Тёмная метка

— Почему он не просыпается?  — Радуйся, что он вообще жив.  — Я знаю. И радуюсь. Но… — Кили оглядел неподвижную фигуру брата, его смертельно бледное лицо, лежащие на одеяле руки. Фили больше походил на бесчувственное тело, чем на живое существо. Он проглотил ком в горле, — Почему он не просыпается?  — В конце концов он проснётся. Имей терпение.  — Терпение? — безрадостно рассмеялся Кили, — Чего ты от меня хочешь? Чтобы я сидел здесь и смотрел, как он тает? Терпение. Жопа Дурина, как же.  — Кили, — мягко одёрнул его волшебник.  — Он почти умер, но ты спас ему жизнь. Почему ты не хочешь исцелить его сейчас? Гэндальф устало вздохнул.  — Мой дорогой мальчик, я не могу никого исцелить. И не могу оживлять мёртвых. Я маг, я не умею творить чудеса.  — Но ты сделал это. Он умирал, ты поговорил с ним и вернул его к жизни. Почему ты не сделаешь это снова?  — Потому что он меня не слушает. В тронном зале всё было по-другому: тогда он слушал меня. И этого хватило, чтобы он обернулся назад вместо того, чтобы отправиться в залы Мандоса. Он послушал, когда я сказал, что его время ещё не пришло. Он оглянулся на свою жизнь, на тех, кого любит, и повернулся.Но двери в залы Ожидания всё ещё открыты; он должен закрыть их и выбрать жизнь.  — Так скажи ему это! Заставь его послушать тебя ещё раз!  — Я не могу. Он должен сам найти дорогу из тени обратно. Кили сердито взъерошил волосы.  — А что, если он не вернётся? Он даже ни разу не открыл глаз.  — Фили очень силён. Его рана хорошо заживает. И его разум исцелится тоже. В своё время. Гэндальф неловко похлопал короля по укрытым одеялом ногам, встал и повернулся, чтобы уйти.  — Время… — забормотал он, — Это коварная штука. Нам кажется, что его всегда не хватает. Но на самом деле мы должны только решать, что делать с отпущенным нам временем. Когда маг закрыл за собой дверь, Кили захотелось швырнуть ему вслед кувшин с водой, но он сдержался. Вместо этого он заставил себя несколько раз глубоко вдохнуть. Медленно. Ритмично. Ему нужно было успокоиться.  — Фили, — хрипло проговорил он, — Проснись. Прошу, nadad. Он взял брата за руку. Она была холодной и вялой.  — Дети приходят сюда каждый день. Хринн отказывается уходить от тебя. Мне удалось отправить их в ваши покои немного поспать, но они скоро вернутся. Мама уже лезет на стену. Ты пугаешь нас. Он положил безжизненную руку брата на одеяло и почувствовал себя трусом. Ему было невыносимо дотрагиваться до неё и не ощущать отклика, ни единого признака сознания. Как будто прикасаешься к трупу. Из его груди вырвалось рыдание. Кили встал, прошёлся по комнате и сердито заморгал, стараясь придушить слёзы. Речь шла не о нём. И всё же это была неправда, потому что это была его вина. Он уже видел всё это раньше, в зеркале Галадриэли. Ему следовало вернуться в Эребор, чтобы не допустить того, что случилось. Он даже получил второй шанс, когда Гэндадьф рассказал об искавших его гномах и о вожаке с чёрной бородой, который пытал эльфа из Лотлориена, чтобы его найти. Гном со шрамом в виде стрелы. Тогда он даже ни разу не подумал о Катле, хотя сам оставил ей этот шрам в попытке вытащить из неё стрелу орка. Она ведь так им гордилась, даже хвасталась, что он похож на стрелу. Почему он ни разу не вспомнил об этом? Эйра пыталась рассказать ему. Кили вспоминал те бессвязные слоги, которые ей удалось выдавить из себя перед смертью. Осс… и… ла. Теперь ему всё было ясно. Двосс и Катла. Ну почему он был таким идиотом? Он всегда знал, что Катла втайне хотела видеть на троне Эребора его, а не Фили, но и помыслить не мог, что она способна на какое-то зло. Она была ему другом. Во всяком случае, он так думал. И теперь Фили расплачивался за его наивность. Фили, его жена, его дети. Дис. И Эребор. До сих пор ему удавалось предугадывать всё, что могло случиться с Эребором. Теперь Фили должен был получить возможность всё исправить. Гномы уже начинали терять терпение. Нужно было отменить законы, подписанные под влиянием Двосса. Назначить новый Совет. Даже король Баин, всегда верный Фили до мозга костей, начинал беспокоиться. Необходимо было отменить налоги, открыть дороги, возобновить торговлю. Нужно было решить, что делать с солдатами из Серых гор. С Двоссом. Нельзя же было оставлять их просто гнить в подземельях, как бы это ни было заманчиво. А времени было так мало. Дурацкий волшебник с его дурацкими загадочными комментариями. Кили вновь сел у постели брата и закрыл лицо руками. Услышав, как открылась дверь, он встал, чтобы лицом к лицу встретить королеву и детей. Финн и Фрея несли маленьких животных, которых они вырезали из дерева, даже Флои держал в пухлых пальчиках листок с чем-то, похожим на цветные разводы. Малыши подошли к кровати и разложили подарки, рассказывая отцу, что они сделали, чтобы он поскорее поправился. Кили смотрел на бледную Хринн и даже не смог улыбнуться, встретившись взглядом с её опухшими глазами. Он быстро и тихо обнял её и ушёл. Всё было намного хуже, чем тогда, когда Фили подстрелили. Когда целители сказали им, что благодаря умению следопыта обращаться с ацеласом Фили полностью исцелится, они все были вне себя от счастья. Сердце короля билось сильно и ровно, а рана прекрасно заживала, даже несмотря на то, что он потерял много крови. Но через время лекари начали хмуриться, а потом и вовсе забеспокоились. Фили уже давно должен был прийти в себя, но так и не открыл глаз. Дни складывались в недели, а король оставался бледным, неподвижным и безжизненным. Просто затерялся где-то между жизнью и смертью. Кили вышел из лазарета. Глаза немилосердно жгло, на сердце было тяжко. Он знал, что должен найти свою мать, должен выбрать новых членов Совета, съездить в Дейл, даже в Лихолесье. Но не мог заставить себя взяться ни за одну из этих задач. Он никого не хотел видеть. Ему нужно было вздохнуть полной грудью, уйти подальше от этой проклятой горы, которая опять едва не стоила его брату жизни. Принц проскользнул в маленький коридор, который вёл наверх, в потайной ход, и вышел через секретную дверь. Шёл сильный дождь. От ветра и капель по лужам пробегала мелкая рябь, а камни были почти чёрными от влаги. Шея и плечи сразу же промокли насквозь, но Кили не обращал на это внимания, медленно спускаясь по скользкой лестнице. Время от времени он останавливался и окидывал взглядом тёмные тучи, которые скрывали Лихолесье и почти касались поверхности Долгого Озера. Остановившись в третий раз, Кили увидел, что кто-то стоит рядом с усыпальницами Эребора, и на сердце у него стало ещё тяжелее. Мокрые от дождя волосы липли к лицу, когда он, сильно хромая, по грязной земле шёл к одинокой фигуре, недвижно стоявшей у подножия горы. Два огромных каменных воина с опущенными головами охраняли большие ворота в скале, на которые неотрывно смотрел другой гном. Плащ Така промок насквозь, с бороды стекала вода. Он посмотрел на принца красными, опухшими глазами.  — Это здесь?  — Да, — тихо ответил Кили, — Найдёшь её в маленькой комнатке справа от себя. Одна из многих в большой пещере. Это просторный зал, стены которого сверкают рудой. Там красиво, хорошее место для ожидания. Им повезло найти эту пещеру, когда они восстанавливали Эребор после битвы за Одинокую гору. Им нужно было место для захоронения, достаточно большое, чтобы вместить останки всех тех, кто погиб от огня в тот день, когда Смауг ворвался в гору. Королевская усыпальница, где покоился Торин Дубощит, была слишком мала для того количества тел, которыми полнились залы и коридоры Эребора. Чтобы собрать все останки и похоронить их, у них ушло несколько недель. Кили помнил, как наступал на кости, когда он, Фили, Бофур и Оин впервые вошли в гору. Кости трещали под его тяжёлыми сапогами и шуршали, как сухие листья. Махал знал, он пытался, но не было никакой возможности не наступать на останки их народа. Они были повсюду. Эребор оказался совсем не таким, каким он его себе представлял. Это было не лучезарное королевство предков, а тёмная могила, в которой воняло гнилью и драконьим дерьмом. За Главными воротами обнаружилась целая куча скелетов; на некоторых были частично расплавленные доспехи, другие держали копья и топоры в костлявых руках, на костях сохранились густые волосы и бороды. Кили не сомневался в том, что от этого зрелища тошнило не только его одного.  — Ей позволили ждать среди вашего народа? Даже несмотря на то, что она пыталась предать Эребор? После того, как она отравила тебя?  — Ей пришлось сделать это. Она никому не хотела зла. Я уверен, она бы хотела остаться в Эреборе. Так медленно кивнул.  — Да. Это одна из причин, почему я благодарен за то, что её похоронили здесь, с вашим народом. Я знаю, она хотела бы остаться. Я уже побывал в библиотеке. На открытых равнинах, откуда видно всё небо. В Серых горах это запрещено. Но Эйра всегда любила тайком выбираться наружу и глядеть в небеса.  — Тебе не обязательно возвращаться. Так улыбнулся.  — Нет, обязательно. Я должен продолжить борьбу с серыми лордами.  — Сколько тебе нужно солдат?  — Я знаю, ты уже говорил это раньше, но вы правда пошлёте своих солдат в Серые горы? После всего, что здесь случилось? После того, как ваши силы так поредели?  — Я не стану никого посылать. Это будут добровольцы. Я уверен, найдётся много желающих пойти с тобой. А мы всё равно сможем защитить Эребор.  — Зачем ты это делаешь?  — Потому что там живут гномы, которых угнетают орки. Потому что ты рисковал здоровьем и жизнью, чтобы спасти свой народ, — Кили пожал плечами, — Потому что я считаю тебя своим другом.  — Я тоже считаю тебя своим другом. Несмотря на… Так не договорил, и окончание фразы повисло в воздухе. Должно быть, кто-то в Эреборе уже сказал ему, что когда-то принц проникся к Эйре симпатией. Кили опустил голову, глядя на свои мокрые от дождя сапоги. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Всё это было таким далёким. Нереальным. Он уже даже не помнил её лица. Так положил ему на плечо здоровую руку.  — Ты спас меня из подземелий Вардуканука. Ты помог мне выжить, и что ещё важнее, не сойти с ума. Ты хочешь помочь моему народу. И я знаю, что между тобой и моей женой не было ничего, о чём мне стоило бы волноваться. Ты одержим своим эльфом, — Так усмехнулся, — Она ничего, наверное. Хороший боец, — теперь он уже откровенно смеялся, — Принц из рода Дурина и эльфийка! Она даже не хорошенькая. Ужасно тощая. И нет волос на лице. Кили до сих пор так и не мог понять, что в этом было смешного.  — Именно из-за моей любви к эльфийке всё это и случилось. Поэтому так много гномов повернулись против нас. Фили принял её, как сестру. Он заключил союз с эльфами Лихолесья, который с годами превратился в дружбу. Если бы он этого не сделал, то не лежал бы сейчас в лазарете.  — Судя по тому, что я слышал, твой брат очень умён. И он не боится жертвовать старыми путями ради новых. Ты пошёл по этому пути дальше любого гнома, ты женился на эльфийке. Но твой брат не поэтому обратился к людям и эльфам. Он сделал это потому, что так было правильно. Даже я это вижу. Я смотрю на Эребор и вижу гномье королевство, процветающее, полное новых идей, жизни и смеха. Я вижу детей! Не помню, когда в Серых горах в последний раз рождались гномы. Мы просто существуем под властью орков, пока однажды нас не станет, — Так обернулся, разглядывая очертания гор, частично скрытых дождевыми облаками, — Теперь ты понимаешь, почему я должен вернуться?  — Я бы пошёл с тобой, но…  — Я слышал. У вас с эльфийкой будет ребёнок. Как вы там называете ребёнка такого смешанного происхождения? Гнэльф?  — Смешно. Никогда ничего такого не слышал, — шутка была с бородой, но Кили всё равно ухмыльнулся. Они создали гнэльфа. И как бы происходящее ни угнетало его, мысль об их ребёнке, который, как уверяла обладающая даром предвидения леди Ундомиэль, проживёт долгую, полноценную жизнь, всегда приносила ему облегчение. Но потом он подумал о Фили, и его улыбка увяла.  — Твой брат до сих пор без сознания? Кили кивнул.  — Что мне теперь делать?  — То же самое, что делал в тюрьме. Не теряй надежды и сможешь всё уладить и найти выход. Да уж, думал Кили, возвращаясь в Эребор под дождем, дрожа в насквозь промокшей одежде. Он до сих пор чувствовал себя несчастным, поэтому пошёл прямо в подземелье, к Двоссу. Гном с мохнатой бородой приветствовал его злобным рыком.  — Милорд принц. Чему обязан чести вашего визита?  — Почему Фили?  — Спроси об этом свою подружку, лучницу. Это она его застрелила. Погоди-ка, ты не можешь… — он оскалил зубы в ухмылке, — Она в коридорах Мандоса. Но я могу отправить тебя туда, милорд. Я знаю зелье, которое поможет тебе попасть прямиком в залы Ожидания. Я с радостью дам тебе его, стоит только попросить.  — Почему твои старейшины послали тебя убрать его? Что он сделал? Двосс уставился на него налитыми кровью глазами.  — Неужели ты правда настолько тупой? Сам Тёмный Властелин приказал лорду Улругу взять Эребор под контроль. Одинокая гора — оплот для свободных народов. Без неё серые лорды легко завоюют Рованион и, возможно, даже Шир и Синие горы. Он знал, что король Эребора никогда не станет ему служить. Поэтому короля нужно было заменить тем, кто будет выполнять его приказы. И твой брат тут ни при чём. До него никому нет дела. Принц схватил Двосса за горло, прижимая лицом к решётке.  — Мне есть дело. Его жене и детям. Двосс побагровел, он задыхался, и Кили ослабил хватку.  — Ты прожил в Эреборе много лет. Ты был частью Совета. И всё же ты предал нас, снюхался с орками. Что же ты за гном? Двосс фыркнул.  — Очень гордый. Я чту своих предков. Мы были перворождёнными. Илуватар забрал у нас первенство. Он держал нас в плену, чтобы его собственные дети пришли в мир первыми, и с тех пор проклятые эльфы только и делали, что предавали нас. Народ Дурина никогда не забудет этого и не простит. А ты и твой брат приняли их с распростёртыми объятиями. Ты считаешь, что работать на серых лордов отвратительно? Они, по крайней мере, не притворяются нашими друзьями и не бьют нас ножом в спину, как эльфы. Если выбирать между эльфами и серыми лордами? Что ж, я предпочту орков. Мне всё равно, что они сделают со Средиземьем. Пусть себе Саурон правит на поверхности, если только каждое царство под горами будет принадлежать нам. Кили с силой ударил его лицом о решётку. Двосс выругался, закрывая руками окровавленный нос.  — Никто из дома Дурина никогда не сражался на стороне зла. И я этим горжусь. Мне следует отправить тебя назад в Серые горы. Посмотрим, как орки обрадуются тебе после всего, что ты натворил здесь.  — Лорд Улруг пощадит меня. Без моих особых навыков ему не обойтись, — прогнусавил Двосс, закрывая сломанный нос. Кили злорадно ухмыльнулся.  — Улруг мёртв. И знаешь, что? Эльф убил его. Та самая эльфийка, которую я с радостью называю своей женой. Он оставил Двосса браниться, скулить и скрежетать зубами. Раньше он чувствовал себя несчастным, а теперь был ещё и зол. Кили с горечью подумал, что должен отослать Двосса обратно в Серые горы. Пусть Так заберёт его с собой, чтобы предатель встретился с теми, чьи жизни он загубил. Пусть они сами разбираются с ним. Да, так он и сделает. И чем скорее Двосс покинет Эребор, тем лучше. Мысль о том, что этот негодяй каким-то непонятным образом умудрился убрать Фили с трона, вызывала у него отвращение. Кили вошёл во дворец, даже не взглянув на охранников, которых снова поставили у дверей, и толкнул дверь в свои покои ногой.  — Вот ты где. Я уже начала беспокоиться. Ты… Ed' i'ear ar' elenea! * Ты промок до нитки! Он провёл рукой по мокрому носу.  — Дождь.  — С тебя капает! Кили глянул себе под ноги, где уже растекалась небольшая лужица.  — И что?  — Ты ходил без плаща и капюшона? Он пристально смотрел на неё.  — Иди к огню и переоденься в сухое. Кили отпихнул её руки, когда она попыталась помочь ему стянуть кожаную куртку.  — Я не ребёнок. Тауриэль отступила.  — Конечно, нет.  — И если я захочу ходить под дождём, пока не промокну до нитки, я так и сделаю.  — Конечно.  — И я прекрасно могу раздеться сам.  — Да.  — А если я решу остаться мокрым, я тоже это сделаю. Уголки её рта чуть заметно дёрнулись. Неужели она смеялась над ним?  — Что?  — Если ты захочешь вести себя, как Финн, Фрея или Флои, ты тоже это можешь.  — Да, я… Проклятье, — Кили не смог удержаться от улыбки, — Да, я тоже это могу. В любое время. Он встряхнул мокрыми волосами, чтобы с них во все стороны полетели капли. Тауриэль торопливо отшатнулась, но всё равно оказалась забрызгана водой. Эльфийка приподняла бровь, давая понять, что его выходка не показалась ей забавной. Кили откинул с лица влажные волосы.  — Прости меня за дурное настроение.  — Я могу помочь?  — Нет. Мне нужно поспать. Кили вошёл в спальню и закрыл за собой дверь, вдруг понимая, что никогда прежде не отгораживался от неё. Он сбросил мокрую одежду на пол, подкинул в огонь ещё одно полено и забрался в кровать. Он понимал, что должен использовать технику, которой его научил Двалин, чтобы больше не видеть перед собой восковое лицо брата, но у него не было на это сил. Для этого он был слишком зол. Уснуть ему, разумеется, не удалось. Его окружала тьма. Она подкрадывалась к нему, шепча, что это он навлёк на брата беду, мурлыкала на ухо, вонзалась в сердце, терзала его тело и туманила зрение. Кили натянул на голову одеяло, свернулся калачиком, но ничто не помогало. Кожа зудела, как будто его кололи тысяча игл, словно чьи-то зубы вонзались в его мягкую плоть, тонкая ткань шипела, как множество змей. Он закрыл лицо руками, но опоздал; голоса уже просочились в его разум. Столько голосов. Дис. Хринн, дети. Двалин. Ты пришёл, чтобы его спасти. Посмотри, что ты наделал. Кили заскулил. А потом прохладная нежная рука опустилась ему на плечо и стянула одеяло с его лица. Чьё-то тело опустилось рядом, пальцы ласкали дрожащую кожу, гладили волосы. Чей-то голос тихо запел; прекрасные эльфийские слова будто мерцали в темноте. Вскоре Кили осмелился расслабить дрожащие руки, с болезненной силой сжимавшие своё собственное тело. Дыхание его стало спокойным. Кончиками пальцев Тауриэль касалась его лба. Она пела, изгоняя сердитое шипение из его головы. Тепло её тела, прикосновение рук и щекотка её шелковистых волос окутали его, как ласковый кокон. * Ed' i'ear ar' elenea! — море и звёзды! (синд.)