синий никогда не был моим любимым цветом

жили не лучше прочих, как надо жили. никогда не лезли на самое острие. только она приходила гостем не прошенным, входила, зубы оскалив, говорила - сердце возьму твое. выбор сделать легко, чем не сделать легче. только я не метил вовсе в опасно высокий чин. смерть - не страшно; смерть - неизбежность встречи; зубы сожми покрепче, молчи. вы тут о детстве ведете речи, так много ненужной памяти. смерть равняется поцелую. смерть равняется воспоминанию. снег докуда хватает глаз. неохватная, ослепительная, безмолвная. смертельная красота: вдыхай ее полной грудью, детства у нам не было и не будет. мы взрослеем так рано и умираем, просто пройдя по кромке. наши улыбки - ценность, едва-едва соберешь, уже знак "потеряно". наши матери помнят лето, цветы на каменном плаце. настоящую, бурлящую реку. а мы помним, что однажды, найдя настоящее, поймем, что именно за него стоит умирать. но пока мы юны и прекрасны, смерть лишь то, что бывает с другими. смерть: что-то не настоящее, не случающееся с ледяными. жили, как все, не лучше, как любой из подобных нам - замирали от странного чувства раньше, чем узнали слово "приказы". нет, рассказ комэска не переплюнуть. у нас под кожей ванадий, любовный яд. на самом деле почти бессмертные, что-то вроде этого говорят. наше, то есть мое, одинокое детство, без войны, но со знанием инаковости. мой отец пропал где-то без вести, моя мать была безработной. ничего хорошего, ничего плохого, ничего запоминающегося, цветного, стоящего. наше детство произрастало из голубого льда, тяжелых дремлющих глыб. и мы уподоблялись так им, но они все равно придут и возьмут свое, в новостях сначала и серой лентой в самую душу. картинки жгут на исходе дня. нас, детей, никто никогда не слушал. повзрослевшим нам пришлось воевать.