Monstra

      Олицетворение волка впереди казалось единственным источником света в этой местности. Жизнь здесь настолько забилась в угол, что стала совершенно незаметной. Это Россия уже не знает какой раз подметил. Но все не устает подмечать.       Солнце, постепенно делая уклон на запад, чтобы там утонуть, сейчас спряталось за тучными облаками. Дождя не было, но атмосферу какой-то мистики и ужаса, исходящий даже от самих местных, это никак не сглаживало. Парень порой замечал пару детей шести-семи лет впереди, полуголых, измазанных в какой-то саже. Наверное, те не раз падали на землю во время игры в салки ведь в прятки тут играть будет достаточно жутко, но едва видели РФ, так сразу исчезали за углом.       Но светящийся волк продолжал идти впереди, таким образом скоро выводя Россию на знакомую широкую дорогу. Даже тут, когда помощь казалось бы окончена, олицетворение ведёт парня до того самого дома. Знает ведь, что юношу одного лучше не оставлять.       Но Федерация уже не сопротивляется. Да и он самым удивительным образом успел проникнуться к волку доверием, которое даже нельзя ничем обосновать.       Тот лишь шарахается, когда видит тот самый дом с голубыми ставнями. Только ставни облезлые, уже по цвету отдающие каким-то бирюзовым с зелёным оттенком. И то краска почти стёрлась, демонстрируя уже начинающие гнить доски. Дом ещё уверенно стоит на фундаменте, только видно, как все дерево сначала напиталось влаги со временем, а сейчас рассохлось. За мутным стеклом опять же свет не горит, а вокруг выросла высокая трава, буквально по колено, способная пощекотать пальцы парня, если он отпустит руку. Но вряд ли он решится это сделать — жутко.       Хищник, подойдя к дряхлой двери, весьма уверенно толкнул её лапой и, на секунду обернувшись к РФ, скользнул внутрь. Россия же идти вслед уже не спешил. Он не знает, есть ли кто в доме, да и страх опять сковал движения, поскольку внутри дома ещё мрачнее, чем на улице. От фаланг пальцев отлила кровь, от чего те посинели. Но сглотнув всякую неуверенность, Федерация поставил ногу на ступеньки, ведущие на завышенный порог дома. Ступеньки жалобно начали скрипеть, будто умоляя парня, чтобы он не заходил в дом. Росса пугала мысль, что доски обвалятся под его весом, застрянет его нога, а из дома выпрыгнет...       Россиянин нахмурился, прогоняя столь наивные детские страхи. Он сам просил, чтобы его привели в этот город, точнее деревню, и поскольку ему уже шестнадцать лет, должен уметь нести ответственность за свои слова и действия. Как жаль, что любопытство в столь нужный поджало хвост, но юноша, хоть и через силу, но переступил порог.       Темный коридор, по двум сторонам есть двери. В поле зрения нету того светящегося волка, поэтому дом освещает лишь льющийся сквозь грязное стекло окон свет белого дня. Но при этом по помещению явно бродил сквозняк, что уже заставило Россию поежиться от бьющего в лицо ледяного ветра. Надежды, что здесь кто-то живёт, все стремились к нулю. Все выглядит настолько ветхим и безжизненным, даже хуже, чем на улице, где и так совсем малая часть местных покидает свои дома.       А здесь — никого. Омега боялся даже рот открыть, чтобы точно узнать.       О том, чтобы идти дальше, и речи быть не могло. В глазах, кажется, начало мутнеть. Коридор впитал в себя все оттенки серого, становясь похожим на кадры какого-нибудь старого черно-белого фильма, с трясущейся камерой и нечетким изображением. Между двумя стенами появился дрожащий черный силуэт, больше напоминающий глюк в своей нечеткости и постоянном движении. Но все равно по очертаниям черного лица, тела, напоминая девушку, нервно отдаляющуюся от России в противоположную сторону.       Атмосфера как в фильме ужасов       Волна мурашек охватила буквально каждую клетку в организме, заставляя вздрагивать, пока мозг не мог нормально воспринять то, что видят глаза прямо сейчас. Россия быстро замотал головой, чувствуя, как мозги в его черепной коробке трясутся, вызывая чувство тошноты, а потом вновь взглянул вперёд.       А того видения с силуэтом будто и не было...       Двери продолжали давить психически на Россию одним своим существованием, даже в особняке ее было так жутко, как здесь. За любом поворотом может скрываться что-то очень неприятное, это русский чувствовал всеми фибрами души.       Федерация никогда там тихо ступать не пытался. В доме висит тишина, и нарушать ее не очень хочется. Как и осматриваться. Ему надо лишь найти того, ради кого он сюда и пришел. Хотя хотелось отступить, выбежать из этого помещения, кувырком скатиться по лестнице с порога, почувствовать хруст шеи, и остекленевшими глазами смотреть на безжизненное небо.       — Всё наладиться..., — женские всхлипы доносятся так близко, но одновременно и так далеко. Дрожащий голос все явно пытается себя убедить в иллюзиях, которые никогда не обратятся в реальность. Фанатично повторяя одну и ту же фразу, иногда попросту ее не выговаривая из-за удушающих слез истерики. — Всё наладиться, всё наладиться...       Россия раскрыл глаза в шоке, слыша человеческий голос в доме. Надежда вновь заполонила осторожность, и он пошел на голос, больше его за ноги ничего не держало. Пустынные комнаты, брошенная посуда, вещи, как будто кто-то что-то в спешке искал...       Выцветшие бумаги, стулья с несколько порванной обивкой, пару подушек, вывернутые на изнанку шкафы, в которых, тем не менее, всё ещё осталась какая-то одежда или прочие вещи, разбитый горшок из-под цветка, пыль и паутина — всё так быстро мелькает пред глазами, что не возможно зацепиться за какую-то конкретную ведь, да и сознание чётко выставило одну единственную цель — найти человека, который, кажется, находится везде и сразу, а не в какой-то конкретно комнате. Иногда в совсем тёмных углах мерцает свет, являющимся некими «следами» волка, что в каком-то смысле успокаивает, хоть и совсем чуть-чуть.       Голос растворяется в тишине, затихая, и РФ теряет след. Сам не может поверить, что это все реально, и останавливается посреди комнаты. Но вот взгляд невольно тянется к дубовому столу, более менее целому, где лежит мятый комок бумаги. Любопытство вновь просыпается, и руки берут этот свёрток, аккуратно разворачивая, ведь лист уже пожелтевший, и можно легко порваться.       Что-то подсказало, что надо его развернуть бережно...       В один момент на глаза наворачиваются слезы. РФ надеется, что это он неправильно разобрал почерк, и там написано совершенно другое, но даже стоит перечитать пятый раз, смысл не меняется. Даже не смотря на то, что между слов виднеются пробелы, образовавшиеся со временем за шестнадцать лет. Лист выпадает из рук, пока взор становится расфокусированным.

Росс..йская Фе..рация. Дат.. ..ождения 12/06/20.. Украин..ая Н....дная Республика...

      Догадки парня были оправданы. Та самая девушка, смотрящая своим усталым взглядом зелёных глаз с портрета, его мать... Она сейчас причитала, и шла черным силуэтом по коридору...       РФ душат эмоции на корню, и он выбегает из комнаты, заваливаясь в противоположную дверь.       И воздух мигом разряжается, останавливая время.       Она стоит прямо посередине комнаты, спиной к сыну и лицом к окну. Скрестив руки на бедрах, сжимая в ладони до побеления костяшек холодный спусковой крючок пистолета. Фильм собрался продолжиться, и словно в замедленной съёмке, дуло в упор касается виска. В зелёных глазах застоялись слезы, пока одни только губы шепчат «Всё наладиться». Женское тело дрожит, стоя на стуле, никак не решаясь дойти до контрольной точки.       И в один момент медленный хронометраж ускорился в десять раз.       Кровавые брызги остались на стене круглыми кляксами, пока пуля, искрящаяся серебром, со звоном ударилась об пол. Она все ещё стоит, но через десять секунд падает на колени, ослабшей рукой больше не в силах удерживать пистолет, и ложась боком на гладкую поверхность, подобая безвольной марионетке. Текущие из глаз слезы лишь мешаются в одну массу с кровью, что разрастается лужей под головой девушки.       Россия отчётливо слышит только свое шумное дыхание, и больше ничего. Он видел смерть. Того человека, который оказался ему родным. Она была жива, но одна секунда для нее была решающей. Только что же стояла, дышала, что-то шептала, и замолчала навсегда. Все это никак не хотело складываться воедино, легче воспринимать это не всё вместе. Но придется.       Россия попятился назад, широко распахивая глаза, теряя дар речи, его остановила лишь стенка, попавшаяся за спиной, по которой омега почти скатился, бледнея.       Глаза панически бегают по полу, стараясь не смотреть на безмятежно лежащий труп, ведь казалось, на кости девушки лишь сильнее натягивалась кожа, делая ее болезненно худой. Даже белые волосы на голове парня будто слились со всем этим трауром, что придавил его к земле. И Росс поддался этому грузу, пригнувшись к полу, после так же рухнув на колени.       Стоило моргнуть — в комнате возникла парочка мужчин, которым на вид было чуть больше тридцати, в общем, в самом расцвете сил, что называется. Они о чём-то общались, о чём — не понять, их голоса были словно приглушены, но одного юноша узнал сразу, ведь он был тем самым стариком, попавшимся ему на улице чуть ранее, только моложе. Они сочувственно смотрели на тело матери.       — Она помечена, — речь вдруг стала различимой, словно русского наконец вынули из своеобразного вакуума.       — М-да, не повезло, — выдохнул уже знакомый. — А ведь только двадцать шесть стукнуло.       — Угу. Говорят, ещё беременна от оборотня была, только вот что с ребёнком стало и жив ли он вообще никто не знает,— задумчиво потёр бороду первый.       — А помечена? Тоже оборотнем?       — Да чёрт его знает, — незнакомец пожал плечами. — Хотя птичка мне напела, что тут уж наш местный постарался, — мужчина присел на корточки, аккуратно проводя пальцами правой руки, облачённой в кожаную перчатку, по той самой метке. — Недавняя.       Второй на это неопределённо промычал, потупив взгляд в остывшее тело. Но всё же поудобнее перехватил лопату.       — Ладно, бери её уже. Время — деньги.       Он не знал ее, не разговаривал с ней, не помнил. Видел ее лицо лишь на портрете, до этого она всё время стояла к нему спиной. Но чувство опустошенности затмил рассудок. Слезы вновь стремительно бежали по щекам, оставляя мокрые следы на полу.       Он вновь один.       Почти.       Совет замирает, как только на него с порога комнаты сразу наводят дуло пистолета, хоть и пыльного, но даже спустя шестнадцать лет заряженного.       Серо-голубые юношеские глаза, такие прекрасные в своем очаровании, сейчас бушующие разгневанным океаном, что загребущей волной сметёт все живое. Всё, что видет. И держит палец на спуске, ядом во взгляде пытаясь пробить броню Вождя, сделать ему больно в ответ.       Союз оступается, ведь оружие заряжено серебром. А в руках неопытного может стать ещё опаснее.       — Ты не умеешь стрелять, — первый аргумент произносит вслух мужчина, на что омега только больше звереет. Тот явно сейчас Союза не боится. Ненавидит. Вполне заслуженно.       — Пиздишь, — рычит младший. — Ты, блять, нихуя не знаешь, что я умею. Мама ушла, а ты даже не интересовался, что с ней. Что у нее может быть ребенок! Что она помечена! Тебе просто поебать! Было, есть и будет! И на меня тебе тоже насрать, а из-за ебанной метки я и на шаг отойти не могу!       Адреналин заставил Росса чувствовать превосходство в этой ситуации. Он может в любой момент оборвать жизнь своего насильника, похитителя... Альфы.       Союз скалится, но на этот раз пытается взять себя в руки. Выдыхает, раздувая ноздри. И стоя на месте, понимая, что Россия всё-таки попасть может, даже если случайно.       — Во-первых, опусти оружие, во-вторых, даже если ты мой сын.., — социалист не успевает продолжить.       — Ты мне не отец, тварь! — не жалея связок, кричит парень, брови нахмурены, но слезы текут лишь сильнее. У него снова истерика, и обе вытянутые руки, держащие оружие, начинают мелко дрожать. Он стрелять не умеет, но резко пробудившаяся кровожадность заставила его забыть об этом. — Такая мразь, как ты, достойна лишь сдохнуть! Ненавижу тебя, уебок, ненавижу!       У Вождя еле находятся слова в кармане, губы, кажется, начинают неметь, и ими двигать все сложнее. Он просто не хочет признавать, что эти слова как-то задевают его.       — Если сделаешь это, твоя смерть тоже будет не за горами, — Россия, словно раненый зверь, рычит и в то же время прижимает уши в затылку, чувствуя кровь, льющуюся из раны. Омега чуть опускает пистолет, трогая метку на загривке. Та почти зажила, въевшись в кожу. И это юношу только сильнее сердит.       — Зато успею посмотреть на то, как ты бьешься в агонии, мудила, — шипит россиянин, кажется, у него даже под корку сознания засела эта навязчивая мысль о мести.       За все обиды, за все унижения. За ту ночь кошмаров, за безразличие на лице, когда тот говорил о смерти его друзей. За лишение своей девственности и метку.       За всё.       Федерацию вновь сшибает буря эмоций, стоило ему воспринять все произошедшее всерьез. Он бросается на старшего, целясь в голову, сверкая слезами и гневом, скалясь и при этом выглядя жалко. Он всё-таки срывает голос, и его крик только перекрывает выстрел из дула.       Пистолет отлетает в стену, а труп растворяется вместе с несущими его людьми, как лёгкое наваждение...