Мортилита

      Остаток лета тянулся медленно, как жвачка, прилипшая к подошве. Подумать только, если бы его дочь и её непутёвый муженёк не удосужились в честь какого-то праздника пренебречь контрацепцией, Рик никогда, никогда не узнал бы этой сладкой муки — впервые в жизни так сильно хотеть чего-то и не решаться взять, не решаться даже притронуться. Эти долгие августовские вечера могли быть именно такими, как их представляла Бет — спокойными, полными тихого семейного уюта, скрашенного парой стаканов старого доброго виски и просмотром комедийного шоу. Но где-то там, за несколько десятков километров, маленький солнечный демон сидел у костра, потираясь своим узким бёдрышком о чей-то пухлый бок, слушая дурацкие песни под неумелый перебор расстроенных струн, и Рик знал, что не будет ему покоя, пока мальчишки нет рядом. С трудом отсиживая положенные вежливостью два часа кухонных посиделок, он с облегчением валил наверх, к себе, где остаток вечера с наслаждением предавался блуду с какой-нибудь из вещиц маленького Морти. Автоматическая стиральная машина бережно хранила его тайны, безропотно принимая в свои недра перепачканные спермой милые, почти детские трусики, оставшийся без пары, одинокий — совсем как глубоко проникшийся к нему сочувствием Рик — белый носочек, любимая мальчишкина футболка, в которой он катался на своём скейте, похожий на маленькую взъерошенную канарейку, заношенная и оттого презираемая его матерью... Только эти постыдные развлечения удерживали Рика от какого-нибудь безумства вроде покупки билета до страны чудес, существовавшей под прикрытием мерзкого скаутского лагеря, в котором принудительно содержались надоевшие родителям маленькие узники: пухложопые, прыщавенькие задроты, одолеваемые гормональной бурей, и среди них — один-единственный сияющий, хрупкокрылый эльф. Когда малышка Бет только родилась, Рик один раз и на всю жизнь понял, что ненавидит детей. Постоянно требующие внимания, ограничивающие круг твоих занятий и перемещений до наитупейшего минимума: сортир — кухня — ванная — спальня — магазин детского питания. Вечно орущие и требующие не пойми чего создания, приносящие положительные эмоции лишь в блаженное и непродолжительное время сна. И это в младенчестве, а в более позднем детстве — ещё более изощренные пытки в виде бесконечных попыток манипулирования: переключи, дай игрушку, не эту, а вон ту, пюре невкусное, свари другое, я голодная, ненавижу тебя, уходи, ну куда ты ушёл, аааа!.. Когда малышка подросла и переключилась с родителей на одноклассниц и учителей, Рик наконец смог познать отцовскую любовь. Но педофилы, то и дело появляющиеся в вопящих от ужаса новостях, по-прежнему казались ему уродами сродни тем, кто любит, когда им срут на лицо во время соития. Уехав в джунгли, Рик полюбил дочурку ещё сильнее — на расстоянии было так приятно желать ей всего хорошего и чувствовать искреннее сожаление по поводу нескорой встречи. По мере того, как Бет устраивала личную жизнь, совесть отца, бросившего семью, успокаивалась. Перед тем, как вернуться домой, он мог бы с уверенностью сказать, что уважает дочь и переживает за её судьбу, как любой взрослый, самостоятельный человек по отношению к другому такому же взрослому, самостоятельному человеку. Не лишённому своих недостатков, но все же родному и самому близкому, оставшемуся у него на этой Земле. Но в один прекрасный солнечный денёк на исходе августа Рик возненавидел свою дочь так, как никого и никогда в своей жизни. Сидя в столовой с послеобеденным бокалом вина, как ни в чем не бывало, будто речь шла о сдаче ковра в химчистку, Бет обмолвилась: — Как жаль, что лето заканчивается. Дети вернутся, и мы уже и не сможем так тихо и спокойно посидеть. Ох, эта суета, эти вечные подростковые истерики... Наверное, я всё-таки отдам Морти в закрытую школу, как мне предлагала его учительница, миссис Голденфольд. Там он сможет дополнительно заниматься математикой... Да и остальными предметами: по правде говоря, он всюду отстаёт, буквально всюду. И не будет болтаться под ногами, — Бет лучезарно улыбнулась, будто сообщала самую чудесную новость на свете. Рик, едва держась, чтобы не наорать на неё, спросил: — Но, дорогая, как же тот вариант, который мы с тобой обсуждали? Я, я бы мог подтянуть его по всей школьной программе, мне бы ничего не стоило сделать это для тебя... и твоего ребёнка. Зачем выкладывать уйму денег за казённые простыни и полуфабрикатный паёк?.. — Ох, папа, я не хочу тебя так напрягать, — Бет вздохнула, улыбаясь отцу. — Ты всю жизнь... работал, изучал своих бабочек, и теперь ты должен отдыхать, а не тратить время на тупого, бездарного мальчишку! «Ага, должен тратить его на свою умницу-дочку, опростоволосившуюся с замужеством и скучающую без нормального общения, только я-то тут, блядь, при чём?» — мрачно подумал Рик, допивая полстакана виски в один глоток. А вслух сказал: — Боюсь, твоему сыну не очень-то понравится эта идея. У него тут друзья, подружки... Может быть, он уже даже кого-то завёл... Бет закатила глаза, давая понять своё отношение к успехам сына на поприще межполовых отношений. — Ему будет лучше в закрытой школе, папа, — мягко сказала она, кладя ладонь на руку отца, и тот едва удержался, чтобы не отдернуть её. — И меня не волнует то, что он может сказать по этому поводу. «Да тебя вообще ничего не волнует, кроме собственного покоя и бутылки с вином», — подумал Рик, только что осознавший, какая же его дочь холодная и расчётливая сука. — Хотя бы дай ему пару дней на то, чтобы попрощаться с друзьями, — проворчал Рик. — Или ты хотела, чтобы он уехал в новую школу сразу из лагеря? По смущённому выражению лица дочери он понял, что именно так она и планировала. Но, решив прислушаться к мнению отца, согласилась: — Хорошо, папа, ты прав. Заберу его пораньше на пару дней. Заставлю убраться в комнате и выбросить барахло из ящиков, которое годами там валяется. Фыркнув, она допила вино и встала — нужно было помыть посуду и доделать другие домашние дела. А Рик, получивший отсрочку, понес своё измученное сердце наверх, прижимая грудь ладонью, чтобы не выскочило. Вот же стерва! Хочет отнять у него его забаву, его ангелочка, его маленькое лучистое солнышко... Занять весь его остаток жизни собой — своими псевдоинтеллектуальными разговорами о современном искусстве, которым даже жопу вытирать стыдно, своими сплетнями про соседей и дебильными обсуждениями дебильных сериалов! Нет, он не позволит. Он найдёт способ, как видеться с мальчишкой. Пошлёт нахуй свою полоумную дочь и съедет — обратно в джунгли, в Голливуд, на край света по важному делу смертельной срочности, а на самом деле — в прелестное бунгало по соседству с новым местом заключения своего ангела. Меряя шагами комнату, бормоча себе под нос, Рик раздумывал, как ему поступить. Как оставить себе возможность если не пригладить пёрышки своей любимой пташки, то хоть наслаждаться её певучим голоском разок или два в неделю, для поддержания жизни в дряхлеющем теле и не сегодня-завтра собирающемся уйти в отставку члене. Может, заявиться в эту грёбаную закрытую школу в качестве учителя естественных наук? С восьми утра и до обеда сеять разумное, доброе, вечное в тупые головы погрязших в соцсетях подростков. А вечерами прогуливаться в садике — там ведь, несомненно, есть садик! — и, совершенно нечаянно наткнувшись на внука, долго радоваться вместе счастливой случайности, что принесла дедушке приглашение из той самой школы, куда заботливые родители отправили внучка. Прийти ночью к Морти в гости, жалуясь на бессонницу и кошмары, взять у него дрожащей рукой стакан воды, пить, стуча зубами об край, а потом нехотя принять предложение остаться на ночь и млеть под ласковыми движениями нежной ручки, поглаживающей его седую, страдающую голову... В сладкой истоме от своей несбыточной мечты Рик уснул, а проснулся под хлопанье дверей и звуки ссоры. Злобному контральто Бет вторил отчаянно-звонкий голосок мальчишки, и Рика вымело из кровати, погнало сперва в ванную — приводить внешность из состояния невыспавшегося старого алкаша в состояние приличного старого джентльмена, а потом — навстречу своему сахарному, медовенькому, обожаемому... Медовенький, обожаемый Морти был злой, как целый выводок чертенят, так же сверкавший глазками (со слипшимися ресничками и покрасневшими краями, трепетно и нежно отметил Рик), как любой представитель этого коварного племени, так же взлохмаченный и чуть ли не горящий ненавистью. Увидев спускающегося деда, он топнул ногой и, не утруждая себя приветствием, закричал сердито: — Деда Рик, ну скажи ей! Она, она хочет отправить меня в какой-то ебучий интернат! Где нет даже вай-фая, и у меня все карманные деньги уйдут на грёбаную связь!.. В середине сентября у нас в парке будет фестиваль скейтбординга, приедут самые крутые парни со всего штата, будут соревнования, будут журналисты, а я должен тухнуть в сраном интернате!.. — Морти, детка, это не интернат, а очень приличная закрытая школа, где о тебе будут заботиться и помогать с успеваемостью! — пытаясь держать себя в руках и не дать прорваться гневу, сказала Бет. — Папа, ну скажи ему! — она бросила на Рика умоляющий взгляд, и тот едва не рассмеялся — вот ведь семейка, каждый тянет на свою сторону, и ни у кого даже в помине нет хоть какого-то понятия о совести. Громко откашлявшись, он спустился, приняв важный вид, и лишь затем сказал, играя роль пожилого, авторитетного главы семейства: — Лично я не одобряю школы в любом виде, открытая, закрытая, неважно. По мне, так нет ничего эффективней домашнего обучения. Бет протестующе раскрыла рот, но он заткнул её взмахом руки и продолжил. — Я сам учился дома, и мне это явно пошло на пользу, никто не смел лить мне в уши говно, как это принято в школах. Но это было полвека назад, и сейчас всё по-другому. Твоя мать права, Морти, и её вариант — самый лучший, как бы тебе ни казалось это несправедливым. Она желает тебе добра. Будь хорошим мальчиком и иди собирай вещи. «Я буду навещать тебя каждые выходные», чуть было не добавил Рик, но вовремя осёкся. Бет выглядела чрезвычайно довольной после его лживо-льстивой речи. А мальчишка... «Предатель! Старая скотина и гнусный предатель!» — читалось в его глазах, когда он, онемев от сознания собственного бессилия, кинулся мимо деда наверх — едва ли случайно задев его плечом. Добежав доверху, перегнулся через перила и крикнул, уже срываясь голосом в слёзы: — Ненавижу! Ненавижу вас, свинюги!.. Его дверь громко хлопнула, Бет, переглянувшись с Риком, пожала плечами, завела глаза к потолку и отправилась готовить завтрак. А старик, убедившись, что утренняя сцена больше никого не разбудила, прокрался обратно наверх и тихо стукнул в дверь внука. — Идите все к черту! Грязные свинюги! — послышалось из-за двери. — Морти, успокойся, пожалуйста. Дай мне кое-что сказать тебе, — негромко сказал Рик в замочную скважину. Презрительное молчание было ему ответом. Подождав пару секунд, он толкнул дверь — в этом сумасшедшем доме замки были отменены даже в случае ванны с сортиром — и вошёл. Мальчишка сидел на кровати, обнимая огромного, плешивого Винни-Пуха, нахмурясь и обиженно сопя, по бледным его щёчкам тянулись мокрые дорожки слёз. — Морти, послушай... — начал Рик, делая шаг к кровати, и получил сильный удар в грудь на поражение — Винни-Пухом. — Не хочу я ничего слушать! — заговорил мальчик, сдерживая слёзы. — Я думал, ты хороший, я думал, ты защитишь меня, а ты, ты такой же, такой же гадкий, как все! Вам всем плевать на меня! Хотите сплавить меня с глаз долой, чтобы я не болтался под ногами и не мешал вам сосать ваше вонючее пойло!.. Мудаки!.. Мальчик разрыдался, и Рик подошёл ближе, присел на краешек кровати и успокаивающе произнёс: — Что ты, малыш, я, я вовсе не хочу сплавить тебя! Я должен был сказать это, чтобы успокоить твою маму, и чтобы все перестали орать. Понимаешь? Морти недоверчиво фыркнул, и Рик продолжил, ободренный прекращением тяжёлой артиллерии в виде летающих медведей. — Твоей маме сейчас хочется, чтобы её послушали и сделали так, как она решила. Если мы притворимся, понимаешь, Морти? — просто притворимся, что послушали её — мы усыпим её бдительность, она подобреет и перестанет думать, что все против неё. И мы сможем придумать что-нибудь. Может быть, я смогу уговорить её забрать тебя оттуда. Может быть, через пару недель она сама поймёт, что была неправа, и заберёт тебя домой. Рик нёс эту чушь с одной лишь только целью — расположить к себе мальчишку, вернуть его хорошее отношение, стать его союзником и сообщником... И Морти повёлся. — Ты... ты правда попробуешь уговорить её? — Морти глянул на него со всей серьёзностью подросткового отчаяния, будто бы тонул на корабле, а Рик его спасал. Старик кивнул с важным видом, и Морти кинулся его обнимать. Рик пережил этот всплеск эмоций стоически, почти невесомо положив ладонь на спину внуку, почти не прикоснувшись к нему в ответ, почти не сойдя с ума от внезапной близости нежных розовых щёчек и пушистых вьющихся кудряшек. — Если ты отговоришь её, я... я всё, что хочешь, сделаю! — пылко сказал наивный ребёнок, сверкая глазами, и Рик мысленно простонал — его персональный адский надсмотрщик выбрал уж какой-то слишком жестокий способ поиздеваться. Перед внутренним взглядом тут же пронеслись все те желания, которые он так отчаянно хотел бы загадать... Но не этому мальчику, не в этой жизни и не в этой Вселенной. — Мне ничего не нужно от тебя, детка, — превозмогая дичайшую сухость во рту, уверил Рик. — Я действительно сочувствую тебе, закрытые школы — это реальный отстой! И, знаешь что, Морти... если нам не удастся уговорить твою маму забрать тебя до середины сентября... Я сам попрошу директора, чтобы отпустил тебя на фестиваль. Морти раскрыл рот и вытаращил глаза, восхищённо глядя на своего «спасителя», а затем... Мир рухнул, и небо поменялось местами с землёй, когда Рик почувствовал мягкие детские губы на своих губах, быстро и неловко, но тем более пылко целующие его. — Морти... детка, что ты делаешь? — мгновенно отдаляясь от внука, прошипел Рик. Не хватало еще, чтобы кто-то зашёл... И комната Саммер всего в двух шагах, через коридор!.. Чёрт бы побрал глупого мальчишку... — Мне... мне кажется, я влюбился в тебя, деда Рик! — прошептал мальчишка, отчаянно краснея, и снова полез за поцелуем. Даже прожарившись пару сотен лет в самом горячем адском котле, Рик поклялся бы на Верховном суде, что хотел оттолкнуть его, честно хотел, но — не смог. Сам дьявол завладел им, лишил его воли, наконец-то отрёкшись от своего бездействия, привлёк его разгоревшееся поздней нелепой страстью стариковское тело к юному, дрожащему от волнения тельцу. Заставил зажмуриться и прижиматься своим грязным ртом к его губам, ввинчиваться своим поганым, развратным языком во влажную глубину, пересчитывая зубы, трогая его неумело трепещущий язычок. Вцепиться в узкие плечи, не думая о неминуемых синяках, прижимая к себе со всей дурной силы. Упасть на его кровать и посадить его сверху, упираясь возбуждённой плотью в его зад сквозь двойной слой ткани. Открыть глаза и обжечься об его взгляд — взгляд демона, сотни лет промышлявшего соблазнением почтенных джентльменов и сведением их с пути истинного, спрятавшегося в тело капризного мальчишки, что елозил сверху, потираясь о его пах своим членом. — Что тут, мать вашу, такое происходит?.. Коварный демон мигом упорхнул, оставив маленького смущённого мальчишку, сидящего верхом на своём дедушке в самой недвусмысленной позе, так же, как он, с ужасом глядящего на вошедшую без стука Бет. — Что! Тут! Такое! Происходит! Я спрашиваю, что вы творите?.. — повторила она, срываясь на визг, переводя вытаращенные глаза с одного вмиг побледневшего лица на другое. «Вот и всё», — пронеслось в голове у Рика. Неловко двигаясь, мальчик сполз с него, и он вздохнул, понимая, что вот-вот вылетит из этого гостеприимного дома.