Принц

Утро не обещало быть добрым. Впрочем, не так уж и важно! Голубые глаза распахнулись, юноша зевнул и машинально провел рукой по той части кровати, где спал Осаму. Пусто. Но где он? Разве «принцы» не спят до обеда? Вовсе нет. Еще с самого утра шатен отправился к репетитору — грызть гранит французского языка. Далее, парень коротал время за фехтованием, ну и так по списку дел самосовершенствования. И заканчивался этот список надо сказать к обеду, а точнее к часам двум. — Вставай, господин Дазай велел разбудить тебя, — в комнату вошел Ацуши, держа в руках форму дворецкого. Ну как дворецкого. Наряд Чуи слегка отличался тем, что вместо строгих длинных брюк это были шорты выше колен. Остальной комплект одежды ничем не отличался. — Тебе нужно прибрать в комнате у господина и подстричь розы в саду, — Накаджима вручил листок рыжеволосому, на котором было что-то написано, — это весь список дел. Его нужно сделать до вечера. Удачи. Дворецкий чуть улыбнулся и вышел. Ну да, тут только удачи можно было и пожелать. На очереди стояла уборка комнаты. В помещении и правда не хватало порядка: вещи валялись прям на полу, возле мусорного ведра образовалась кучка из бумажных комочков, которые так и просили: «Опустоши ты ебать уже корзину!». Драить комнату не составляло особого труда для рыжеволосого. Он часто занимался этим, пока был в приюте, да и сейчас, живя в общаге, Накахара частенько убирал их с Рюноске комнату. Единственное, что ненавидел Чуя — протирать пыль с верхних полок. Наказание. В комнате шатена было достаточно много шкафов, будто бы он специально устроил такой маленький ад для рыжеволосого. Юноша взял табуретку, подставил к шкафу и принялся смахивать оттуда комочки пыли. В копилку трудностей добавился тот факт, что полки шкафов были заставлены книгами, статуэтками, фотографиями и прочим хламом. Говоря о фотографиях — на всех почти был изображен только Дазай. Только он один. Какое же самолюбие и нарциссизм. Чуя ведет влажную тряпку по деревянной поверхности, замечая под книгой торчащий уголок. Нехорошо рыться в чужих вещах, но любопытство берет верх, поэтому парень приподнимает книгу. Фото. Что-то мы не ставим в рамку всем на показ, храним это в нашем сердце, подальше от чужих глаз. Это фото как раз и было таким. Маленький Дазай: улыбчивый мальчик с яркими карими глазами. Он держит за руку красивую темноволосую женщину — в ее взгляде нежность и любовь. На ее талии расположилась рука мужчины -это серьезный дяденька, который ласково обнимал свою жену. Они счастливы. Несомненно. Это фото просто излучало радость и безмятежность. Казалось, будто этот мальчик и не Осаму вовсе, а его брат-близнец, либо внутреннее «я» нынешнего шатена. Но что произошло, от чего этот счастливый ребенок вырос таким? — Учили в чужое не лезть? — мысли обрываются разом. Да, это голос Дазая. Неожиданность дело опасное. Поэтому именно из-за нее равновесие полностью исчезает. Накахара чувствует как летит вниз, ухватиться не за что. Падал он недолго — руки Осаму во время подхватили его и поставили на землю. Он все также нежно касался его. Нет, Чуе не показалось. — Ну? Я жду ответа, — карие глаза в упор уставились на рыжеволосого. — Эм… — Впрочем, забей. Похуй как-то. Убрался и ладно, — Дазай решил не мучать юношу расспросами, ибо тот все равно не придумает достойное оправдание за 2 секунды. Он выходит на балкон, зажигает сигарету и курит. Да, Чуя знал, что лезет не в свое дело, и вообще, здоровье было не его; но что-то твердило ему, мол, нужно вмешаться. — Курить вредно, — звонко произнес Накахара, последовав за Осаму. Хоть голос звучал его вполне уверенно, внутри он оставался песиком. Дазай видел это. Прекрасно видел. — А тебе какое дело? — А тебе ли не похуй? — Если ты не бросишь — я уйду, — секунда и парень оказывается вжатым в стену. Ультиматум. Принц их ненавидел. Для него это была красная тряпка, а он бык. — Окей, я выброшу, но трахаю тебя прям тут, на балконе. И трахаю так, что ты визжать, как сука будешь, чтобы все слышали, — Осаму не шутит. Ой, да он вообще никогда не шутил, что было не очень в каких-то моментах. — Ладно, — Чуя соглашается. Нет, он не будет показывать свой страх, как того ожидает Дазай. Не в этот раз. Без тени сомнений он вынимает сигарету из зубов шатена и выбрасывает ее. Тонкие пальцы потянулись к пуговицам на рубашке, расстегивая одну за другой, постепенно оголяя худое тело. — Хах, а ты забавный, — Осаму улыбается, но не хитро или презрительно. Нет, скорее это и правда естественная улыбка радости. Шатен убирает руки Чуи от рубашки, чмокает его в лоб и уходит. Да, это все. Удивительно. Никаких домогательств, унижений, ничего из этого. Даже ни малейшей манипуляции. Он просто…ушел. Накахара еще секунд 5 пребывал в охуевшем состоянии, однако позже, вспомнил, что рубашку все же лучше застегнуть. Розы постепенно набирали аромат. Ну, это не удивительно — весна на дворе. Накахара заботливо поливал каждый куст, срезая лишние веточки. Единственное, что его отвлекло — гул мотора. Рыжеволосый обернулся: Накаджима вылез из салона, а с ним…Рюноске?! Но что же он тут забыл, тем более в компании дворецкого. — Акутагава? А что ты…- он не успевает закончить, ибо брюнет говорит за него: — Попросили помочь перевести твои вещи — Вещи? — вопросов становится больше, объяснения Рюноске не помогают явно. — Ты теперь живешь у господина Дазая, забыл? — Ацуши вмешивается в разговор, — мы отнесем твои пожитки наверх, потом разберешь их, — двое мужчин взяли по сумке и отправились в дом. Слухи — ужасная вещь. Особенно она страшна, если ты плюсом родом из небогатой семьи. Хотя, какая нахуй семья? У Чуи и ее толком не было. Сейчас же, могли поползти сплетни, что ОН кувыркается в постели с Дазаем. За деньги, просто из удовольствия — не важно. В школе найдут, что придумать. Везде можно найти повод, чтобы окунуть твою голову в говно. Накахаре этого не надо было. А кто хочет, чтобы за его спиной лили грязь? В школе рыжеволосого считали неприступным, холодным, слишком правильным может быть. И тут на тебе! Он — личная шлюха принца. Вот какая же ирония! Сколько будет смеха, воплей и издевательств. Очень много. Время шло, жар увеличивался. Работенка в саду была еще не закончена. Парень не выполнил и процентов 50, да, здесь явно любили цветы, раз развели такую оранжерею. — Усердно стараешься, — низкий мужской голос. Огай Мори. — Спасибо, мистер Мори, — парнишка утер капли пота и продолжил обрезать ветки. — Если ты думаешь, что он тебя похвалит — не надейся — Что? Вы о чем? — Накахара прекрасно понял, что мужчина имел в виду, но признавать не хотел. Даже не желал. А зачем? Он лучше накроется теплым пледом из лжи, чем будет мерзнуть от правды. Однако, тут тепло — вред, а холод — спасенье. Смирение убивает надежду, а за ним открываются новые пути. Не многие только хотят видеть. И не всем это нужно. — Я о Дазае. Ты же понимаешь, что он поиграет и бросит. Таков весь он, поэтому не пытайся получить его одобрение, уважение или что-то в этом роде, — Мори был прав. И он говорил это не потому что не любит своего пасынка, а просто в этом и был весь Осаму. <

а может им так лишь казалось?

— Я вовсе не пытаюсь ничего такого достичь, — Накахара пытался оправдываться. Лучше бы не начинал. Огай видел намного дальше и больше Дазая, ведь именно он научил его глядеть людям в души. — Чуя, я лишь хочу тебя уберечь. Ты хочешь чтобы твое хрупкое сердце разбилось? Треснуло. Сломалось. Я могу продолжать приводить синонимы! Ты хочешь быть выкинутой бумажкой? Я думаю, что нет. Не привязывайся к нему. Если требует секс — дай чего он хочет, чтобы лишь отъебался и все. Когда ему надоест тебе проще будет уйти. Сказать было нечего. На правду невозможно найти аргументов. Она стреляет точно в цель. В душу. В сердце. Накахара и сам понимал, что не нужно расслабляться. Быть сдержанным и не позволять шатену навсегда украсть его сердце. Он любит Дазая. Невыносимо сильно любит. И в этом сложность. — Да, я вижу, что ты его любишь, — мужчина вздохнул. А что Чуя? Он продолжил молчать, сжимая в руках ножницы, которыми срезал ветки. — Запомни: один человек может ранить так, что потом, сколько бы в твоей жизни не было любви — никто не сможет склеить трещину — он потрепал рыжие волосы. — Эй, не трогай моего дворецкого! — этот голос Накахара уже узнал. Дазай подошел к дяде с недовольным лицом. — Что такое? — Играй в свои игрушки, а мои не трожь, — Осаму раздражительно фыркнул. Мужчина еще раз окинул взглядом Чую и удалился, не продолжая конфликт. — Что он тебе наговорил? — этот вопрос был адресован уже Накахаре. — Ничего особенного. — Говори! — непонятно от чего, но шатен был зол. Говорить ничего не хотелось. Зачем? Какая Дазаю разница? Будто бы сейчас рыжеволосый все ему скажет, и как в кино — они поговорят, гуляя среди деревьев; он все осознает, попросит прощения и у них будет любовь до гроба! Ага, конечно. — Не важно, — также ответил Чуя. — Слушай, мне блять важно, — Осаму резко хватает парня за руку, опять сильно сжимает ее, — он клеил тебя? Приставал? О чем он блять тебе говорил?! — Дазай, мне больно… — перед глазами внезапно плывет. Голова кружится, и кажется, стала весить в раз 20 больше. Глаза закрываются сами по себе. Ощущение расслабленности. Он плывет среди пространства, а дальше — тьма. Второе пробуждение за день. Очнулся Чуя уже ближе к вечеру. Его верхняя одежда аккуратно была сложена на стуле, на лбу лежала, смоченная в холодной воде тряпка. Все тело было слегка влажным. Что произошло парень еще не до конца понимал. Его сознание зафиксировало лишь момент, как Осаму хватал его за руку. Кстати о нем. — Ты уже проснулся, — шатен зашел с подносом прохладной воды и тарелкой сэндвичей. — Что со мной… — Тепловой удар, моя вина. Я не должен был отправлять тебя работать в сад. Еще в такую жару, — Дазай садится на край кровати. Аккуратно гладит лоб Накахары. Сейчас трудно поверить, что перед ним тот самый, который бросает, кто играется и выбрасывает. Нет. Рыжеволосый лишь видел заботливого парня. Осаму нежно проводит по его волосам. Оба молчат. Да и как-то не хочется портить момент фразами. Слабость во всем теле. Чуя не мог пошевелиться. — Прости, что наехал вот так, — принц первый нарушает молчание. Более того — он извиняется. Все, Накахару можно заносить в Красную книгу, как первого и последнего человека перед которым извинился Осаму. Злиться не выходит. Да и неудивительно. Если ты любишь — простишь. Простишь за слова, за крик, стерпишь боль, сожмешь кулаки, стиснешь зубы и протянешь руку своей половинке. Но в этом есть и минус: раны не заживают. Время не лечит. Оно лишь притупляет боль, покрывает ее слоями пыли, чтобы она не мозолила глаза, не терзала сердце. Однако, стоит воспоминаниям поднять все на поверхность — боль тут же вернется с ними. — Все хорошо, — Накахара кивает. — Нет, ты не подумай, что я ревную или что-то такое. Просто…просто не разговаривай с теми, с кем я не разрешаю, ясно! — было видно, что Дазай слегка смущен. Ему неловко. Он всем видом не показывает это, но смотрится это скорее смешно. Чуя улыбается. Нет, он точно не уебок, мудак или скотина. Он нежный, заботливый, красивый — это как раз и ловушка, ибо для Чуи Дазай был все же особенным. Если Осаму разобьет ему сердце, то точно навсегда.