Do not go gentle

Гарри лежал, глядя в одну точку на больничной стене. Он не знал, сколько прошло времени. Он не мог думать ни о чём. Казалось, что он весь состоит из боли, которую — он точно знал — он не может вынести, потому что она больше него самого и больше целого мира. Гарри боялся засыпать, но в конце концов устал бороться. Ему снилось, что он дома, в Годриковой лощине. На горизонте он видел огромное бесформенное черное пятно. Он знал, что через несколько дней эта чернота поглотит Солнце, и жизнь на планете исчезнет. Знали это и все вокруг. Он выглянул в окно. Шестилетняя Ариана Дамблдор несла в руках стопку книг, когда к ней подбежали трое. Они выбили книги у неё из рук и повалили её на землю. «К чему это всё?» — подумал Гарри. «Через пару дней не останется ни её, ни их». — Как думаешь, Лили, нам стоит подождать, когда всё закончится, или мы сделаем это сами? — спросил его отец. Лили ничего не ответила. Она ушла на кухню, и Гарри услышал звук кипящего чайника. Он пошел за ней. На столе лежала раскрытая посредине «История Хогвартса». «Всё это было зря», — эта мысль вонзалась в сознание ножом. «Всё это было зря: магия, наука, искусство. Ничего не останется, и никто никогда не узнает, что мы здесь были». Когда Гарри вернулся в комнату, окно было открыто. Внизу, под окном, лежало распростертое тело его отца. Посредине двора цвело вишневое дерево. Вдруг он не к месту вспомнил лужайку за домом тети Петунии — там всегда росли цветы. «Этого тоже не будет», — подумал Гарри. «Не будет этого дерева, цветов на лужайке. И всё это сделал я». Он сам был этим черным бесформенным пятном. Он сопротивлялся изо всех сил, но в конце концов неведомая сила заставила его разрастись до немыслимых размеров, и он наблюдал, как осколки его планеты разлетаются по Солнечной системе. А потом он поглотил Солнце, и всё погрузилось во тьму. Гарри проснулся, чувствуя, как из его груди что-то хочет вырваться наружу. Горло невыносимо болело, как будто он хотел заплакать и не мог. «Чего ты хочешь?» — он попытался представить обскура внутри себя. «Что мне сделать? Чего ты хочешь?» Обскур не отвечал. Гарри знал, что разговаривать с ним бесполезно — он не был частью его разума. Но всё-таки он хотел попытаться. «Чего ты хочешь?» «Чтобы меня слышали», — раздался тихий бестелесный голос. «Я хочу, чтобы меня слышали». В грудь будто вонзались раскаленные лезвия. И Гарри не выдержал. Он закричал, и с каждым звуком из его горла вырывалась тьма. «Иди ко мне», — шептала его теплая, успокаивающая темнота. «Не сопротивляйся. Дальше — не больно. Не бойся. Ты просто перестанешь чувствовать. Просто эта боль исчезнет и больше никогда не вернется». Картинка перед глазами становилась всё менее четкой. Гарри чувствовал, что проваливается в темноту, и знал, что на этот раз не сможет вернуться, и это успокаивало. Он глубоко вздохнул, закрыл глаза, и всё затихло. Вдалеке пронзительно запел феникс, будто подхватывая последний крик Гарри.