Июнь 1856 года
Киев
Дом терпимости
Сегодня в заведении мадам Макаровой был особый вечер. Множество людей собралось, дабы полицезреть представление с одним только персонажем. Богатые господа сидели за маленькими столиками и ожидали, когда же начнётся то, ради чего они сюда пришли. Даниил Кадошников закурил сигару и только сейчас увидел, что его лучший друг без настроения. — Григ, что это ты такой кислый? Сейчас весело будет, — Кадошников похлопал друга по плечу. — Будет тут весело! — откликнулся Червинский, наблюдая как одна нимфа в слишком вызывающем наряде заигрывает с немолодым паном. — Письмо пришло, от батюшки. Представь себе, пока я под пулями жизнью рискую, они мне жену выбрали! Кадошников выпустил дым и засмеялся: — И кто же сея красавица, которая в скором времени станет пани Червинской? — заинтересовался он. — Натали Дорошенко! — Григ сделал глоток спиртного, чтобы хоть немного успокоить нервы. — Да разве так можно? Наталья хорошая, милая, но в роли моей жены я её совсем не вижу. — Ну так скажи это отцу и матери, — посоветовал Данила. — Всё же лучше, чем с нелюбимой весь век маяться. — Не все так просто, — Григорий покрутил в руках бокал. — Они очень много для меня сделали, особенно Соломия. Она мне заменила маму, и если сказать ей об этом, то значит разбить сердце. — А твоё сердце? — Даниила изогнул бровь.— Или стерпится-слюбится. — Значит так, — согласился мужчина, а потом решил перевести тему. — Куда ты меня притащил? — О, мой друг, после своей женитьбы ты в такое место вряд ли попадешь. Поэтому наслаждайся! — Кадошников налил себе ещё спиртного и уставился на сцену.***
Молодая девушка 18 лет стояла перед зеркалом в своей комнате и наносила последние штрихи в свой сегодняшний образ. Её тонкий стан был облачен в восточный костюм темно-синего цвета. Она взяла вуаль и закрыла лицо как раз в тот момент, когда в комнату вошла женщина постарше в красном платье. — Ты твёрдо решила, деточка? — поинтересовалась Макарова, поправляя локоны красавицы. Девушка кивнула. — Я хочу покончить с этим! — твёрдо сказала она. — Вы воспитали меня, но так дальше жить я не могу и не хочу. — Глупая ты, — Любовь Васильевна рассмеялась. — Ты думаешь, там лучше? Нет! Люди жестоки, слишком жестоки. Ты думаешь, те, кто бросил тебя, словно котёнка, жалеют о поступке? — Мне все равно! Я благодарна Вам за все, но прошу, позвольте мне начать жизнь с чистого листа. — Хорошо, — вздохнула хозяйка. — Но помни, что ты всегда можешь вернуться, — Макарова посмотрела на неё и вышла.***
Она казалась статуей до того момента, пока не заиграла музыка. Девичьи глаза скользнули по залу, и она понимала, что этот шаг последний на пути к свободе. Красавица отдалась во власть музыки, забывая обо всем. О том, что для всех она игрушка, что сиротка, которая оказалась однажды никому не нужной и одним зимним морозным утром оказалась под дверью заведения мадам Макаровой, которая пожалела её и спасла от холодной смерти. Она росла и с каждым днем становилась все краше, в этом заведении красота была на вес золота, но Любовь не давала свою названную дочь в обиду, хотя все посетители желали только эту девушку. Мужчины, затаив дыхание, наблюдали за ней, но розовая вуаль, которую она кончиками пальцев удерживала перед собой, не давала в полной мере насладиться танцем и самим видом загадочной танцовщицы. Вот девушка остановилась и, распахнув глаза, бросила первую вуаль на пол. Григорий, который сначала смотрел на все это без интереса, теперь же жадно ловил каждый жест и взгляд прекрасных очей. Теперь она предстала перед ними совсем другой. Манящей, неизвестной, которая движением обещала подарить неизвестность. Плавно, неторопливо она сорвала с плеча небесно-голубую ткань и играла ею, будто не могла натешиться. Вскоре она оказалась у её ног, так же как и сердца каждого из тех, кто сейчас смотрел на неё. Когда в её руках оказалась красная вуаль, музыка взорвалась всплеском эмоций, которые она хранила в себе. Танцовщица начала кружиться, а потом швырнула ткань от себя, не слишком заботясь, куда она упадёт. Мужчина, который сидел в первом ряду, поймал сей элемент и почувствовал тонкий аромат лаванды, что никак не мог принадлежать той львице, которая его покорила. Вскоре все вуали были сброшены, кроме одной: той, которая прятала её лицо. Зал взорвался аплодисментами и на сцену полетели деньги. Девушка собрала их и исчезла. — Я вижу, тебя достался подарок? — ухмыльнулся Кадошников, смотря на красную вуаль в руке Григория. — Кто она такая? Ты знаешь, как её зовут? — глядя на сцену, которая уже была пуста спросил Григорий. — О, — протянул Даниил. — Кажется ты забыл о невесте? Эта птица не твоего полёта! — Птица? — хмыкнул Червинский. — Бордельная девка, которая очень искусно торгует своим телом. — Эта нимфа особенная! — улыбнулась мужчина. — Никто не знает её имени. Григорий спрятал красную вуаль в карман, сам не зная почему. Глаза девушки до сих пор были перед ним. Почему-то ему казалось, что она была не такая, как все.***
Любовь пересчитала деньги и, спрятав их в сейф, посмотрела на девушку, которая стояла посреди комнаты в простом зеленом платье. Её волосы были спрятаны под шляпкой. — Катерина, жизнь — штука сложная, и если у тебя не сложиться, ты можешь вернуться, — Макарова взяла пару ассигнаций и вложила в руку девушки. — Это тебе на первое время и документы. Теперь ты Екатерина Александровна Забелина. — Спасибо Вам, Любовь Васильевна, за все, — Китти обняла женщину и, спрятав документы и деньги в ридикюль, вышла из помещения навстречу лучшей жизни.***
Григорию не давала покоя вчерашняя загадочная танцовщица, поэтому мужчина перед возвращением в Червинку решил наведаться в заведении Макаровой и расспросить о незнакомке, хотя он до сих пор не понимал, зачем ему все это надо. Любовь, увидев мужчину, приказала девушкам побыстрее подать чаю, ведь такие клиенты были очень дорогие. — Чем могу помочь? — сладким голосом спросила Макарова. — Я ищу девушку. Она вчера танцевала, — Григорий для вежливости отпил чаю. — Вам не понравился танец? — изогнула брови Любовь. — Дело не в этом, — не знал как объяснить мужчина. — А если не в этом, — мадам поднялась. — Говорить нам не о чем! Ничего о девушке я Вам не скажу! — Но почему? — удивился Червинский. — Она девушка не Вашего круга. Вы богатый, а она… — Что — она? Послушайте, я ничего не собираюсь ей сделать. Мне просто интересно узнать о ней. Любовь отвернулась к окну, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.***
Катерина бродила по Киеву и не могла поверить, что она вольная от всего. Девушка увидела храм и решила помолиться перед тем, как отправится в долгую дорогу. Китти решила начать жизнь с чистого листа, в чужом городе, среди чужих людей. Трижды перекрестившись, девица подошла к иконе Богородицы, которая смотрела на неё и Кате казалось, что в самую душу. В церкви было пусто. Только один человек говорил со святым отцом. Вербицкая тихо помолилась и решила поставить свечу за здравие. Она всегда так делала, когда с позволения мадам покидала заведение и приходила в церковь. Ставила свечи за здоровья женщины, которую не помнила, но так хотела вспомнить и спросить, почему она её бросила? Почему обрекла на участь сироты? Снова перекрестившись, Забелина вышла из храма и оглянулась в поисках экипажа. Услышав странный звук, она обернулась и увидела мужчину в сером костюме, который, схватившись за сердце, медленно оседал на пол. Китти, забыв об экипаже, тут же бросилась к незнакомцу и, присев на корточки, заглянула в глаза, не зная чем помочь. — Вам плохо?! — Экипаж. Здесь должен быть где-то мой экипаж, — прокряхтел старик. — Пане! — к ним подбежал мужчина среднего роста в простой крестьянской одежде. — Плохо? Сейчас, сейчас, — кучер принялся потихоньку поднимать мужчину и, закинув руку пана себе на плечо, повёл к экипажу. — Милая барышня, помоги, — обернулся он к Кате. Китти кивнула и бросилась помогать кучеру. Вскоре экипаж исчез, а Катя только сейчас заметила дагерротип, который, очевидно, выпал из кармана мужчины, когда тот садился. Девушка подняла его с земли и хотела окликнуть кучера, но карета уже скрылась из виду.***
Соломия Васильевна Червинская все свободное время проводила около кустов роз, ухаживая за ними. Садовник Лаврентий улыбался глядя на барыню, ведь именно она смогла изменить Петра Ивановича к лучшему. Супруги вместе посещали театры, светские приёмы, где и так было множество слухов о них. После женитьбы на жене покойного друга, почти все друзья отвернулись от Петра, ведь для них это было недопустимо, но Червинскому было все равно. Он искренне любил Соломию, она в свою очередь любила и уважала его, а ещё очень полюбила Григория и смогла заменить ему маму, подарить материнскую любовь, ведь Господь решил, что она не достойна больше испытать радость материнства. — Ожила, красавица, — Лаврентий подошёл к Соломии и, обернувшись на лопату, залюбовался маленькой розочкой светло-жёлтого цвета. — Угу, — Соломия улыбнулась. — Лаврентий, сегодня должны привезти новые саженцы. — Хорошо, пани. — Пани, — к ним спешила девушка в форме горничной. — Чего тебе, Оксанка? — ласково обратилась к ней Соломия. — Пани, Вас пан кличет, — сказала Оксанка и спрятала руки под фартук. Соломия поставила лейку и поспешила в кабинет Петра.***
Пётр Иванович Червинский сидел в кабинете, курил сигару и читал приглашение от помещика Ивана Александровича Шефер на бал в честь помолвки его единственной дочери Лидии с дворянином Алексеем Косачем. — Пётр, ты хотел меня видеть? — Червинская вошла в кабинет и опустилась в кресло напротив. — Да, — мужчина отложил приглашение. — Сегодня мы поедем к Шефер, в честь одного очень интересного события, — Пётр положил сигару. — Правда? — заинтересовалась женщина. — Что же это за событие? — Помолвка Лидии и Алексея. — Какая прекрасная новость, — обрадовалась Соломия. — Но ведь Григорий скоро должен приехать. — Григорий приедет только через два дня. Милая, не вежливо отказывать. Соломия кивнула и задумалась. Как же быстро летит время. Лидия, которую она помнила ещё малышкой, теперь выходит замуж, а ведь и её дочь, её Катюша уже могла быть невестой или женой, если бы не те страшные события. Женщина быстро стёрла с лица слезы, но этот жест не укрылся от Петра. — Соломия, что с тобой? — пан подошёл к креслу и, взяв за руку, поднял, а потом обнял за талию. — Ничего. Катю вспомнила. Петь, какой бы она была, как ты думаешь? — Я думаю, такой же красавицей, как и ты, — он провел ладонью по ее волосах. — А я так и не смогла подарить тебе ребёнка, — панна смахнула несуществующие пылинки с сюртука мужа. — Ты воспитала моего сына, а это тоже очень важно! — с любовью сказал он и невесомо поцеловал жену.***
Пока в имении Шефер шла подготовка к вечеру, Лидия со своим женихом наведалась в Киев, чтобы сделать кое-какие покупки. Пока невеста была в модистки, Алексей посетил ювелирную лавку и забрал подарок для Лидии. Выйдя на улицу, мужчина зажмурился от солнца и, спрятав подарок во внутренний карман сюртука, направился к экипажу, в надежде, что Лидия уже закончила с примерками и ждёт его там. Лидия с Иркой, которая несла несколько пакунков, шла к карете, когда увидела девушку, которая стояла посреди улицы, нервно сжимала руки и была готова заплакать. Это была Катя. После того, как карета с неизвестным паном уехала, она хотела спрятать дагерротип в саквояж, но внезапно почувствовала удар и упала на землю, поднявшись, она увидела подростка, который убегал с её саквояжем в руках. — С тобой все хорошо? — Лидия смотрела на неизвестную девушку, пытаясь понять, что с ней случилось. Катерина подняла на неё свои большие глаза и отрицательно покачала головой. — Все мои вещи украли. — Успокойся, — попросила дочь помещика. — Как тебя зовут? — Катя, — ответила девушка, рассматривая красивую панночку. — Вот, что Катя, поедем со мной, а потом я тебе помогу, — Шефер кивнула Ирке, и та помогла Кате, а потом они втроём направились к экипажу.***
Александр Андреевич застегнул сюртук и посмотрел на Нестора Михайловича, который писал что-то на листе бумаги. — Ну, Нестор Михайлович, сколько мне ещё землю топтать? — мужчина сел на стул. — Что Вы такое говорите, Александр Андреевич? — старался говорить обычным голосом доктор. Вербицкий только горько улыбнулся. Он очень хорошо знал свое состояние и скрыть от него что-то было сложно. — Вот вам лекарства, купите, и все пройдёт. — Конечно пройдёт, — согласился он и поднялся. — Жалко только, что грехов много на душе, и некоторые из них не подлежат исправлению. Попрощавшись, помещик покинул стены больницы.***
Лидия вернулась домой и, приказав Ирке приготовить её праздничное платье, отправилась в гостиную, где её ждала Катя. Забелина рассматривала интерьер богатого дома и боялась лишний раз вздохнуть, ведь она никогда прежде не была в таких домах. Лидия вошла и села на софу, осмотрела девушку с ног до головы. Платье, которое уже давно потеряло свой вид и нуждалось в помойке, такие же туфли, все это говорило о том, что стоящая перед ней особа была бедной. — Катерина, я не буду ходить вокруг да около, — начала Шефер. — Вы, крепостная? — Нет, — Катя подняла на Лидию глаза, — Я вольная. Сирота. — Сирота, — повторила брюнетка. — Я могу Вам помочь. Совсем скоро я выхожу замуж, и мне нужна компаньонка. Ты согласна? — Что? — Кате показалось, что она ослышалась.- Я смогу работать у Вас? — Можешь назвать это так, — губы красавицы растянулись в улыбке. — Ты согласна? Катерина кивнула, ведь о таком даже мечтать не могла. — Отлично! Ирка! Девушка появилась тут же. — Пусть приготовят купель, а потом ужином угостишь, да платье новое дашь, — приказала Лидия. Ирка кивнула, уводя Катю за собой.***
Уже вечером в имение Шефер начали приезжать гости. Лидия и Алексей стояли в центре зала и принимали поздравления гостей. Чета Червинских вошла в зал и направилась к нареченим. — Лидия, деточка, поздравляю, — Соломия поцеловала девушку в щеку. — Спасибо, Соломия Васильевна, — брюнетка лучезарно улыбнулась. — Соломия Васильевна, прекрасно выглядите, — Косач поцеловал женщине ручку. — Алексей Федорович, я ревную, — шутливо сказал Пётр. Платье винного цвета и правда очень шло Соломие и, идя по залу, она ощущала на себе завистливые взгляды, ведь несмотря на прожитые года, она не потеряла свою красоту. Всё четверо тихо рассмеялись. Вскоре объявили первый танец, и Лидия с Алексеем прошли на паркет, чтобы закружится в вальсе. — Любимая, разреши? — Пётр подал жене руку. Супруги Червинские присоединились к танцующим Лидии и Алексею. Александр Андреевич прибыл в поместье Шефер, когда бал был в разгаре, правда приехал он не только для того, чтобы поздравить будущих супругов, но и для того, чтобы попросить прощения у Соломии, ведь он знал, что бывшая невестка со своими мужем будет здесь. Танец закончился, и Пётр отправился за шампанским, оставляя Соломию одну. Вербицкий направился к Червинской, думая как попросить прощения, ведь он никогда этого не делал. Не знал. — Соломия Васильевна, — позвал Александр. Червинская застыла, ведь надеялась, что больше никогда не увидит этого человека. — Александр Андреевич? — Столько лет прошло, а ты всё такая же, — промолвил старик, рассматривая её лицо. — Лживая, не умеющая любить. Когда-то Вы именно так сказали своему сыну, — вспомнила она. — Я был не прав и хочу попросить прощения, — он не смотрел на неё, ведь она была права. Он не считал её человеком. — Знаете, что мне действительно нужно? Моя дочь. Дочь, а свое прощение оставьте при себе, Александр Андреевич, — отчеканила она и ушла, не желая оставаться рядом с ним.***
Вербицкий вышел на улицу и поднял голову, глядя на звёздное небо. Не простила. Эта женщина никогда его не простит и будет права, ведь он ничего хорошего ей не принесёт, кроме боли. Он медленно побрел к экипажу, а груз вины сдавливал сердце железными тисками. Перед глазами все поплыло и, прежде чем упасть на землю, он снова увидел глаза девушки, которая, кажется, была его ангелом хранителем.