Сталь-скала

      Белила — на лицо и шею, чтоб не было явных различий в цвете. Хотя их и так нет: северяне светлокожи, пускай и краснощёки.       Белила — на шею одним слоем, на лицо пятью: то, что под ними, местным лучше не показывать, если ты не в доспехе.       Белила — на кисти рук, с которых пришлось снять кольца, чтобы потом надеть их обратно: вместе с вечной маской нужно скрыть не менее вечную перчатку.       Угольную пыль — на брови и веки, чтобы высвободить из-под этой штукатурки хоть какую-то жизнь.       И не дай Кин именно в это осеннее утро всему Хартленду затянуться тучами и забарабанить по крышам и улицам столицы проливному дождю!       Ленту — в волосы, как обычно, но вместо простой косы до пояса — пучок на затылке. Вместо заколки — две отмычки. Не совсем удобно с непривычки, но иногда хорошо отлаженную последовательность действий можно — и даже нужно — изменить.       И не приведи Кин именно в этот день в Имперском городе подняться ветру, настолько сильному, чтоб отмычки — даром что изогнутые — вылетели из пучка как миленькие!       Кольчуга давит на спинку кресла ещё с вечера: сегодня гулять по столичным улочкам предстоит в другом одеянии.       Ночную сорочку — на пол: за окном уже два часа как рассвело.       Цепочку с круглым амулетом — на грудь, под рубашку. Сарафан — на тело поверх них. Пояс — на талию. Видела бы это матушка — обрадовалась бы: таких нарядов неугомонная дочь не носила уже десяток лет, а то и больше. Сначала они попросту не вязались со службой: в юбке на лошади не поскачешь да под землёй не побегаешь. Затем препятствием стали изгибы тела: платья обычного, не свободного, кроя на не совсем складной, широкоплечей северянке просто не смотрятся. «Идут как корове седло» хоть и правда, но звучит обидно.       Туфли — на ноги, и непременно застегнуть. Подняться на полупальцах, затем стукнуть низкими каблуками о пол. Пошевелить одним носком, другим, покрутить стопами и успокоиться до поры до времени. Непривычна обувь, заканчивающаяся под лодыжкой, а не на середине голени: то, что раньше было скрыто сапогами, теперь кажется незащищённым.       И не дай Зенитар этим туфлям натереть ноги до мозолей! Нужного размера в столице практически не найти. Даже у местных альтмерок — даром что все поголовно семифутовые — ступни короче, а орков в Имперском городе раз-два — и обчёлся.       Два десятка золотых — в руки, дверь — на себя: сделать шаг в коридор, закрыть, снять эту же комнату и на следующую ночь. А дальше — на улицу.       Что перед тем, как выйти и захлопнуть дверь? Взгляд — на маленькое зеркало на письменном столе: больших в этой комнате нет. Взгляд тяжёлый, уставший даже несмотря на весьма долгий сон, предшествовавший приготовлениям: задала вчера глазам работы, пока по столице рассекала!       Но для чего это всё? Для чего вся эта беготня, трата такого времени на прихорашивания?       Всё это — чтобы в полдень в Торговом районе предстать перед владельцем книжной лавки просто любопытным покупателем, ищущим «Комментарии к Мистериуму Заркса», но зовущим их Мистериумом. Переступить порог просто любопытным покупателем, не тем, кому капли пота и пыль — вместо теней, а своя и чужая кровь — вместо румян. Не тем, кому полотно из мелких металлических колец ближе, чем крашеные ткани, мягкие на ощупь. Не тем, кто за полжизни истёр три пары сапог и неминуемо износит и четвёртую, и пятую…       …но тем, кто в столице в осенний день постарается потеснить в себе привычное воинское почти забытым девичьим — и, впрочем, ничуть не расстроится, если не получится.