***
Очередной день панны Червинской мало чем отличится от всех предыдущих: проснувшись и позавтракав вместе с мужем, женщина отправилась на кухню, чтобы отдать приказ Павлине по-поводу того, что приготовить на обед, а затем решила проверить, как её любимые цветы перезимовали зиму. Оказалось, что пара розовых кустов, которые были куплены по приказу старшего пана, погибли, и это очень огорчило панну, а также вызвали дурные предчувствия. Увидев сына, который отдавал свою лошадь в руки конюха, Соломия поспешила к нему, а подойдя, увидела, что тот сам не свой. — Сынок, — Соломия ускорила шаг и, подойдя к сыну, увидела в его глазах боль.— Что случилось? Где ты был? У тебя какие-то проблемы? — Проблемы, — повторил он, вспоминая встречу с Катей. — Только, матушка, прошу Вас, не спрашивайте меня не о чем. Я все решу сам. Просите, — он круто развернулся и ушёл в другую сторону, думая, как найти выход из ситуации, которая оказалась тупиковой. Его Катерина теперь совсем не такая, какой он знал её раньше. Это была не та девушка из дома терпимости, которая ради денег и вопреки своим принципам согласилась играть роль своей невесты. Он тогда и не понял, когда их игра была уже совсем не игрой. Просто влюбился, хотя вокруг было много барышень с богатым приданым с лучшей родословной, а Катя. Катя была совсем не такой, как все. Словно дикий цветок среди изысканных роз. Сейчас, что оказалось от неё прежней — это страх, который сегодня он увидел в её глазах, а ведь когда-то там была любовь, которая предназчалась другому? В то, что Катя любит своего мужа, Григ не мог и не хотел верить. Входя в дом, мужчина понял, что сделает все возможное и невозможное, но и Катерина, и его дочь будут рядом с ним, и плевал он на её мужа.***
Закрывшись в своей спальне, Катерина упала на кровать и, уткнувшись в подушку, плакала от боли, которая снова о себе напомнила. Но зачем? Она ведь только-только его забыла! Научилась быть другой и даже изображать счастье. Изображать счастье. Женщина поднялась и, расправив смятое платье, села перед зеркалом. Волосы выбились из причёски, а глаза были красными от слез, причиной которых был пан Червинский. Она положила расческу на столик, вглядываясь в свое отображение. На лице появились первые, едва заметные морщины, а глаза. Разве это глаза той самой барышни, которой она была? Даже живя в заведении мадам, она не была настолько разбитой и униженной, чем сейчас. Там были свои устои, которую она знала с самого рождения, которые никогда не нарушала, но все же нарушила, когда решила уйти и начать жить честно, без грязи, а оказалось, что в этой самой жизни было ещё больше грязи, чем в борделе. Услышав стук в дверь, Катя услышала голос своей комнатой девки, за которой следовал детский плач. — Пани, Вы тут? Наша панночка проголодалась! Катерина утерла лицо и, поднявшись, открыла дверь. Крепостная вошла и осмотрелась, а потом передала Александру на руки матери. — Екатерина Александровна, может быть Вы шо хотите? Она отрицательно покачала головой, садясь на кровать, чтобы покормить дочь. Крепостная поклонилась и ушла, но успела заметить красные глаза своей пани.***
Несколько дней погода была переменчива, точно также, как и настроение молодой пани Орловской. Она то ненавидела, то радовалась, то злилась на себя за то, что вновь позволяет своей любви к Григорию распуститься в своём сердце. Григорий в имение Орловского больше не приезжал, понимая, что порождает своими визитами туда лишние слухи, которые ни ему, ни Кате не нужны. Единственным утешением женщины в эти нелегкие дни была Александра, которая с каждым днем становилась похожа на Червинского. Был холодный мартовский вечер. Пани находилась в детской, когда туда пожаловала крепостная, чтобы доложить о приезде пана. Катерина уложила дочь в колыбель и, оставив возле Александры девку, поспешила вниз. Василий находился в библиотеке, согреваясь возле камина с бокалом бренди в руке, когда туда вошла его жена и без объяснений обняла. — Екатерина Александровна, что с Вами? — опешил от такого мужчина, выпуская из руки бокал, который разбился прямо около её ног, а его содержимое обпрыскало её подол, оставляя свои следы. — Простите, — Катя отошла от Орловского. — Просто за эти дни столько всего произошло. Соседнее имение сгорело, крепостные там восстание подняли, а ещё ко мне одна панна приезжала и столько наговорила. Василий мотнул головой и, взяв ее за руки, усадил в кресло. — Екатерина Александровна, какая женщина? Кто? — Пани Лебединская, — медленно произнесла Катя, глядя, как посмурнел её муж. — Она сказала, что Вы чудовище, что Вам нельзя доверять. Василий Егорович, кто она? Вы её знаете? Пожалуйста, скажите мне правду. Если я Вам хоть немного дорога — скажите мне правду! Василий вздохнул, глядя на жену, которой впервые не хотел лгать, но правду тоже было не легко сказать.