Сталь-скала

       — Винс…        — Да, сестра моя?        — Всё пройдёт лучше некуда. Комар носа не подточит…       Знал ли Винсент Вальтиери, кому отдал контракт? Вряд ли. Ему было ведомо, что из Имперской тюрьмы на исходе лета сбежал заключённый… но не ведомо, что этот заключённый стоял перед ним, сложив руки под грудью, и старался не захохотать, ибо сама госпожа Удача в лице смотрителя из Братства подсунула неплохой шанс заставить зубоскала из камеры напротив ответить за свой слишком длинный язык.        —…и кстати, кому он мог насолить? Неужто надзирателю?       Охранников Халла подозревала в первую очередь. Больше провести Чёрный ритуал на Валена Дрета было некому. Видимо, кого-то из легионеров он забодал настолько, что бедняга даже начхал на Адамуса Филиду с его запретами. А чтобы пойти против командующего Легионом, нужно быть самоубийцей.       Старую дорогу к камере преграждают запечатанные двери, но справа, наоборот, открыто, не как в тот день, когда удалось сбежать.       В канализации, как обычно, невероятная вонь. Приходится зажимать нос рукой в перчатке, и обязательно правой, чтобы случайно не схватиться за рычаг или прутья решётчатых дверей и не подсадить себе какую-нибудь гадость. Но разве это такой уж существенный недостаток — чувствовать зловоние в предвкушении возможности отыграться и обратить словесные колкости против того, кто их произносил, вернуть их смертельной колотой раной где-нибудь на шее или между рёбер? Можно, конечно, убить Дрета по-другому, выпив все жизненные силы, но заклинание отнимает энергию у колдуна. К тому же целоваться с этим негодяем? Нет, она хоть и отмороженная, но не до такой же степени!       «Эх, жаль, топор не взяла, он удобнее клинка. Но, зараза, тяжёлый, с ним не прокрадёшься…»       А вот и лестница наверх. И, чего вполне следовало ожидать, охрана.        (Что ж, отсиживайся в тени, вспоминай, как сделать себя полностью прозрачной, незаметной, иначе увидят — и конец сказочке.)

***

      Вот и до ужаса знакомые серые стены, слабо освещённый лунами стол. За спиной — тайный ход. Хотя нет, уже не тайный, ещё с Последнего зерна.       Где-то справа звучат голоса. Халла осторожно делает шаг вперёд, затем — к висящим у стены цепям, чтобы лучше слышать, но пока не привлекать внимание.       «Хе-хе, а Дрет не изменился. Всё такой же наглый и хвастливый. Вот только размечтался, прямая дорога ему не на пляжи Саммерсета и не в Морровинд, а к ебени ма-… кхм, в Пустоту».       Вскоре раздаются шаги, и каждый следующий тише предыдущего. Самое время выползти в коридор, ведь легионер уходит, и если передвигаться на полупальцах, то он и не услышит ничего.

***

      Смерть уже дышит Валену в затылок, а из камеры напротив выплывает чья-то тень. Нет. Фигура в тёмных одеждах.       Фигура, как потом оказывается, ещё и большого роста, делает три приставных шага влево, звенит ключами. Затем вправо, снимает капюшон и наклоняет голову. Что, мол, скажешь?       Луч света, пробившийся через окошко в коридоре, выхватывает из тьмы часть лица — неровную кожу на лбу и скуле, спалённую бровь, чудом не тронутые огнём ресницы, глаз со сверкнувшей будто ледяной радужкой. Слишком знакомые черты.        — Подожди…       Фигура отворачивается от луча.        — Ты же та самая! Которая сбежала, когда убили императора! Везучая шлюшка!       Фигура слушает, снова звякнув ключами и осторожно оглядевшись, не пришёл ли кто ещё. Может, она и везучая, но «шлюшка» — явно перебор. За заключённого говорит нескрываемая зависть оттого, что ей удалось выбраться, а он остался.        — Но… ты вернулась?       «Пришлось. Будь ты на свободе, я бы безо всякого Тёмного Братства задушила тебя лично этими руками…»        — Вытащи старика Валена отсюда! Получила свободу сама — помоги и мне. Ну же, детка!       «Ты серьёзно? Двухметровый наёмник, а ныне Истребитель — и детка?»       Халла, дочь Хадда, пришедшая от Братства по душу наглеца, улыбается краями губ, давно «украшенных», как и всё остальное лицо, вечной маской — рубцом от ожога, пропускает ухмылку, затем поднимает одновременно обе руки. Но в них нет ни ключа, ни отмычки. Кисти сжаты в кулаки.        — Э, ты что, онемела, что ли? Я же видел, как тебе удалось свалить! Только псих припрётся сюда снова!       Девушка снова не упускает повода для насмешки и разгибает средние пальцы. На упрашивания эльфа она плевать с Башни Белого Золота хотела. Не для этого такой путь из Чейдинхола проделала.       Затем она достаёт что-то из кармана, садится на корточки. Всё это — в тишине.       В кармане лежала отмычка, которая теперь входит в замок. В самом деле, зачем гадать, какой ключ какую дверь открывает, когда можно просто сдвинуть несколько штифтов?       …Сквозь негромкий хохот, разобравший Халлу ещё на третьем цилиндре, отчего отмычка сломалась и пришлось брать новую, она наконец, одновременно с последним щелчком и скрипом железной двери, произносит почти с такой же издевательской интонацией, с которой Дрет как-то отпустил пару фраз в её адрес:        — Свобода, данмер. Но не та.        Ещё пара шорохов — и с шеей Валена соприкасается весьма острое лезвие.  От последней фразы, которую в своей жизни слышит эльф, по его телу пробегают мурашки. Но убийца этого не видит: в камере в шаге от порога уже кромешная тьма.        — Живым ты отсюда не уйдёшь.       А оба средних пальца она потом покажет снова, но уже остывающему трупу. Над малознакомыми насмехаться — дело гиблое.