***
Молодая девушка в траурном платье сидела на кровати и сжимала в руке дагерротип, который нашла однажды на земле в Киеве. Благодаря этой вещи, Китти познакомилась с Александром. Только теперь она поняла, что этот мужчина за очень короткий срок стал для неё словно отец, которого она никогда не знала. — Екатерина Александровна, — тихо позвала Лукерия, пряча руки под передник. Забелина смахнула слезы тыльной стороной ладони и, стиснув в кулаке дагерротип, повернулась к крепостной. — Пан Орловский приехал. Забелина поднялась, крепче запахивая шаль, и медленно направилась из комнаты. Лукерия вышла следом и направилась на кухню. Катерина, выйдя на улицу, увидела Василия, который ждал её возле своего экипажа, расхаживая туда — сюда. — Пан Орловский, — девушка чуть присела в книксене, пытаясь сдержать подступившие слезы. — Катерина Александровна, — Орловский подошёл к ней. — Примите мои соболезнования. Я был в отъезде. Только сегодня вернулся, а тут такая новость. Если нужна помощь, Вы только скажите, ведь Александр Андреевич был для меня как отец. Катерина поднимала глаза, и две дорожки от слез прочертили след на её щеках. — Катерина Александровна, — пан ещё на шаг сократил между ними расстояние. — Прошу Вас… Вам нужно быть сильной. Особенно сейчас. Катерина кивнула, чувствуя, как кружится голова. Василий подхватил её под локоть, обеспокоенно глядя в красные глаза. — Вам плохо? Катерина закрыла глаза, чувствуя себя дурно. — Сейчас продет, — шепнула она, незаметно касаясь рукой живота. — Екатерина Александровна, Вам нужно отдохнуть, — заявил он, держа её за руку. — Пойдёмте, — они медленно направились по дорожке к дому.***
Солнечный свет больно ударил в глаза, и она снова зажмурилась. Медленно открыв веки, которые будто были налитые свинцом, Червинская увидела мужа, который спал сидя в кресле. Пани облизнула пересохшие губы, чувствуя сильную жажду. — Петь, — севшим голосом позвала она. — Пётр! Пётр Иванович, услышав голос жены, открыл глаза и бросился к ней, садясь возле кровати на колени и беря её руку в свою. — Слава Богу, Слава Богу, — шептал он, целуя её руки и чувствуя, как страх медленно уходит из сердца. — Родная моя, что же ты делаешь? Как бы я жил без тебя? — Зачем мне жить, Пётр? — произнесла Соломия, не пытаясь остановить слезы. — После всего, что я пережила, зачем мне эта жизнь? Что в ней было хорошего? Всю мою жизнь меня пытались уничтожить… Знаешь, мне кажется, что у них это получилось. Мои враги разрушили все: мою семью, моё счастье. Я устала, Пётр. Я очень устала. Зачем ты меня спас? — Соломия, — Червинский был поражённый этими словами. — Ты мне нужна. Ты мне столько тепла подарила за эти годы. Ты моя жена. Что я буду делать без тебя? Как я буду жить?! — Ты же ничего обо мне не знаешь… — женщина отвернулась. — Я не заслужила всего этого… — Соломия, какое бы прошлое у тебя не было, ты моя жена. Мне плевать, что обо мне будут говорить. Если нужно будет, мы уедем, но смерти я тебя не отдам! — пан взглянул на жену и ушёл.***
Василий взял все хлопоты на себя, ведь чувствовал себя в большом долгу перед Вербицким. Катерина, напоенная отваром из ромашки, находилась у себя в комнате, напрочь отказавшись от доктора. Лукерья, по приказу пана Орловского, сидела возле Забелиной, размышляя, какая участь ждёт её и всех остальных крепостных дальше. Услышав тихий стук в дверь, крепостная открыла её и увидела Василия. — Пане, — девушка чуть поклонилась. Катерина, услышав голос Лукерии, подняла голову. — Екатерина Александровна, пора, — сообщил он. Забелина кивнула. Василий вышел из комнаты, а Лукерия бросилась помогать Катерине. В церкви, а затем на кладбище девушка держалась только благодаря мысли о ребенке. Орловский, который все время находился рядом с ней, был готов в любую минуту прийти ей на помощь, но понимая, какие сплетни его поступок пустит в обществе, не спешил этого делать. Пётр Червинский появился, когда все уже подошло к концу. Мужчина положил большой букет хризантем на могилу и отошёл. — Бедный Александр Андреевич, — шепнула одна женщина другой, когда все направились к выходу из кладбища. — Столько всего перенёс. — Но и на старости лет сумел пустить себя на смех, — едко заметила вторая. — Слышала я, что в поместье Вербицкого жила некая барышня, которая была его любовницей. Совсем молоденькая. Пан ласково называл её «Китти». Пётр, который шёл позади, прислушался к разговору. — Что Вы такое говорите? — ужаснулась пожилая дама. — Что говорят люди, то говорю и я, — заявила собеседница. — Или Вы думали, что все в этом мире ангелы? Вербицкий был одинок. Ни жены, ни детей. С женой его сына они почти не общались. Помню, как увидела их на приёме у Шеферов. Могу Вам сказать, милочка, что разговор у них был не очень приятный. После тех событий они стали врагами. Дамы ушли дальше, а Пётр шёл, обдумывая услышанное, которое наводило его на разные домыслы.***
Оксана кормила свою пани бульоном, но женщина совсем отказывалась есть. Крепостная поставила миску и вытерла губы Соломии. — Где пан? — женщина села удобнее, глядя, как Оксана убирает грязные бинты. — Пани, Александр Андреевич умер. — сообщила крепостная, поднявшись. — Что ж, Александр Андреевич, — промолвила Соломия, как только осталась в спальне одна. — Теперь каждый из нас за свои грехи ответит. Вы — перед Господом, а я перед людьми.***
Орловский разлил коньяк в стаканы и, обернувшись, протянул один из них женщине, которая сидела в кресле. Та взяла стакан, но так и не отпила из него, продолжая прожигать мужчину взглядом. — Прекрати, — попросил он, чувствуя мурашки от этого взгляда. — Ты зачем приехала? Сама ведь знаешь, что твоё появление в моем доме может пустить ненужные слухи. — С каких это пор ты слухов стал бояться? — комнату наполнил смех. — Ты скажи мне, что там с наследством Вербицкого? — А мне откуда знать? — он закинул ногу за ногу. — Меня чужие деньги не прельшают. Я вернулся сюда совершенно по другому поводу! — Василий Егорович, ты прекрати со мной играть! — рявкнула женщина, со стуком поставив стакан на стол. — Если бы не я, то ты сейчас был бы или мёртвым, или в тюрьме. Скорее решай вопрос с наследством этого старика, иначе я все расскажу пану Червинскому. Сомневаюсь, что после того, что он от меня услышит, он будет твоим другом! — она поднялась и ушла, а Орловский сжал стакан так, что тот треснул и поранил его ладонь.