Monstra

      Уже поздним вечером сидя в гостиной возле горящего камина вместе с тихо трещащими дровами, Союз думал. Снова думал, погружаясь и фактически захлёбываясь в просторах своих мыслей, где одна моментально сменяет другую, но всё в данный момент сводится к одному и тому же — он снова сделал больно. Он — животное, теперь действительно во всех смыслах.       Шторы как обычно плотно задёрнуты, все, но всё же кроме одной — окно приоткрыто, пропуская в просторную комнату немного практически ночного свежего воздуха после ливня. Так, вероятно, лучше думается.       В ледяных глазах, что почти не моргают, отражается игривый рыжий огонь, который безусловно завораживает, вводя в некий транс, принося небольшое спокойствие.       Вот только Совет успокоиться никак не может. Пытается понять, что пошло не так, и он так не смог взять себя руки. Буквально отвлечешься, и потерявший контроль зверь может сделать с мальчишкой все что угодно. В этом же случае — изнасиловать. Как он так не слышал этих криков, заглушенных одеялом? Почему не обращал внимание на слезы? Обращал внимание на что-нибудь, кроме себя и своей сущности?!       Россия вряд ли мог такое заслужить. Вождь лишил того девственности, без согласия самого омеги. Он все ещё не понимает, что им движет, когда РФ рядом...       Он укусил его в загривок, вызвав новую волну боли для юноши. Союз сделал непоправимое. Он поставил метку, явно войдя во вкус в процессе. Поставил метку и разрушил не только свою, но ещё и жизнь мальчишки окончательно, хотя последний действительно этого не заслуживает.       Российская Федерация больше не сможет отсюда уйти, иначе обретёт лишь большие страдания, находясь далеко и слишком продолжительное время без своего альфы.       Безысходность ситуации снова начинает бесить и густые брови всё ближе к переносице, но всё же заставляет себя успокоится, потому что успел натворить дел. И нет ему прощенья.       Понимает, что живёт прошлым, понимает, что является полной скотиной, фактически на равне со своим отвратительным папашей, но уже вряд ли может что-то с этим сделать. Он ненавидит всех и каждого, просто потому, что так неудачно сложилась жизнь у маленького Союза когда-то. Он всегда являлся обузой для Российской Империи. А небрежные шрамы на спине от розг до сих пор иногда болят, впиваясь этим едким чувством в сознание, заставляя вспоминать каждый чёртов раз. И абсолютно все покрыты голубой кровью.       Но как бы не была жестока судьба по отношению к Альфе, он отчасти виноват и сам, во всяком случае в данный момент, ведь та несправедливость, которую он получает, есть лишь следствие его же собственных действий.       Тяжело вздыхает, наконец моргая, правда, всего на секунду жмурясь и откидываясь на спинку дивана, чтобы потом пустым, даже не таким холодным взглядом уставиться в потолок. Какой красивый, однако.       Но явно не красивее, чем она..

***

      Длинные русые волосы женские пальцы заплетают в косу. Глаза смотрят вниз, нарочно избегая напротив стоящего. В этих больших глазах больше нету той искры, она угасла, и вряд ли зажжётся снова.       И он это понимает, просто наблюдая.       Зверь тихо скулит. Он снова предчувствует нечто, старается достучаться с этой новостью до человека. Но человек слишком глуп и упрямен, чтобы понять это.       Либо слишком слаб, чтобы возразить.       Девушка наконец поднимает взгляд на мужчину. Они молчат, но слова сильно протыкают язык, поэтому хочется их выплюнуть друг другу в лицо.       Особа, преисполненная чувством гордости, перебрасывает свою пушистую косу на другое плечо, что заставляет альфу на вдохе чуть приоткрыть рот.       Нет, всё-таки не может.       Она разворачивается, становясь к старшему спиной. Держит подбородок поднятым, но на щеке все равно остаётся влажная дорожка от слезы. Мужчина хочет протянуть к ней руки, но осознание бьёт по ним, довольно сильно бьёт.       Его вина.       Не смог скрыть.       Теперь теряет.       — Выпусти меня из этого особняка, — как для вампира воткнутый в сердце осиновый кол. Нет, хуже, точно хуже.       — Я не могу, — сокрушенно произносит, а рана где-то в глубине грудной клетки заныла. Мужчина склоняет голову, а со стороны слышит лишь участившееся дыхание.       И даже хлопок массивных дверей перед ним не заставляет альфу поднять голову. Он больше ее никогда не увидит, он знает об этом.       УНР, куда же ты уходишь?..       «Я не могу»

***

      Месяц взошёл на почти безоблачное тёмное небо, хитро там сияя. Где-то в лесу уж ухают совы, летая меж деревьев и выискивая в траве, покрытой расой, всякую мелкую дичь вроде мышей. Всё сейчас живёт в своём неторопливом ритме, который и свойствен поздней ночи.       В особняке, расположенном где-то в лесу, погашен свет, даже в гостиной больше не горит пламя. Вместо этого в таиственной комнате разгорается одна единственная свеча, освещая мужской силуэт, сидящий у стены и картину с некогда счастливыми лицами мужчины и девушки.       Настало время наконец побыть один на один.       Поднимается с места, в конечном итоге подходя к полотну почти вплотную. Рассматривает лучше.       Девушка на картине улыбается, и одна эта улыбка разрывает сердце Союза на части. Пальцы чуть подрагивающей руки касаются полотна, там, где ее лицо, медленно проводя вниз. Больше не чувствуя той нежной кожи. Только чуть шершавую поверхность их портрета.       Одного единственного сохранившегося портрета. Остальные, точно так же, как и картины, созданные по инициативе Российской Империи, были выброшены на улицу, а затем, не имея возможности сопротивляться, умирая в огне на глазах Вождя.       Он слишком жесток. Жесток даже с теми, кому он не собирался причинять вред. Из его рук, через пальцы, все сыпется пепел, да и сами глаза будто в тумане. Хочется закрыть их, и больше не открывать. Не видеть перед глазами ту женскую фигуру, что эхом в ушах зовёт его к себе каким-нибудь ласковым прозвищем, пока лепестки из венка отражают весь солнечный свет, сияя; не тот полуголый сжавшийся комок свернувшийся на мятой и грязной постели, чьи хрупкие плечи содрагаются в беззвучном плаче.       ...Тот сжавшийся комок...       Разворачиваясь на пятках, совершенно беззвучно, словно тенью выскальзывает в коридор, скользя по нему, сразу совершенно забывая про свечу, что так и осталась на полу.       Вождь буквально подлетает к комнате, ступая по полу максимально осторожно, стараясь издавать как можно меньше шума. Ночную тишь разрывает только тихий плач, исходящий по ту сторону двери, и раненое сердце вновь обливается кровью. Мужчине невыносимо это слушать, просто как настоящая пытка для его совести и разума. Сущность, кажется, тоже начала осознавать, что вообще натворила.       Какое-то время стоит, пародируя истукан, но дальше решается на приоткрытие двери, чтобы хотя бы издалека глянуть на мальчишку.       Россия, кажется, в том же положении и лежит, в каком его оставили после того рокового соития. Но лишь в одном свитере — он большой, прикрывает всё, что нужно, а находится в своих джинсах и нижнем оказалось крайне противно после случившегося. Лишь сильнее плачет, сжимается, и трясет головой. На загривке уже красуется корка от свернувшейся крови, но по всему виду спящего тревожным сном омеги он все ещё готов вывернуться наизнанку от боли. Вновь переживает этот кошмар, но уже во сне, нечленораздельно двигая губами, которые уже искусаны, и зажмуривая закрытые глаза, из которых, кажется, уже постоянно льются слезы.       На что способен пробить сейчас РФ, так это на жалость.       Впрочем, Совет решается на большее, входя в комнату и неожиданно снова ощущая весьма странные чувства, зараждающиеся в груди. Такого ещё точно не было. Ему страшно приближаться к юноше, что сейчас во сне чуть ли в конвульсиях не дёргается, но предпринять хоть что-то надо. Он не может уже смотреть на чужие страдания, в конце концов, он сам когда-то такое переживал. Понимает, какого это, когда твой кошмар не отпускает тебя даже будучи спящим.       И не смотря, что самый худший кошмар Росса — он сам, все же приближается, дотрагивается до чужого тела, садясь рядом. Показалось, он даже немного успокоился на момент, чувствуя, что не один в этом кошмаре.       — Россия.., — слетает тихое само собой. И большевик, снова немного осмелев, тянется, чтобы аккуратно стереть слёзы с бледного лица.       РФ замирает. Вождь думает, что он сейчас откроет глаза, но произошло совершенно другое.       — Нет... Нет, нет! — пищал Федерация, пытаясь отползти от чужой руки, чувствуя через сон эти злосчастные феромоны, это чуждое ему тепло и слыша этот голос. Парень забился в новой истерике, зажмуренные наверняка уже распухли от слез, а он все ещё плачет. На этот раз ещё сильней сгруппировавшись калачиком, пряча лицо в коленях, тихо хныча от боли.       Страдают оба, но каждый по-своему.       Сейчас Совет чувствует себя далеко не Вожаком Стаи, первым из Верхушки. Один только вид изувеченного и морально, и физически омеги, заставляет того склонить голову и обнять себя за плечи, ведь больше не кому.       — Что я наделал...       Но время обращать вспять никто не научился. Россия вновь рыдает через сон, иногда выдавливая мольбы прекратить. И альфа прекращает.       Он поднимается с места и уходит. Больше нет сил успокаивать, это бесполезно. Надо успокоиться самому.       Вождь растерян.

***

      Стоило солнцу взойти на небосвод, а птицам весьма звонко и задорно запеть, как между деревьев уже мелькала туша Альфы, ушедшего из дома ещё на рассвете, дабы встретиться с Гаммой, Бетой и Последователем. В этот раз инициатором встречи стала как раз Иордания, предварительно как следует всё обговорив с Великобританией, взвешивая все «за» и «против». В итоге сошлись на мнении(благо, успели это сделать до прихода Изры и Росса), что всё-таки Созыв необходимен, ну, и вот результат.       В лесу своя политика, и свои законы, но Вождю хотелось от них отвлечься. И все равно все мысли сводились к одному, будь то проблема с охотниками, то мысли об отдыхе в своей же обители: везде фигурировал Россия.       Но хотя бы сейчас он смог отвлечься на весьма сильное чувство голода, которое заодно напоминало, что большевик в последний раз ел вчера утром. А после еды сможет и Росса проведать. Наверняка тот положение не менял со вчерашнего дня, и за ночь тоже.       И снова Россия... Союз не может отвязаться от мыслей о нём, наверное, остаётся только смириться?       Надо пробовать забыться хотя бы за едой. Ночью он чувствовал сильные угрызения совести, а сейчас пытается после этого восстановиться проверенным методом: забыть обо всем.       Но РФ все же надо проверить. В последнее время что-то постоянно тянет к нему.       Небольшое облегчение пришло, когда ледяные глаза, готовые сомкнуться ещё и в желании нормально поспать, а не пару часов раз в два дня, смогли уловить особняк, выглядывающий из-за лесной живности. Нюх оборотня уловил привычный и такой родной запах, побудивший Альфу приподнять уголки губ в лёгкой, но искренней улыбке. Ветер приятно подул в лицо, будто гладя, и социалист и правда забылся.       Пожалуй, для него это сейчас необходимо. Посему прежде, чем зайти в дом, сделал ещё пару кружочков вокруг него, имея возможность наслаждаться окружающим миром в кой-то веки. Нужна для здоровья разгрузочная прогулка, когда выкидываешь то, что давит на мозг. Но на четвертом кругу Совет все же зашёл к особняк, сложив руки за спиной.       Его владения особо прекрасны, стоит утреннему свету проникнуть внутрь, не смотря на шторы. Подобное заставляет улыбнуться немножко шире.       Назойливые мысли дали о себе знать. Тут Вождь уже недовольно хмуриться, и явно скинув все эти переживания на свою буйную сущность, все-таки решил ее унять, уступая ей уже второй раз.       Забегает по ступеням наверх, направляясь в свою комнату.       Холодная сбитая постель и мокрая подушка — вот, что встречает Совета.