Тёмная метка

Тёплый и сонный, Кили открыл глаза. Огонь в камине догорел до углей, и в комнате было почти темно. Тауриэль сидела рядом, его тяжёлая рука лежала поперёк её живота. Её лицо выглядело расслабленным, но глаза были открыты. Кили сел и зевнул, однако эльфийка даже не моргнула. Он поёжился и подумал, что никогда не сможет к этому привыкнуть. К этому странному, неестественному, медитативному сну наяву. Он был свято уверен — хороший, крепкий сон заключался в том, чтобы закрыть глаза и смачно захрапеть, да так, чтоб со стен посыпались драгоценные камни. И в этом они, как и во многом другом, так и не смогли сойтись во мнениях. Как, например, необходимость есть зелень или громкая отрыжка. Эльфы и гномы, они были такими разными, но всё равно были друг другу нужны. Они соединили оба своих мира. Они создали — Кили с улыбкой провёл пальцами по её животу под одеждой — гнэльфа. Её ресницы затрепетали, взгляд стал осмысленным, и умиротворение в нём сменилось беспокойством.  — Как ты? Он поднёс её руку к своим губам.  — Намного лучше. Спасибо за утешение. Но ты не должна бодрствовать… или как там… В общем, из-за меня.  — Я могу отдыхать и так. Я хотела быть уверена, что не усну, если буду тебе нужна.  — Если так, тебе больше никогда не придётся спать. Ты всегда будешь нужна мне. А когда родится ребёнок, твои шансы расслабиться и вовсе будут близки к нулю. Тебе надо поспать, любимая. По-настоящему, — он заправил прядь волос ей за ухо и чмокнул в висок, — Я иду в лазарет.  — Посреди ночи? Кили вздохнул.  — Ночь или день, ему без разницы, — он взъерошил волосы, — Я знаю, моё присутствие, скорее всего, ничего не изменит. Сомневаюсь даже, что он знает, кто приходит к нему. Но мне нужно видеть его. Быть оторванным от него вот так — это просто разрывает меня на части.  — Я думаю, он знает. Мне кажется, быть запертым в мире теней, это как будто быть скрытым завесой. Ты можешь слышать и видеть то, что на другой стороне, но не можешь ни до чего дотянуться. Не отчаивайся. Фили выйдет из мира снов, какими бы они ни были, и найдёт дорогу обратно. К нам. Кили глядел на неё, на её искреннее лицо, на глаза, что сверкали в уютной полутьме спальни, и в груди у него поднималось нежное, тёплое чувство; в нём было столько любви и доверия, что он просто должен был обхватить ладонями её лицо и целовать, надеясь, что она понимает, потому что просто не мог подобрать подходящих слов. В лазарете было тихо и темно, если не считать мерцающего света нескольких ламп. Кили отпустил целителя, который дежурил этой ночью, и присел на кровать. В полутьме Фили казался ещё более мёртвым, и ему пришлось буквально заставить себя положить ладонь брату на лоб. Тело было таким чужим и холодным, что ему тут же захотелось отдёрнуть руку. Сердце бешено колотилось в груди. Но Кили вынудил себя прочесать пальцами густые пряди волос Фили.  — Помнишь, как мама решила, что мы слишком большие, чтобы делить одну комнату, и заставила меня спать в маленькой комнатушке над кухней? Каждый вечер я ждал, пока все заснут, а потом на цыпочках крался к тебе в комнату. Мне было очень страшно без тебя, — его пальцы принялись будто сами по себе заплетать волосы брата, — И теперь всё так же. Без тебя мне до сих пор страшно. Я знаю, мы уже взрослые, и у каждого из нас есть семья. Я знаю, что у меня под кроватью нет орков. Я знаю, что ночь закончится, и придёт новый день. Но я всё равно не могу быть без тебя. Я знаю, что жалок, но ты нужен мне, Фи. Ты нужен своим детям, — он вздохнул, — Ты всем нужен. Хринн, маме. Каждому гному в этой проклятой горе. Кили вглядывался в такое знакомое, любимое лицо, которое теперь было равнодушным и вялым. Грудь Фили едва заметно вздымалась и опадала: он слабо дышал. Он жадно искал любые признаки того, что Фили всё ещё был где-то там, внутри. Если бы только можно было приподнять ту завесу, о которой говорила Тауриэль, добраться до брата, застрявшего в мире теней. Кили сидел неподвижно, вглядываясь в неподвижное тело, так долго, что у него свело мышцы. Он стащил сапоги и вытянулся на кровати.  — Тауриэль думает, что ты просто не можешь до нас дотянуться. Я так хочу, чтобы это была правда. Потому что это значило бы, что ты хочешь вернуться. Но боюсь, что ты не хочешь. Что ты отвернулся от нас. От меня. Что ты зол на меня. И разочарован. Я должен был знать о Катле. Я даже должен был знать, кто такой Двосс. Я совершил так много ошибок. Ты можешь меня простить? Тишина угнетала. Кили не знал, зачем делает это, ведь он всё равно не получит ответа. Он вдруг почувствовал себя таким уставшим. Таким невероятно уставшим. Опустошённым. И одиноким. Фили был так нужен ему. Он свернулся калачиком, ткнулся лицом в плечо брата, не обращая внимания на холод под мягкой рубашкой. Пахло целебными травами, ацеласом и ромашкой, крепким спиртом, которым обрабатывали раны. Но под всем этим был Фили; знакомо пахнувший трубочным зельем и дымом, кожей, мускусом, грушами и солнечным светом. Кили ещё сильнее вжался носом брату в плечо. Ну почему от Фили всегда пахло летом? Даже сейчас казалось, что он только что был снаружи, лазил по грушёвым деревьям в фермерских садах Синих гор, срывая столько фруктов, сколько мог утащить. Если бы только можно было закрыть глаза, просто вдыхать этот запах, сжимая в пальцах рукав Фили, как в детстве, то можно было бы даже притвориться, что всё хорошо. Кили лежал, чувствуя, как ноет сердце и щиплет глаза под плотно закрытыми веками. Он дышал глубоко, наслаждаясь воспоминаниями, которые оживлял этот знакомый запах. Окружавшая их темнота больше не пугала, и Кили позволил себе уснуть. А потом тьма медленно рассеялась, и её заменили цвета. Зелёный. Синий. Серый. Коричневый. Запахи травы и земли щекотали ему нос. Он заморгал, сбитый с толку. Он больше не был в лазарете. Ну конечно. Он спал. Это был просто сон. Но откуда ему было это знать? Потому что он был абсолютно уверен — всё, что его окружало, было ненастоящим. Что бы это ни было. Кили огляделся по сторонам. Он стоял на широкой, хорошо утоптанной дороге. По бокам тянулись фермерские дома, луга и деревья, обрамлённые высокой цепью гор. Всё было таким милым, уютным. Знакомым. Кили снова моргнул. Это было похоже на Синие горы. Да, всё, что его окружало, было в Синих горах. Это была дорога на Дунланд. Конечно, он видел во сне Синие горы. Ему часто снились такие сны, пусть не настолько живые и яркие, как в этот раз. Кили шёл по песчаной дороге, которая вилась меж огромных камней, полей и кустов, чувствуя под ногами мелкие камушки. Всё было в точности так, как он помнил. Он часто бывал здесь, ещё в те дни, когда они с Фили нанимались в охрану купеческих караванов. Если он правильно помнил, за ближайшим крутым поворотом было место сбора для тех, кто искал такую работу. Так и случилось. Впереди стояло несколько телег, которые ждали погрузки, паслись пони, а на земле ещё тлели остатки ночного костра. На одной из повозок сидел гном и курил трубку, и, увидев его, Кили почувствовал, как безумно скакнуло сердце. Как такое могло случиться? Кили тут же напомнил себе, что спит. Это был просто сон. И всё же…  — Фили? Это ты? Подойдя к брату, он не смог избавиться от дрожи в голосе. Фили выронил трубку изо рта и машинально подхватил её одной рукой.  — Кили? Что ты тут делаешь?  — Тебя ищу. Мы волновались. Фили нахмурился.  — Правда? А почему?  — Тебя давно не было дома. Мама скучает.  — Она будет счастлива, когда я куплю ей всё необходимое на зиму. Меня опять наняли. И платят хорошо. Ещё одна ходка на юг. Купцы хотят, чтобы я сопровождал их, они везут серебро и разное другое барахло. В последнее время на Зеленопутье видели много орков. Я вернусь через несколько лун.  — Мы всегда делали это вместе.  — В этот раз ты не пойдёшь, — лицо Фили стало серьёзным, — Тебя даже не должно здесь быть.  — Тебя тоже. Нам обоим пора домой. Вместе. Фили насупился.  — Домой? Это же Синие горы. Я уже дома. А может, и нет. Я не уверен. Кили шагнул вперёд.  — Твой дом в Эреборе. Там твоё место.  — Я не знаю, где должен быть. Так странно, я разрываюсь между желанием вернуться домой и идти по Зеленопутью в неизвестность. Иногда мне кажется, что я хочу уйти, оставить всё позади. Я не знаю, что делать. Никогда раньше со мной не случалось такого.  — А что говорит тебе сердце? Фили зажал трубку в зубах и потёр грудь.  — Сердце? Не знаю. Болит. Кили сделал ещё один осторожный шаг и положил ладонь на колено брата. Под потёртыми кожаными штанами ощущалось тепло. Он ожидал холода, пустоты. Встречи с призраком. Просто памяти. Но этот Фили, что теперь сидел на телеге, накрыв его ладонь своей грубой рукой, был настоящим. А в лазарете лежало лишь холодное вялое тело, пустая оболочка. Кили глянул на брата. Фили слегка хмурился и попыхивал трубкой.  — Всё так странно. Я не помню, как я сюда попал. А ты как тут оказался?  — Я шёл за тобой. Фили улыбнулся, сверкая тёплыми, озорными глазами.  — Как всегда. Я должен был догадаться. Он похлопал по высохшему дереву рядом с собой, и Кили послушно забрался на воз. Фили молча курил, оглядывая стоянку для сбора, горы и небо, которое уже начало затягиваться облаками.  — Купцы не прогадали, нанимая меня в эскорт, — сказал он наконец, — На этой дороге я знаю каждую колдобину, каждый камень, каждое дерево. Я знаю, откуда могут напасть орки. И уверен, что разделаюсь с ними одной левой. Куда им со мной тягаться. Это будут лёгкие деньги, — он пригладил бородку, — Всё так просто. Слишком просто, чтобы быть правдой. Кили молчал, только внимательно разглядывал брата. Фили опустил трубку, его рука застыла в воздухе, а глаза продолжали осматривать всё, что его окружало.  — Синие горы. Это хорошее место. И так здорово путешествовать по Зеленопутью. Но я чувствую, что это неправильно. Всё как будто ненастоящее. Просто воспоминания, — он опять сунул трубку в рот, не заметив, что та погасла, — Я не должен быть здесь.  — Нет, не должен. Порыв ветра взъерошил им волосы. Фили вздохнул.  — Иногда мне тоскливо. Как будто что-то тянет меня, зовёт прочь отсюда, — он с улыбкой опустил глаза, и щёки его залились румянцем, — Иногда я мечтаю о девушке, самой красивой, которую только можно себе представить. Она умоляет меня вернуться, говорит, что любит, что я нужен ей. Она называет меня Amralîmé, — он посмотрел на Кили со смесью смущения и грусти, — Глупо, да?  — Нет. Фили качнул головой.  — Скорее всего, я никогда не женюсь. Женщин очень мало, да и что я могу им предложить? Я неплохо зарабатываю на жизнь. Впрочем, как и другие. Многие даже лучше. Не уверен, что способность завалить кабана голыми руками поможет покорить сердце девушки. Я неплохо управляюсь в кузнице. Вот и всё. Чтобы привлечь женщину, не так уж много. Кили ткнул брата под рёбра, удивляясь, насколько всё это было естественно.  — Идиот. Ты даже не представляешь, сколько девушек в Синих горах от тебя без ума! Фили усмехнулся.  — Ага. Потому что я наследник Торина, и они думают, что однажды я стану королём. И о чём это говорит? О том, что эти девицы глупые и жадные, как тролли. Нет уж, спасибо. Мне нужна девушка, которая полюбит меня. Особенная, как та, что я вижу во сне.  — А если я скажу тебе, что она настоящая? Что она выплакала по тебе все глаза?  — Иди ты.  — Я могу тебе показать. Фили сглотнул.  — И как же?  — Идём со мной.  — Нет. Пока нет. Может, скоро. Не уверен, что могу уйти прямо сейчас, — он указал на темнеющее небо, — Смотри, надвигается буря. В такую погоду опасно отправляться в путь.  — С каких пор тебя это волнует?  — Мой долг — присматривать за своим народом. Я должен обеспечить их безопасность, заботиться об их благополучии. Знаешь, быть королём — это всё равно, что быть отцом. Дел по горло, — он улыбнулся, — Наверное, мне стоит быть благодарным, что подданные не разыгрывают меня, как Финн и Фрея. Они ещё большие негодяи, чем были мы с тобой в их возрасте, — он озадаченно нахмурился, — О чём это я говорю?  — Ты помнишь, кто ты такой.  — Отец? Может, я даже поверю в это. Такое чувство… — Фили снова потёр грудь, — Больно. Но я чувствую, что это правильно. Но король? Король — это Торин. Он спрыгнул с повозки, беспокойно взъерошил волосы.  — Скажи, что это так. Прошу тебя. Скажи, что он дошёл до Эребора и теперь сидит на троне с чёрной короной на голове и держит в руке Аркенстон. Скажи, что всё хорошо. Он глядел на Кили, и собиравшаяся вокруг них буря была пустяком по сравнению с той, что бушевала в его глазах.  — Кили? — в его голосе звучала мольба. Первые капли дождя, крупные и тяжёлые, упали на землю.  — Он мёртв, — безжизненным голосом сказал Фили, — Торин умер.  — Да, — сдавленным голосом ответил ему брат.  — Он пал в бою, — продолжил Фили пустым голосом, — Мы все сражались в той битве. Против орков и гоблинов. И Торин погиб. Теперь дождь заливал ему лицо. Это было похоже на слёзы.  — Зачем ты заставил меня вспомнить это? Я не хочу. Это больно. Жжёт. Как мне теперь с этим жить? Мы поклялись защищать его щитом и телом, но нарушили клятву. Я нарушил. И ты… — Фили глянул на брата снизу вверх, — Почему ты этого не сделал? Я же тебя просил. Ты мог бы его спасти.  — Нет, не мог, — Кили внезапно охрип.  — Потому что ты защищал меня. Ты должен был оставить меня. В том, что меня ранили, виноват был я сам. Я сплоховал, я плохо сражался. Я должен был умереть. Я не заслуживал спасения. Но не Торин. Ты должен был бросить меня.  — Ты мой брат. Моё место рядом с тобой. Фили скривил губы в грустной ухмылке.  — Я говорил это однажды.  — И я никогда этого не забуду. Ты остался со мной, когда больше всего был мне нужен.  — Это не имело значения. У них над головами рокотал гром, ветер рвал волосы.  — Нет, имело. И очень большое.  — Как? — Фили смотрел на него, и влага у него на щеках уже не была дождём, — Не я спас тебя, а эльфийка.  — Я думал, что умру. И это было совсем не так, как я себе представлял. Не было ни славы, ни героизма, ни храбрости. Фили, я был так испуган. Но ты был рядом, ты обнимал меня, и всё вдруг перестало казаться таким страшным. Потому что я знал: ты останешься со мной до конца. Фили открыл рот и снова закрыл его. Он покачал головой, его обычно блестящие золотистые локоны упали на лицо, влажно залепляя глаза.  — Ты видишь во мне больше, чем есть на самом деле.  — Может быть. Но даже если и так, то это только потому, что ты никогда не подводил меня. Ты мой герой, мой король. Так было и так будет всегда.  — Я не король. Это должен был быть Торин. Он должен был стать Подгорным королём, — голос Фили был еле слышен из-за дождя.  — Нет, не должен, — Кили глубоко вдохнул и сжал кулаки. Он чувствовал себя предателем, но вынужден был сказать правду, — Он был нашим дядей и хорошим вождём. Мы верили, что он всегда поступал правильно. Так и было. Пока он не пал жертвой сокровищ Эребора и Аркенстона. На поле боя, когда сплотил гномов, людей и эльфов; на Вороньей высоте, когда остановил Азога, не дав ему уйти; когда отдал свою жизнь, чтобы выиграть для нас время, именно тогда он вёл себя, как король. И в смерти он был лучшим королём, чем в жизни. Фили хранил молчание. Теперь дождь лил, как из ведра, лошади шарахались от громовых раскатов, скрипели деревянные повозки. Кили слез с трясущейся телеги и подошёл к брату.  — Ты не такой. Ты всегда заботился о своей семье. О друзьях и своём народе. Ты всегда оставался им верным. Ты никогда не предал бы никого из нас. Ты сильнейший, храбрейший из всех гномов, которых я знаю. Фили замотал головой.  — Я не такой уж храбрец. Мне не хватает твоего мужества, чтобы следовать зову сердца. Только ты решился в открытую противостоять Торину. Мы все знали, что он не прав, отказывая озёрным жителям в помощи. Но только ты высказал это вслух. Кили пожал плечами, он уже давным-давно и думать забыл об этом.  — Мне просто казалось, что это неправильно.  — Я знаю. Но я не стал спорить с Торином. Я не защитил Бильбо.  — Нет, защитил.  — Не так, как был должен.  — Ты отказался его убить. Вы с Бофуром помогли ему сбежать. Это намного больше, чем сделали все мы, остальные. Тогда мы просто застыли от ужаса. Что толку, что я орал на Торина? Это всё равно не помогло. Ты пытался урезонить его с глазу на глаз, это было намного разумнее.  — Однако это не привело его в чувство.  — Откуда ты знаешь? Что-то же случилось. Так откуда ты знаешь, что это был не ты? Ты знаешь, что и как нужно сказать, умеешь вернуть надежду. Столько гномов смотрят на тебя, восхищаются тобой, любят тебя. Они прислушиваются к твоим суждениям, поддерживают твои решения.  — Это такая большая ответственность, — зашептал Фили, — От меня зависит так много жизней. Я не знаю, справлюсь ли я.  — Думай об этом, как о путешествии по Зеленопутью, в котором ты сопровождаешь купцов. Ты просто прокладываешь путь. Тебе нужно только следить за дорогой и предугадывать возможные опасности. Это одно и то же, правда. Фили неожиданно улыбнулся.  — Не совсем. Но я всегда отлично справлялся с этой работёнкой.  — Ты лучше всех.  — А они простят меня?  — Кто? И за что?  — Те, кого я разочаровал. Я знаю, что был слаб. У меня отняли Эребор, а я даже… я не…  — Его у тебя украли. И все боролись за то, чтобы всё стало, как прежде. Ты, я, гномы Эребора, даже сама гора. Ты не был слаб, и тебя не за что прощать. А с другой стороны, ты воззвал к горе из последних сил, и она послушала тебя. Она сокрушила наших врагов. У Фили перехватило дыхание.  — Это сработало?  — Конечно, да. Эребор уже давно признал тебя своим королём. И все остальные тоже.  — Но я сбежал в Синие горы, как последний трус. И если бы не ты, так бы и остался здесь, забыл обо всём. Я оставил бы Хринн. И своих детей. Что я за муж и отец?  — Самый лучший, Фи.  — Ну уж не знаю. По-моему, это не так, — широкие плечи Фили поникли, — Я позорю род Дурина. Это был просто рефлекс. Прежде, чем Кили успел даже подумать о том, что делает, он с размаху врезал кулаком брату прямо в лицо. И судя по тому, как у него заболела рука, удар получился что надо.  — Твою ж мать! — Фили схватился за нос, — Больно!  — Так тебе и надо! Не смей говорить так о моём брате.  — Как всегда, сразу лезешь в драку. Я должен был догадаться, — Фили ощупал нос, вытирая кровь рукавом, — Неплохой удар для такого тощего хиляка, как ты.  — Я намного выше тебя.  — И намного уродливее.  — Хочешь добавки?  — Нет, мне хватило, — Фили улыбнулся, не обращая внимания на кровь, стекавшую по замысловато заплетённым усам, — Спасибо, что вправил мне мозги. Мне это было нужно.  — Всегда пожалуйста, — Кили приложил ладонь к груди брата, — А что теперь говорит тебе сердце?  — Мне больно возвращаться. По-настоящему. По склонам гор эхом прокатились громовые раскаты, и пони умчались прочь. Фили глянул на небо.  — Идём-ка отсюда, пока нас не накрыло грозой.  — Согласен! — Кили силился перекричать бурю. Теперь ветер был так силён, что казалось, будто перед ними возникла стена. Они продвигались с трудом. Прямо перед ними в дерево ударила молния. Другая на миг озарила почти чёрное небо. А потом горы начали рушится, и вниз понеслась чудовищная лавина, сметая всё на своём пути.  — Бегите, дураки! Голос Гэндальфа раздался из ниоткуда, заполнил небо у них над головами. Он гремел громче громовых раскатов, эхом отдаваясь от гор. Они пытались, но земля под ногами вдруг превратилась в зыбучий песок. Кили споткнулся и упал бы, если бы брат не подхватил его, дёргая вверх. Позади них раздавался невыносимый грохот. Кили обернулся и сразу же пожалел об этом; казалось, рухнул весь склон горы. Это было похоже на каменный поток, готовый в любую минуту обрушиться на них и раздавить. От этой лавины нельзя было спастись. Через несколько ударов сердца тонны камня похоронят их под собой на веки вечные. Фили потащил его за руку.  — Нет, — выдохнул он, — Даже не думай об этом! Не дай этому до тебя добраться! Ещё одна молния осветила лежавшую перед ними дорогу, широкая, ослепительно-яркая, и пока Кили жмурился, Фили не терял времени зря. Он с силой сжал руку брата и прыгнул вперёд, уволакивая его за собой. В следующий миг на них обрушилась лавина. Кили казалось, он видит руки, которые тянулись к ним, чтобы схватить, затащить обратно в бурю, в водоворот из камней, но тут их поглотил белый свет, и всё стихло. Кили задохнулся. Сердце колотилось так сильно, будто вот-вот собиралось выскочить из груди. Принц широко распахнул глаза. Он опять был в лазарете. А рядом с ним, хватая ртом воздух, стоял Фили и крепко держал его за руку. Они смотрели друг на друга со смешанным чувством понимания и облегчения. А потом крепко обнялись.  — Борода Дурина, — проговорил Фили, — Я видел такой странный сон. Кили не ответил. Он был слишком занят тем, что обнимал брата, удивляясь, насколько живым и тёплым был сейчас Фили. Внезапно он отчётливо ощутил, что за ними наблюдают. И понял, что знает, кто. Он разжал руки и огляделся. Да, это был Гэндальф. Маг улыбался, опираясь на свой деревянный посох, и его голубые глаза искрились нежностью. Кили удивлённо уставился на волшебника.  — Бегите, дураки? Это твой способ помочь тем, кто нуждается в помощи?