый — и мало того — откровенный разговор. Девушка не казалась зажатой: её руки расслабленно лежали на столе, распущенные волосы струились по плечам, она облокачивалась о спинку стула и что-то с безмятежностью и безразличием доказывала Джухону. Тот же внимательно слушал её, нахмурив брови, кивал головой и задавал дополнительные вопросы. «Понимаете, когда я познакомилась с ним на вечеринке у подруги, я сразу поняла, что что-то плохое произойдёт, — говорила та, откусывая пирожное — надо же было чём-то желудок занять. — Он слишком красивым казался, а я-то, дурочка наивная, думала, что стала для него особенной. Ага, особенной, как же. Он тратил на меня деньги, часто оставлял в одиночестве, думая, что я буду продолжать его любить. Не на ту нарвался, придурок», — процедила она сквозь зубы. «И как? Долго ваши отношения продлились?» — поинтересовался Джухон. «Восемь месяцев, — она закатила глаза. — Но можно ли это адекватными отношениями назвать? Мы вместе-то от силы пару раз в неделю встречались. А недавно решили в путешествие отправиться. Я думала, может, мы станем ближе друг к другу, может, наконец станем настоящей парочкой, — она тяжело вздохнула. — Продолжала наивно надеяться на что-то, как дурочка. Собирала вещи всю неделю, планировала поездку. Мы хотели поехать на Кубу, почувствовать дух свободы, оторваться, как в старых латиноамериканских фильмах. Я хотела исполнить свою мечту — отправиться в эту красивую страну, о которой грузила с детства, с человеком, которого люблю. На самом деле, — она усмехнулась своей глупости, — всё время я Гавану любила больше, чем этого придурка. А он — вы только представьте — бросил меня за несколько часов до рейса! И теперь я, брошенная и униженная, торчу здесь, упуская самолёт.» «Он прямо так и бросил вас в аэропорту?» — удивлённо проговорил Джухон. Та кивнула головой. «Даже в лицо не сказал. Позвонил по телефону, объявил, что бросает меня, уходит к любовнице. Девушке, с которой встречался параллельно со мной. Поэтому он уделял мне столь мало времени. Я для него была только игрушкой. Может, он спровадить меня на эту Кубу только хотел, чтобы я от него отвязалась уже.» «И что теперь? — поражённо промолвил Джухон. — Вы лишитесь собственной мечты? Откажетесь от поездки только из-за этого придурка?» «Получается, что так, — печально проговорила она, кинув долгий взгляд в окно на улицу. — Не ехать же одной.» «Почему?! — недоумевал Джухон. — Он мало того что бросил вас, так ещё и расстроил, отказав в поездке! Билеты же на руках, сколько часов до рейса осталось?» «Где-то три…» — задумчиво произнесла девушка. «Вы прекрасно успеваете на самолёт! — выдал Джухон. — Даже время останется. Так почему бы вам не отправиться на Кубу одной, не развлечься там с горячими танцорами, а?» «Не пытайтесь уговорить меня, — махнула рукой незнакомка. — Я не из тех, кто принимает поспешные решения. Моё настроение сегодня окончательно испорчено, и я не хочу портить себе ещё и поездку.» Джухон уверенно стукнул кулаком по столу. «Парни — козлы! — крикнул он на всю кофейню так громко, что Чангюн чуть не выронил чайник из рук, вздрогнув. Бариста от испуга только ладонь к груди прислонил. — Нельзя им доверять, помните! Более того, нельзя позволять им портить настроение и разбивать сердце! Один умный человек как-то сказал: наши матери девять месяцев стараются выносить нас и сформировать наше сердце, и какой-то идиот в одну минуту его разобьёт?! Да допустить это — уже грех!» Девушка слушала его тираду заворожённо и слегка испуганно, не ожидая столь напористой поддержки от незнакомца. Удивлённая, она только кивала головой в подтверждение его слов, и глаза её округлялись с каждой фразой всё больше и больше. Слёзы постепенно высыхали, лицо бледнело, да и дыхание восстанавливалось. Пирожное она в спешке поедала, прислушиваясь к советам Джухона, и стоило ему договорить, как она тут же сорвалась с места, хватая чемодан, и выдала: «Знаете что! Вы совершенно правы. Этот придурок захотел разбить мне сердце, но даже не знает, с кем связался! Я докажу ему, что он в моей жизни был всего лишь неудачным опытом. И повеселюсь без него в самой красивой стране на свете! Спасибо вам огромное. И за десерт, и за поддержку. Я обязательно пришлю вам открытку из Гаваны!» А после своего заявления вышла на улицу, направляясь к аэропорту, и Джухон лишь с порога успел прокричать ей «Будьте осторожны» и «Удачной поездки на побережье!» Чтобы, самодовольно ухмыляясь, вернуться к кассе. — А ты говорил, будто бесполезно её успокаивать, — он вскинул брови и закусил губу. — Ладно, ладно, — Чангюн закатил глаза. — Признаю твою правоту. Они провели в кофейне ещё несколько часов до окончания смены — и убивали время разговорами ни о чём, совместными перекусами и бесцельным наблюдением за оживлённой улицей. Приближался праздник Нового года, люди в панике пробегали по торговым центрам и выбегали из дверей, нагружённые пакетами, по углам звучала радостная музыка, в нотках которой слышались переливы колоколов, а белый пушистый снег укрывал узкие дорожки и клумбы, превращая город в настоящую сказку. Сидя за столиком у окна, сложив локти и скучающе положив на них голову, они смотрели в окно: то пытались отгадать возраст проходящих людей, то номер проезжающего мимо автобуса, и стоило им слегка соприкоснуться локтями, как ток пробегал у обоих по коже, и в испуге они вздрагивали, боясь признать испытываемые друг к другу чувства. Но, как и любой другой день, тридцатое декабря подходило к концу, и к девяти вечера смену уже надо было закрывать. «В этой кофейне так темно и тускло… — говорил он, пока в ожидании клиентов парни облокотились о барную стойку и поставили подбородки на сцепленные ладони. — Не удивительно, что клиентов мало.» «Не люблю аляпистые украшения», — фыркнул Чангюн, качая головой. «Ну почему сразу аляпистые…» — задумчиво произнёс Джухон. И, выйдя из-за стойки, включил развешенные по окнам гирлянды. Горели они в спокойном и мягком режиме, плавно переливаясь тёплыми оттенками, и тут же в кофейне стало намного приятнее — падающий за окном снег вдруг окрасился в голубой, зелёный и пурпурный, а вывески стали казаться ярче и привлекали взгляды проходящих мимо людей. «У тебя ведь даже ёлка не украшена, да?» — удостоверился он. Чангюн кивнул. «И ты не собираешься отмечать Новый год?» Тот снова кивнул. «Я взял две смены завтра, — ответил он. — Буду работать до самого рассвета первого января.» Джухон, опустив голову и закусив губу, лишь покачал головой, будто ожидал ответа в подобном духе. «Ты будешь торчать здесь двадцать четыре часа?» — спросил он. «Получается, что так.» «Тогда и я вместе с тобой.» Чангюн испугано поднимает взгляд и, отмахиваясь обеими руками, умоляет Джухона не делать этого. «Тебе не стоит так сильно беспокоиться обо мне. Я делаю это, чтобы не скучать в пустой квартире. Мне легче будет наблюдать в окно за ночными гуляниями, чем уныло засыпать в одиночестве. Тем более… по телевизору наверняка будут развлекательные программы. Я не буду чувствовать себя брошенным.» «То есть ты, сбегая от одиночества, умоляешь меня снова не приближаться к порогу? Звучит нелогично.» «Я не хочу тревожить тебя. Не хочу заставлять тебя тратить много времени на меня, на человека, который даже встретить тебя гостеприимно не мог. Я правда сожалею, что обидел тебя, и я чувствую вину за то, что ты тратишь так много сил на заботу обо мне.» Джухон подошёл к нему, не говоря ни слова, и, ласково погладив по макушке, подарил мягкий и короткий поцелуй в лоб. «Я никогда — слышишь? — никогда не трачу время впустую, если забочусь о тебе, — прошептал он, сдерживаясь, чтобы не поцеловать эти дрожащие розовые губы, с которых вот-вот скатится долгожданное откровенное признание. — Да я все эти годы мечтал лишь отыскать тебя, а когда нашёл, думал, всё станет как раньше, и судьба снова подарит мне шанс наслаждаться тобой и твоими прикосновениями каждый день. Я думал, может, всё наладится? Мы станем, как тогда, близки, будем ухаживать друг за другом, жить вместе? Я ведь правда молился об этом. И, как глупый ребёнок, загадывал желания на дни рождения, задувая свечи на торте, лишь о тебе… Какого чёрта я только мог сдаться и забыть?..» Чангюн сдерживался — он свои эмоции вполне хорошо умел скрывать. И если бы в глазах стояли слёзы, он бы никогда не показал их — особенно Джухону. «Мы потеряли столько лет из-за глупой обиды. Всё начиналось так волшебно… а окончилось так позорно, — заключил Джухон, обнимая Чангюна. — Прости меня, ведь это я во всём виноват. Но не можем ли мы начать всё сначала?» Чангюн кивал, уткнувшись носом Джухону в ключицу. Кивал со всей силы, будто хотел подтвердить своё согласие снова и снова и позволить тому приютить себя на собственной груди. И, позволяя себе минутную слабость, обвил руки вокруг талии Джухона, вдыхая запах кофе и сахарных десертов. «Конечно, — ответил он печально. — Спасибо тебе, что снова меня нашёл. Не будь здесь тебя…» А затем мягко оторвался, протирая лицо руками, будто желая освободиться от давящих мыслей. «И где ты был раньше? За всё время, проведённое с тобой, я о смерти и думать не мог. Здесь было слишком ярко, чтобы позволить себе мрачные мысли. Помню, в приступах беспричинной паники я сбегал из зала и запирался в туалете. Окатывал лицо водой, пока всю косметику с лица не смывал, чтобы очнуться от кошмаров наяву. Сегодня я даже не чувствовал этого постоянного напряжения. Я не позволял тьме накрыть себя с головой. Если бы я позволил тебе в те моменты быть рядом… — Чангюн осторожно закатал рукава — так, чтобы видны были светло-розовые шрамы на запястьях. — Возможно, их бы не появилось». И Джухон, неловко закусывая губу, взял ладони Чангюна в свои, а поднеся к лицу, поцеловал шрамы — надеясь, что так они заживут быстрее. «Сколько времени? Кажется, за окном уже давно наступил вечер. Может быть, нам пора пойти домой?» «Нам? — растерянно, испуганно прошептал Чангюн, бросая взгляд в пустоту. — Домой?» «Да, — улыбнулся Джухон. — Домой. Вместе.» Чангюн кивнул. Ведь всё это время он даже не подозревал, что его настоящий дом всегда был только рядом с Джухоном.