Сборник "Сны-видения": Oneus

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Хванун никогда не любил кактусы. С самого детства. И не то, чтобы они ему что-то сделали, но смысл держать в горшках колючих и сморщенных инопланетных монстров, если есть более подходящие цветы? Почему не растения с яркими цветами или хотя бы роскошной зеленью, а вот эти вот странные штуки, торчащие из земли, которые и растениями язык не повернётся назвать?        Кактусы наверняка не любят Хвануна взаимно. Потому что как и чем объяснить то, что он буквально везде на них натыкается. Они будто маньяки из фильмов ужасов преследуют его, оказываясь в самых неподходящих местах. А на все вопросы ко вселенной, он получает ответ: «ну, смотри, какие они миленькие, ути-пути».        — Миленькие. Как же. Крокодилы и то милее будут. Вот сожрут вас, будете знать!        Кто же знал, что с кактусами как со звонящими колоколами? Кто предупредил Хвануна? Никто! Он уверен, что слышит хохот вселенной, когда несущий в руках колючего монстра растяпа спотыкается, и вот это всё безобразие, усеянное колючками, летит в Хвануна. Он успевает закрыть лицо руками, но открытую кожу обжигает сотней уколов.        — Да твою ж налево, чудовище ты косорукое! — в сердцах бросает Хванун, пытаясь снять с себя вцепившегося всеми колючками монстра. — Гонхи, так тебя растак, сними эту дрянь с меня.        — Это кактус, — осторожно поправляет его однокурсник, но его тут же сдувает от рёва Хвануна.        — Хуяктус. Дебила кусок! Сними это!        Гонхи отдирает от Хвануна кактус, который определённо зло улыбается и рычит, требуя добавки. Хванун успевает наподдать под зад удирающему от его гнева однокурснику, а потом понимает, что с ним что-то не так. Жжение расползается прочь от рук, крадётся вверх по шее, забирается за воротник и рукава футболки, лижет огненным языком живот и спину, не обделяет лицо и даже ступни.        Он бешено чешет руки, придумывая Гонхи казнь лютую, страшную с использованием тупых кольев и ненавистных кактусов. Он собирается высказать всему миру всё, что думает, но язык ощущается странно, даже зрение подводит — реальность плывёт. Хванун хватается за горло, пытаясь сглотнуть ком, и отключается.        В себя он приходит в непонятном месте. Мир покрыт красной сеткой пульсирующих линий. Хванун не сразу понимает, что так он видит мир с воспалёнными капиллярами своих глаз. Во рту сухо и всё ещё странно, зуд и жжение есть, но так отдалённо ощущаются, будто не с ним. Над ним кто-то склоняется, светит чем-то в глаз, вызывая желание буцнуть в пах. То, что в больнице, ясно и так, потому Хванун весьма язвительно интересуется:        — Доктор, я выживу?        — Определённо да. Нечасто такую реакцию на кактусы увидишь. Едва успели от отёка Квинке откачать. Не дёргайте рукой, будьте добры, я ещё не все колючки вытащил.        — Так ты не доктор, — заключает Хванун, пытаясь рассмотреть хоть что-то кроме кровавого марева. — Интерн?        — Ага.        — Надеюсь, симпатичный.        — А что?        — Ну, должна же быть хоть какая-то компенсация за страдания.        — Коллеги говорят, что красивый.        — Поверим коллегам на слово, а потом и рассмотрим, — констатирует Хванун. — Я тут надолго?        — До утра точно, потом посмотрят на реакцию организма. Скоро всё должно прийти в норму, капельницы помогают угнетать гистамин, который и провоцирует реакцию...        — Вот и ладушки. Мне нужно время, чтобы придумать… ух ты ж ёпрст.        — Я сделал что-то не так? — пугается интерн, замирая с пинцетом, как испуганный олень в свете фар.        — Всё так. Коллеги не врут, — Хванун расплывается в улыбке, без зазрения совести разглядывая очень симпатичного интерна, решая покамест простить Гонхи. До следующей его выходки. — А давайте знакомиться.