***
Мастер Гильдии бойцов за дюжину лет, всецело отданных службе, излазил вдоль и поперёк множество пещер и руин диких эльфов. Мастер опытен не в делах, касающихся найма рекрутов, но в боях с преступниками и чудесами природы, что могут одним движением отправить неосторожного путника туда, откуда он вышел в Нирн. Мастер знает, где пригнуться, как затаиться, чтобы чужака не заметили по шуму дыхания; знает, как подкрасться, чтобы удар топора оказался самым что ни на есть ошеломительным, как пробежать в считанные секунды между колебаниями айлейдских металлических вёсел с острыми краями, чтобы ни одно из них не прилетело в плечо и не заставило истечь кровью. Мастер, пожалуй, слишком молод для своего звания, но по праву достоин его и доказал это, ибо на своём пути от совсем-таки зелёного юнца-новичка до главы сиродильских бойцов повидал немало ужасов, потерял красоту внешнюю, но с бессчётным количеством рубцов обрёл её внутреннюю. Но увидеть мастера, а не быть о нём наслышанным, нужно ухитриться. Ну или можно просто торчать днями и ночами в здании Гильдии в каком-нибудь городе. Мастер всегда наведывается без предупреждения по одной простой причине, о которой могли догадаться охотник из Анвила, дочь орка-аристократа, учёная альтмерка и тот, кто сидит в Корроле за его столом. Ведь все они видели, как он держит оружие, какой рукой крепко сжимает деревянную рукоятку, которую через несколько вылазок придётся снова менять. Со своим заместителем и наставником в одном лице мастер прошёл затхлые коридоры Арпении, падающие и качающиеся топоры и неожиданно осыпающиеся под ногами каменные мосты Ататара, уничтожил Чёрное Сердце, выжил, отделавшись обширным, но неглубоким ожогом лица и сломанным носом. С наставником же оказался в опале у тогдашней начальницы и за её спиной провернул небывало трудное и рискованное дело, что до сих пор обсуждают жители Сиродила, каждый раз задавая друг другу одни и те же вопросы, ответов на которые они не знают. Как так получилось, что какой-то великан в одиночку пробрался в здание, которое занимал «Чёрный лес», и едва не отравил дымом пол-Лейавина? И что с ним стало?***
Великан, который на самом-то деле великанша, отнюдь не собирался травить горожан. Ядовитый дым шёл от горевшего дерева хист, коих в Сиродиле нигде более не росло. Дым тянулся, будто тонкое шёлковое полотно, через узкие щели между полами и тяжёлыми дверями, просачивался в воздуховоды, наполнял помещения первого этажа, врывался в комнаты на втором и третьем, заставляя вянуть цветы на окнах и въедаясь в переплёты книг, неприятно щекотал великанше нос и неплохо забивал лёгкие, вынуждая прикрывать половину лица рукой. Ей оставалось только одно – бежать из здания как можно скорее, чтобы в приступе кашля не впустить ещё больше летучей гадости и не задохнуться. Сил почти не было: все истратила на то, чтобы уложить «Чёрный лес» спать навечно, найти ключ от подвала и сломать систему котлов, шестерней, труб и трубочек, питавших дерево и высасывавших из него тайну ненавистной компании. …А потом её посадили. В империи Тамриэль государственные законы по надёжности исполнения уступают только закону подлости. Он и сработал, когда Халла открыла входную дверь и выбралась наконец на улицу, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Слишком поздно выяснилось, что наёмничья банда с сомнительной репутацией была перебита не вся. Слишком вовремя подбежал и начал кричать на весь проулок появившийся будто из ниоткуда неблагодарный Маглир. — Опять ты! Ну почему ты всё портишь, почему?! И вправду, почему же? Над этим вопросом она задумается, но намного позже. Никак не во время отчаянных попыток выгнать из лёгких дым, которым их окурил злополучный хист. — У меня была работа, был дом, а теперь ничего нет! Ты заплатишь за это! — лесной эльф достал оружие и замахнулся. Ну да, намного проще перевалить вину за все свои неудачи на великаншу, хорошо приуродованную рубцами, чем признать самого себя мерзавцем, готовым ради немаленького жалованья променять проверенного временем работодателя на притворяющийся достойным его конкурентом аргонианско-каджитский живичный притон. Да, «Чёрный лес», может быть, платил больше, да, они брались за любую работу, но работа эта порой была такая, какую не пошёл бы выполнять ни один боец в трезвом уме и здравой памяти. Закон подлости сработал ещё раз, когда стражник, патрулировавший одну из улиц Лейавина, прибежал на звуки потасовки, увидел труп и человека, уходящего с окровавленным топором в левой руке: на то, чтобы двигаться быстрее, опять не хватало сил. Попытка воспротивиться аресту также оказалась слишком слабой, так что темница южного города довольно скоро распахнула перед Халлой свои двери. Зато молчала заключённая с завидным упрямством. Не произнесла ни фразы в своё оправдание даже после жёсткого допроса, окончившегося разбитым лицом и синяками. Всё равно никто бы не поверил, что она одна стёрла с лица Нирна верхушку банды, принесшей Сиродилу много зла, и что убитый ею на улице эльф тоже был не без греха. А затем в один прекрасный день тюремщик обнаружил камеру Халлы пустой. Великанша сбежала, взломав замок единственной оставшейся при ней отмычкой. Пряталась где только можно было, а затем, покинув город, долго шла на север через леса. Но на исходе месяца Последнего зерна до Коррола она не добралась. Схватили в Хартленде и отвезли в столицу. Закон един для всех, будь ты воитель Гильдии бойцов, торговец мелочёвкой или архимаг. Тому, кто тебя ловит, на твой статус зачастую откровенно наплевать. Особенно если ты покидаешь тюрьму самовольно.***
[Теперь у тебя остались только имя, былая сила, семья, Гильдия и изрубцованное тело. Всё иное придётся собирать с самого начала. Если, конечно, доживёшь до освобождения. А ты до него доживёшь.] И она дожила. И теперь сидит перед своим наставником, который занимается той же работой, что и прежде. Но ей контракта он уже не выдаст. [Модрин Орейн не особо доволен тем, что ты передала всю Гильдию в его руки, но, слушая тебя, понимает: кое на чьи плечи легли дела на порядок важнее и на три порядка рискованнее. Кто-то, пытаясь добраться до высшего ранга, служит вдвое-втрое, а то и впятеро дольше, чем ты. Твой же путь на самый верх занял всего двенадцать лет. Двенадцать лет, зато каких! Прошитых лязгом металла, стонами боли. Заваленных телами и своих, и чужих. Насквозь пропитанных кровью вперемешку с потом. Прожитых в постоянных поездках по Сиродилу с ночёвками под открытым небом. ...И вот только попробуй подумать, что кресла мастера всё это не стоило.]