***
Солнце давно село, сверчки своё отстрекотали, да и не так жарко — скорее душно. Из соседней комнаты не слышно ни разговоров, ни возни: все уже видят — явно не кошмары, но, интересно, что? Капитан Стеффан отвернулся к стене. Только вот зачем? Всё равно ведь похрапывает. Да ещё негромко, размеренно так, с присвистом. Если вслушаться, храп капитана даже подобен колыбельной… Но она не убаюкает, не нашлёт сновидения. Грядущий день должен стать точкой в ужасном, кровавом противостоянии, должен наконец принести в Тамриэль мир и покой, надо лишь довести наследника до дворца и до храма. Такой многообещающий день впереди! Нужно непременно набраться сил, чтобы всё смочь и успеть… Но — что это, проделка даэдра или промысел Девяти? — уснуть не удаётся.***
Лезут в беспокойную голову мысли — одна другой веселее. «Кто ты?» Скала, облечённая в сталь, если вспомнить, какое имя дали и чем защищено тело. Наёмный воин, что служит не деньгам, а делу: с детства было и, слава божествам, пока есть на кого равняться. Боец Гильдии, что объехал весь Сиродил и стянул в Бруму «своих» даже из не особенно любимого — отнюдь не от расположения далеко на юге — Лейавина. Сестра-клинок — смешно даже! Состоит в Ордене Клинков, а сама с топором не расстаётся! — сестра-рыцарь, в чьей косе до пояса теперь — словно ленту вплели — широкая седая прядь: напоминание о недавних днях, когда в северном графстве от жара битвы даже распустились цветы. Никудышный мастер, который, отвлёкшись на спасение мира (что, конечно, намного важнее, чем один город, и всё же…), полез во врата, не уследил за бойцами, не уберёг: почти половина погибла. Никудышный, но не самый жёсткий — не самый жестокий? — мастер: когда после битвы под Брумой тела пересчитали и распределили, кого куда везти, от потрясения она целые сутки не могла говорить. Втирала в городской часовне вязкие зелья в раны себе и солдатам и плакала украдкой, склонившись в безмолвной молитве над Аркеевым алтарём. «Будь ты на другом месте, всё было бы иначе». На каком? Продолжила бы дело деда, стала б кузнецом вместо старшего брата или в помощь ему — создавала бы мечи, топоры или, если б захотела, плела полотна из крепких стальных колец не покладая рук, не жалея глаз. Но всё равно рано или поздно пальцы зачесались бы по собственному оружию, этого отрицать нельзя. Не поехала бы в Коррол, просочилась бы в казармы стражи в силу своего детского и затем юношеского любопытства — глядишь, вскорости пришла бы на смену Диону. Что б тогда за капитанша получилась! Не всё ж одному Нибенею хвастаться, Коловии тоже стало бы чем — кем — крыть!.. Скинград, правда, уже на третьем году от неё бы взвыл: настолько же преданной она была бы своей службе, графству, Империи. Объехать окрестности, справиться о делах на границе с Валенвудом — запросто. Ночью с факелом и отрядом стражников прочесать полгорода, чтобы найти и заковать в наручники матёрого преступника на голову её выше — всё ради того, чтобы все спокойно спали. Подкрепление под Бруму — неизвестно, что солдаты, а капитану можно и не приказывать: отправится по доброй воле. (А не станет к тому времени капитаном — всё равно вызовется ехать.) И если надо, за родное графство и государство жизнь отдаст. (Как свою отдала оставившая сожаление о странном, недолгом, неблизком, не совсем приятном — в силу обстоятельств — знакомстве Кейлия Драконис.) Не выбрала б ни военную, ни гражданскую службу, ушла бы в другой религиозный орден — а с каких пор монахине вдруг стало зазорно держать в руках оружие, если всё равно придётся сражаться во имя мира? Лезут в беспокойную голову мысли — одна другой красочнее. Но как ни крути, куда себя ни устраивай в них, всё приводит к одному и тому же. От того, что предначертано, не убежишь, не скроешься.