Тёмная метка

Разбивая лагерь следующим вечером, они увидели на горизонте полосу Лихолесья. Гэндальф подошёл к Кили, когда большинство их спутников уже улеглись, устраиваясь на ночь. — Время пришло, — проговорил маг, — Мы прибудем в Эребор завтра. Они скоро узнают, что мы в пути. Мы должны быть готовы ко всему, что нас ожидает. — Гроак уже должен был доставить сообщение. Наверное, Фили уже знает о Двоссе. — Ты уверен, что Двосс — единственный враг сыновей Дурина в Одинокой горе? Кили открыл было рот, но закрыл его снова. Нет, он не был в этом уверен. После всего, что случилось, после того, как Фили чуть не погиб от гномьей стрелы, откуда ему было знать? Двосс не был лучником. Гэндальф подошёл к Таку, который сидел рядом с леди Ундомиэль. Эльфийка пыталась открыть замок на его кандалах, и Кили с усмешкой глядел, как гном зачарованно наблюдает за ней. Следопыт устроился рядом и курил трубку, его ясные голубые глаза следили за грациозными движениями пальцев эллет. Тауриэль стояла неподалёку. Она точила свои кинжалы, показывая Хелге, как пользоваться точильным камнем. Гэндальф заворчал и, усевшись, демонстративно принялся набивать трубку. Когда первые кольца дыма рассеялись в темнеющем небе, водянистые голубые глаза мага оглядели группу эльфов, гномов и людей, а потом остановились на следопыте. Человек понял намёк и заговорил. — Что ты собираешься делать, когда мы прибудем в Эребор, Кили? — Что делать? — гном поскрёб затылок и ухмыльнулся, — Возьму Двосса за горло и выволоку из Эребора. Мужчина пристально посмотрел на него. — Это и есть твой план? — А что не так? — Что, если этот агент работал не один? Что, если у него есть помощник? Так отрицательно мотнул головой. — Старейшины были очень довольны, когда отправили в Одинокую гору мастера-отравителя. Об этом только и говорили. Про других разговоров не было. — Там была Эйра, — тихо заметил Гэндальф. Так опустил глаза. Леди Ундомиэль накрыла его дрожащую руку своей маленькой белой ладонью. Кили ожёг волшебника сердитым взглядом. — Ей пришлось сделать то, что она сделала. Пусть покоится с миром. — Пусть так. Но кто может сказать, что они не заставили и других? Или что в будущем они не вынудят кого-то другого работать против вас? Ты должен учесть и тех, кто может восстать против вас по собственной воле. Судя по прошлым событиям, не все гномы в Эреборе согласны с существующими порядками, — глаза мага как бы случайно на секунду остановились на Тауриэль, а потом встретились с Кили, — Многие считают, что народ Дурина не должен смешиваться с другими расами. Другим не нравится, что одно из самых древних и могущественных гномьих королевств открыто для всех. Немалое число жителей Эребора хотят разорвать связи с Дейлом и Лесным королевством. Есть много тех, кто предпочёл бы видеть на троне Даина Железностопа. Кили стиснул зубы. — Думаешь, я не знаю? Думаешь, Фили не знает, что ходит по тонкому льду? С этим мы разберёмся. — Если у вас уже было столько проблем, разумно ли будет тебе возвращаться в обществе людей? — Хелге выглядел встревоженным, — Не пойми меня неправильно, командир. Мы пойдём за тобой, куда бы ты нас не повёл. Но мы не хотим подвергать опасности тебя и твоего брата. Кили чувствовал, как по губам расползается улыбка, и хлопнул гондорца по руке. — Ты мне понадобишься, когда придёт время. Следопыт взглянул на гнома, и вокруг его глаз появилась тонкая сеть весёлых морщинок. — Значит, ты думал о возможности непредвиденных опасностей в Эреборе? У тебя и в самом деле есть план? — Я не такой идиот, каким выгляжу. Но я знаю одно: планы часто проваливаются. Я должен знать, кто будет рядом со мной, когда я войду в Одинокую гору, и это важнее любого, даже самого лучшего плана. Я верю Тауриэль. Хелге и своим людям. Таку. Даже ей, — Кили кивком показал на черноволосую эллет, а потом повернулся к рейнджеру, — А ты, следопыт? Тебе можно доверять? — В борьбе против приспешников Мордора я на твоей стороне. — Ты имеешь в виду орков? — Так помассировал запястья, с которых леди Ундомиэль уже сняла кандалы, — Скорее всего, они до сих пор планируют нападение на Эребор. Наверное, сейчас даже больше, чем раньше. Особенно после того, что случилось с Улругом. Кили пожал плечами. — Они хотят захватить гору. Мы будем с ними сражаться. Впрочем, как и всегда. Думаю, после пожара их осталось не так уж и много, да и заняты они, скорее всего, будут другими вещами. — Ты можешь быть удивлён, — тихо сказал Гэндальф, — Глаз нацелен на Эребор. — Глаз? — у Кили внезапно пересохло во рту. Они вспомнил огненный глаз из своих вызванных ядом галлюцинаций, — Ты говоришь о Сауроне? Теперь уже волшебник пристально посмотрел на молодого гнома. — Что ты знаешь о Сауроне? Говори. — То, что знают все. Что сорок лет назад его изгнала Владычица света. И он вот-вот вернётся опять. — Не думаю, что все это знают. Или с этим согласны, — маг нахмурился, — Глава нашего ордена, Саруман Белый, этому не верит. Даже Леди Галадриэль не смогла убедить его в том, что Обманщик вернулся. А почему ты так думаешь? — Так сказал лорд Келеборн, — Кили старался не смотреть магу в глаза, — И мне показалось, что я чувствовал что-то, когда… В общем вместе с моргульским ядом. Гэндальф положил ему на предплечье свою морщинистую руку. — Ты должен рассказать, что случилось. Очень важно знать, с чем мы можем столкнуться, когда войдём в Эребор. Что ты помнишь? — Боль, — Кили пожал плечами, он не хотел, чтобы Тауриэль знала о силе его страданий. — Ты сказал, что чувствовал что-то. Чьё-то присутствие? Он говорил с тобой в твоей голове? Голубые глаза следопыта впились в него, и гном понял, что кивает. — Я слышал голос, который говорил на Чёрной речи. Он приказывал мне делать ужасные вещи. Лицо Гэндальфа стало пепельно-серым. — Голос? Ты никогда ничего не говорил о голосе. — А ты не спрашивал. Волшебник закатил глаза. — Ох уж это гномье упрямство! Что говорил этот голос, Кили? — Велел мне убивать. Убить Фили. И детей. Захватить Эребор, — эти слова вдруг вспомнились ему с неожиданной ясностью, и Кили содрогнулся, — Он приказывал мне свернуть ему шею. Пролить его кровь. Это было омерзительно, слышать эти слова у себя в голове. — Ты когда-нибудь хотел сделать что-то из того, что тебе приказывали? Говори честно, это очень, очень важно. — Нет. Кажется, он пытался искушать меня короной, но эта дурацкая штука мне не нужна. Но даже если и так, я никогда бы не смог причинить зла Фили или его детям. — Тебя травили несколько раз, и с каждым разом тебе было всё хуже? Кили кивнул. — Голос звучал всё настойчивее. Приказы становились всё громче, всё нетерпеливее. — Тебе было труднее сопротивляться? — Нет. Просто с каждым разом это становилось всё ужаснее. То, что он говорил. То, что я видел. — И что ты видел? — тихо спросил следопыт. — Я видел себя на троне Эребора, — признался Кили с неохотой, — Финна с кровью в волосах. От этого меня тошнило. — Что ещё? — Этот глаз, он всегда следил за мной. Ужасный глаз, который лизали языки пламени, глядел на меня, как будто желая меня поглотить. Человек переглянулся с магом. — Этого мы и боялись. Он в самом деле вернулся, — он дотронулся до Кили, — Но почему ему не удалось превратить гнома в призрака, я не знаю. А ты, Гэндальф? Волшебник пригладил бороду и с мягкой улыбкой качнул головой. — Кили, я знаю тебя уже много лет, но ты всё равно умудряешься меня удивлять. Почему из всех именно ты воспротивился голосу того, кто великих людей делал рабами своей воли, я и понятия не имею. Но это не важно. Важно то, что ты сделал это, а как не имеет значения. Это может навсегда остаться тайной. — В том, о чём ты говоришь, Мифрандир, нет никакой тайны, — нежным, тихим голосом заговорила Ундомиэль, — Пытаясь подчинить себе Кили, Саурон столкнулся с силой, которая для него слишком велика и могущественна. Он не в силах её охватить. Гэндальф взглянул на черноволосую эллет. — Почему же? Она ласково улыбнулась. — Силы, которая защищает Кили, Тёмный Властелин никогда не знал. Он не сможет её превозмочь. Следопыт нахмурился, глядя на неё. — И что же это? — Любовь. Маг закашлялся, поперхнувшись клубами дыма. — Любовь? Лицо Ундомиэль расцвела широкая улыбка. — Это самая могущественная сила из всех. Она древнее времён, необъятнее, чем небо над гловой, жарче солнца и крепче, чем любая скала. — Но… Как? Черноволосая эльфийка взглянула на Тауриэль, и та вздёрнула подбородок, как будто принимая вызов. — Это ты исцелила его моргульскую рану. Ты разделила с ним фэйри, чтобы его спасти. Следопыт ахнул. — Что ты сделала? Ты, эльф, разделила фэа с гномом? Это неслыханно! — Заткнись, рейнджер! — огрызнулся Кили. Гэндальф приподнял кустистую бровь. — Она сделала ещё больше, — тихо продолжила Ундомиэль. — Расскажи нам, — потребовал маг, — Расскажи, как ты исцелила его тогда, в Озёрном городе. Ты никогда не говорила об этом. — Я не могу этого объяснить. Вы знаете, что я не целитель. Но когда Бофур принёс ацелас, я просто чувствовала, что должна попробовать. Голубые глаза следопыта разглядывали эльфийку с удивлением. — Ты использовала ацелас? В тебе есть королевская кровь? Мышцы её подбородка дрогнули. — Я сильван, — глухо ответила Тауриэль, — Скромный лесной эльф. — Не такой уж и скромный, — заворчал Кили. Его охватило непреодолимое желание разбить этому человеку лицо за то, что смутил её. — Конечно, нет, — быстро согласился следопыт, — Я никогда не предполагал ничего другого. Просто ацелас раскрывает свою силу только в руках королей и королев. — Так вот почему эта трава называется Королевский лист? — Хелге выглядел озадаченным, — Потому что он работает только тогда, когда его использует тот, в ком есть королевская кровь? Может, поэтому в Гондоре им кормят свиней, ведь у нас нет короля, и от него не будет толку? — Чушь собачья. Нужно просто немного разбираться во врачевании, и он исцелит любую рану. — Только не такую, — поправил гнома Гэндальф, — Оин сказал, что ты почти истаял от моргульского яда. Он был уверен, что ты не выживешь. Как ты исцелила его, Тауриэль? Следопыт чуть заметно улыбнулся. — Она разделила с ним фэйри. — Чтобы вернуть его, мне нужен был свет. Как маяк, который будет вести его в темноте. — Своим фэа ты освободила его из тёмной хватки Саурона, но это не исцелило его. В его крови был моргульский яд. Он бы всё равно умер, — возразил волшебник. Тауриэль опустила голову, соглашаясь. — Я просила Валар его защитить. Я предложила им всё, что угодно, только бы они спасли его. Гэндальф так высоко поднял брови, что они почти коснулись края его мягкой шляпы. — Что угодно? — Мысль о том, что Кили погибнет от моргульской раны, была мне невыносима, — её голос был на удивление спокоен, — Я обещала, что в обмен на его жизнь, отдам всё, что они могли бы взять у меня. Я была готова заплатить эту цену. — Валар приняли твоё предложение, — тихо проговорила леди Ундомиэль. — Они были очень добры ко мне. Тауриэль, не моргая, смотрела высокородной эльфийке прямо в глаза, и черноволосая эллет со спокойной грацией кивнула в ответ. — Ваши судьбы тесно переплетены между собой. Кили слушал их слова, откровения леди Ундомиэль, вопросы Гэндальфа, но видел только Тауриэль. После всех этих лет он только сейчас впервые понял, что она на самом деле сделала для него. Оценил жертву, на которую она готова была пойти. Следопыт перевёл взгляд с эльфийки на гнома — Значит, поэтому… Ты стала его женой из-за того, что случилось тогда? Из-за связи, которую ты создала между вами? — Нет, — твёрдо возразила рыжеволосая эллет, — Я стала его женой, потому что люблю. — И эта любовь защищает его, как щит, — сказала леди Ундомиэль, — Саурон не может её одолеть. Любовь — это сильное и бескорыстное чувство ему не ведомо. Он не может коснуться Кили, как не может сделать его рабом своей воли. Любовь Тауриэль хранит его. Кили встретился взглядом с её зелёными глазами. Как будто издали он слышал, как кашляет Гэндальф. — Нам следует отправиться спать. Все детали предстоящего плана мы обсудим завтра по дороге. Ну же, Так, Хелге. Идёмте, всем спокойной ночи. Краем глаза Кили видел, как все, кто был рядом, встали и разошлись, но не мог оторвать взгляда от Тауриэль. — Ты защищала меня все эти годы, — проговорил он наконец, — И не только меня. Ограждая меня от влияния Саурона, ты защищала Фили. И Эребор. — Тогда я ещё не знала, что делаю. Я знала только, что не должна позволить тебе умереть. — Ты готова была отдать всё, чтобы меня спасти! Ты даже не знала меня тогда! Мы просто говорили друг с другом. — Между нами было намного больше, и ты это знаешь. Мы делились своими надеждами, своими мечтами. Ты открыл мне своё сердце. Я знала тебя достаточно хорошо, чтобы понимать, что такая чистая душа, как твоя, ни при каких обстоятельствах не должна попасть под заклятия моргульского яда. — Значит, ты предложила Валарам всё, чего они могли захотеть от тебя. — Это было легко. — Твоя любовь ко мне была такой сильной и бескорыстной, — Кили взъерошил спутанные волосы, — А я? Я плохо тебе отплатил. Она изумлённо вскинула брови. — Почему же? — У моего народа есть поговорка: гном, который выбирает себе жену, должен беречь её, как величайшее сокровище*. Я так и делал. Я пытался держать тебя рядом с собой. Я охранял тебя, как сокровище, — он улыбнулся, — Имей в виду, для меня ты и есть сокровище. Ты сокровище моего сердца, моя самая большая драгоценность. Но ты — лесной эльф, ты подобна самому лесу. Никто не может ни владеть им, ни его приручить. — Я никогда не думала, что ты этого хочешь, — Тауриэль улыбнулась, — Сильно. Ты не такой, как большинство из твоего народа. Но ты всё равно гном. Ты, как и я, воспитан с определёнными убеждениями, которые нелегко преодолеть. Я понимаю это. Всегда понимала. Кили прижал её руку к своим губам. — Я знаю. Но я никогда полностью тебя не понимал. А может, и не пойму никогда. Но теперь я уверен, что ты не можешь перестать быть той, кто ты есть. Да я и не хочу, чтобы ты делала это, — бормотал он, целуя кончики её пальцев, костяшки, ладонь, — Я просто хочу тебе счастья. — Счастья? — Умиротворения. Спокойствия. Безмятежности. Что угодно. Всё, что захочешь. Я больше не повторю той ошибки, которую совершал все эти годы. Ты сильван. Ты дикая и свободная, а я хотел, чтобы ты перестала быть такой. Я хотел, чтобы ты оставалась со мной, глубоко под горой до конца моей жизни. Мне никогда и в голову не приходило спросить, чего хочешь ты. — Но ты сделал это. Ты спрашивал меня, хочу ли я стать твоей женой. Ты спрашивал, хочу ли я разделить свою жизнь с тобой. — И ты передумала. — Это не так. Не о тебе. Никогда о тебе. — Я знаю, — Кили выцеловывал лёгкие веснушки у неё на носу, нежную кожу век, — До сих пор я не понимал, что ты можешь любить меня и при этом не быть рядом со мной. Теперь я вижу, что это не обязательно одно и тоже. Теперь я знаю, что чувства эльфов очень сильны, и отдаться этим чувствам очень страшно для них. И я не хочу, чтобы ты страдала от всех этих чувств, о которых ты говорила. Не хочу, чтобы ты боялась. Я не хочу этого для тебя. Он откинул в сторону прядь её медно-рыжих волос. — Помнишь, я рассказывал тебе об огненной луне? Обо всех тех местах, которые видел? Она слегка улыбнулась. — Ты просто хвастался. Кили не смог сдержать ответной улыбки. — Совсем чуть-чуть. Я хотел произвести на тебя впечатление. Но ещё больше я хотел, чтобы ты поняла, что мир намного больше лесного королевства Трандуила. Что в нём так много всего, что ты могла бы открыть для себя. Я хотел, чтобы ты взяла свой лук и ушла. Жила своей собственной жизнью. И я до сих пор этого хочу. Он погладил её по щеке. — Ты — Amralímê, — шептал он, — И ничто никогда этого не изменит. Поэтому я освобождаю тебя от данного Валарам обещания. Они связали твою жизнь с моей, я разрываю эту связь. Твоя жизнь не принадлежит мне, она только твоя. И если ты чувствуешь, что не можешь жить вместе со мной, быть моей женой, я отпускаю тебя. Ты будешь свободна и по эльфийским, и по гномьим законам. — Разве такие узы можно расторгнуть? — Моя мать уже много лет донимает меня просьбами признать наш брак недействительным. Я всегда отказывал ей. Но если таково твоё желание, я сделаю это. Кили изо всех сил старался говорить ровно. Он не сомневался, что она заметила, скольких усилий ему стоило сохранять самообладание, но это было не важно. Потому что так было правильно. Тогда за его жизнь она была готова отдать всё, что угодно. И теперь он сделает для неё то же. В её глазах стояли слёзы, когда она наконец заговорила странно охрипшим, вдруг огрубевшим голосом. — Спасибо тебе за это. За то, что дал мне свободу. Тауриэль склонилась, соприкасаясь с ним лбами, смешивая дыхания, ресницами лаская лица друг друга. Кили чувствовал, как совсем рядом трепещет её сердце. А потом она прижалась к его губам нежным поцелуем. — Mela en' coiamin, — зашептала она, — Ты — любовь всей моей жизни. Теперь больше, чем когда-либо. Я не расстанусь с тобой. Я не поддамся сомнению или страху. Я лесной эльф. Я сильнее этого. Мы. Вместе. * для любителей кхуздула: гном, который выбирает себе жену, должен беречь её, как величайшее сокровище — Khuzd tada bijebî âysîthi mud oshmâkhî dhi zurkur ughvashâhu.