Ваза с фруктами

Свист, хлыстом рассекающий воздух. Снова крик. Кто-то громко зовет на помощь, задыхаясь, силясь перекричать шум… Шум моря? Вокруг темно и сыро, на коже остаются соленые капли. На горизонте что-то огромное, чёрное, скалистое. Гайде очень плохо видит сквозь пелену дождя и тучу брызг, но ей чудится, что в море кто-то тонет… Или это океан? Рокочущая бездна затягивает плавно, но неумолимо. Девушка пытается как-то помочь несчастному, и внезапно сама оказывается под огромной толщей воды. Ледяной ужас сковывает изнутри, но страстное желание если не спастись самой, то хотя бы помочь тому человеку пересиливает холод. Где он? Она совсем ничего не видит, только знает, что он в опасности. Всюду черная вода, в ритме смерти приподнимается и снова накрывает с головой. С неимоверным усилием Гайде выныривает на поверхность и хватается за руку утопающего. Эти темные глаза, она их помнит… — Ты погибнешь, — голос холодный, совсем неживой. — Я спасу… — уже почти захлебываясь, едва слышно выкрикивает Гайде под аккомпанемент сошедших с ума волн, — Я спасу тебя… Спасу!
 В ногах что-то путается, мешает плыть и с нечеловеческой, стальной силой тянет на самое дно. Гайде кричит, не слыша своего голоса. Тяжело дышать… Она повторяет в каком-то полу безумном исступлении: «Я смогу, я вытащу нас обоих!». Но изможденная девушка слишком слаба и стихия увлекает, засасывает, поглощает их в себя. Легкие горят огнем, кожа будто покрывается корочкой инея, но молниеносная догадка придаёт сил для крика: — Нужно лишь доплыть до этой скалы! Держись! — Гайде! — Гайде! Гайде! Проснись же! Махмуд убьет твоего графа, слышишь?! Албанка резко распахнула глаза. Мир предстал мутным и мокрым, почти как во сне. Сверху нависла Амина, намертво вцепившись в оголившееся плечо подруги. Кругом тепло и ярко. — Что такое? В чем дело? — Ты забыла про дуэль? — Дуэль? Сердцебиение отдалось в самом горле, дыхание перехватило. — Амина, разве это возможно? Падишах не имеет права драться с простым человеком! — Очнись, глупая! Они уже сражаются! Оттолкнув подругу, княжна опрометью бросилась на поиски. Не прошло и минуты, как Гайде была на Ангельской площади. Еще за несколько метров до места сражения, она услышала звон и лязг металла. «Слава Аллаху, не пистолеты!» — мимолетная, как порыв ветра, мысль, и вот албанка уже своими глазами видит дуэлянтов.
 Монте-Кристо мрачный и серьезный, с небрежно собранными в хвост волосами, стоял, облокотившись о резную арку и скрестив руки на груди. Падишах же, напротив, веселый и самоуверенный до одури, разминался в центре площадки. Его легкие шаровары и накидка винного оттенка отсвечивали алым по мраморным стенам. Гайде до сих пор не могла поверить в то, что видела. Мстительно соврав графу про их близость с падишахом, она не допускала и мысли о серьезности ситуации. Султан считался главной святыней Османской Империи, как эта глупая дуэль могла состояться? — Приступим? — дрогнувшим голосом спросил Шакур, стоящий неподалеку и придерживающий за талию Малику. Девушка в окружении своих золотых волос, которые трепал легкий ветерок, и в белоснежном шифоновом бурнусе была прекрасна, как ангел, спустившийся на грешную землю. Советник же являл собою ярчайший образец бесконечно напуганного и растерянного человека. Неаккуратно застегнутая золотистая накидка дополняла образ.
 — Да, друг мой, приступим! — задорно выкрикнул Махмуд, заливаясь смехом и салютуя своим ятаганом графу. Тот лишь молча кивнул и подошел ближе. Малика, скорее кокетливо, чем скромно потупив взор, поднесла Монте-Кристо его шпагу. Бой начался. Махмуд нападал яростно и громко, постоянно тесня противника и усиленно стараясь сократить расстояние, но хладнокровие не подводило графа. Несмотря на свой не очень здоровый вид, Эдмон вполне умело уходил в защиту, изящно уклонялся и легкими, почти небрежными уколами возвращал менее гибкого падишаха на исходную позицию. К замершей от напряжения Гайде неслышно подошла Амина. — Ты же не собираешься делать глупости? Рассула уже посадили под стражу, Иффат отослали в другие покои. Ума на приложу, почему этот, — наложница выразительно показала взглядом на ожесточенно сражающегося султана, — До сих пор не казнил нас. — Лучше бы он меня казнил, — Гайде постаралась, следуя примеру возлюбленного, ответить спокойно, но вышло все равно с презрением. Отдохнувшее тело почти не давало знать о тех истязаниях, что ему пришлось пережить, и все же… забыть такое будет невозможно, — Я попрошу у графа за Рассула, не переживай. Он может его выкупить у Махмуда. Амина сочувственно погладила растрепанные тёмные волны волос: — Моя ты бедняжка. Хорошо хоть, этот вельможа так благосклонен к тебе. Он итальянец? Француз? Или, быть может, даже грек? — Все может быть, — Гайде не могла ни на секунду отвлечься от сверкавших на солнце клинков, но заметила, что больше любуется гибкой и сильной фигурой графа, — Я не слышала о такой сиятельной ветке дворян, как Монте-Кристо. Но он аристократ до мозга костей, то, как он держится — этому нельзя научиться. Амина фыркнула: — Ну да, ну да, как тебе ещё отзываться о том, с кем всю ночь практиковала теорию из уроков «любви» от наших евнухов! Помнишь, как мы зубрили параграфы с иллюстрациями, чтобы сдать этот постыдный экзамен? Негодованию вспыхнувшей княжны не было предела, она даже на несколько секунд оторвалась от сцены боя: — Негодница! Я так сказала, потому что мне есть, с кем сравнить! Моя семья из древнего дворянского рода. И ничего мы там с ним… Все было более чем прилично! — Успокойся, золотце, что ты? Я пошутила, ну куда мне, простой черкешенке, разбираться в европейских вельможах? — Амина ослепительно улыбнулась, — А что касается любовных игр, то чем они непристойнее, тем лучше, разве нет? — Нет! — из чистого упрямства Гайде буркнула отрицание себе под нос и отвернулась. Непробиваемая уверенность подруги снова начинала ее раздражать. Шакур тем временем объявил первый перерыв, ибо граф слегка задел османского правителя, что не укрылось от зоркого турка, хоть крови и не было видно на темном бурнусе. Махмуд казался взбешённым: — Клянусь Аллахом, достопочтенный ибн Саиф, мы так и к послезавтра не управимся! Я чувствую себя превосходно! Но, — уже тише добавил он, многозначительно глядя на равнодушно рассматривающего свой клинок графа, — Если мой противник удовлетворится первой кровью, то я готов… Султан подошёл к Монте-Кристо вплотную, нарушая все мыслимые и немыслимые правила: — Я готов утолить его жажду равенства, — смуглая рука легла на место ранения, чуть выше паха, — И продемонстрировать свою. Гайде зажала рот рукой, чтобы не хихикнуть от удивленно-насмешливого лица графа, и не выдать себя. — Если бы вы в самом деле провели со мной ночь, Ваше Высочество, то знали бы, что меня так просто не удовлетворить. Тут уж со смеху прыснули все, начиная с согнувшегося пополам Шакура, заканчивая повисшими друг на друге в попытках смеяться тише Гайде и Аминой. Все хохотали ещё и оттого, что долго сдерживаемые нервное напряжение чересчур вымотало всех участников этого безумного поединка. Глядя на не поддающееся описанию лицо падишаха, Монте-Кристо сжалился и ледяным: — К барьеру. Разом оборвал воцарившееся было веселье. Шакур утёр пот, градом катившийся по его широкому лбу: — Благодарю вас, граф, но это моя роль. Итак, если дуэлянты готовы… к барьеру! И снова звон оружия, всполохи металла. Чуткая Гайде первой заметила, что графа дезориентирует жара, он явно плохо переносил открытое солнце. Хоть поединок проходил вопреки всем законам в вечернее время, все же смеркалось в Константинополе в это время года поздно, зной спадал уже после заката. Алеющие лучи с золотистым контуром резали большие чувствительные глаза иностранца, албанка видела, что они раскраснелись. Махмуд же оставался в своей прежней прекрасной форме. Он был явно выносливее своего подобного призраку соперника. — Неплохо ты его обскакала, дорогуша, — хихикнула Амина, наклонившись над самым ухом Гайде. Та рассерженно ткнула подругу локтем в живот, но непристойные шуточки сыпались из уст любимицы султана как из рога изобилия. — Перестань, я чувствую себя виноватой, — граф оступился, но с огромным трудом удержал равновесие. Махмуд благородно отвёл клинок. — На сколько раз его хватило? — Амина явно все ещё сгорала от любопытства. — На два, — упавшим голосом ответила княжна. Скрывать пусть и достаточно сокровенные, но все же ни на что не влияющие подробности не было смысла. Кареглазая черкешенка залихватски присвистнула, чем привлекла внимание дерущихся: — Неплохо для мужчины, ставшего вместилищем нескольким бутылкам вина. Не понести бы тебе от него… Ох! И граф, и Махмуд дружно повернулись на звук. Лицо султана потемнело, Монте-Кристо же устало опустил шпагу, явно благодарный за передышку. — Аминат! — зычный голос правителя заставил невольниц вздрогнуть в ужасе, — Поднеси мне кувшин с водой. Красавица глубоко поклонилась и дернула подол платья подруги. Та неохотно сделала то же самое. Спустя пару минут девушки уже стояли в центре площади, держа в руках по подносу. Гайде налила живительной прохлады для графа, Амина подала сосуд падишаху. Обе держали очи долу, не столько следуя обычаям, сколько боясь ответственности за свои игры с подглядыванием. — А теперь — пошли вон! Гайде напоследок, рискуя жизнью, украдкой ободряюще пожала прохладную ладонь Монте-Кристо. Он с нежностью ответил, погладив большим пальцем тыльную сторону мягкой ладошки. Подруги вернулись на свой наблюдательный пост. У графа словно открылось второе дыхание. Он с утроенной энергией принялся отражать и наносить удары. Разозлившийся Махмуд же, наоборот, не мог совладать со своими эмоциями, из-за чего быстро потерял преимущество, но уже через несколько минут ожесточенной схватки султан ввел в бой новое оружие — моральное уничтожение противника. Начав с малого, падишах закончил подробнейшим описанием их с графом несуществующей ночи любви. Его бархатный голос в сочетании с певучим турецким диалектом бесстыдно смаковали для окружающих непристойные подробности. Гайде осела прямо на вымощенный желтым камнем тротуарчик, зажимая уши руками, а Монте-Кристо пропустил первый удар. Затем еще один и еще. Кровавые отметины на рубашке в точности указывали на места ранений. Наконец, выждав момент, Махмуд сократил расстояние до минимума, одной рукой резко выхватывая у графа шпагу, а другой притягивая к себе. — Наконец! — Сделай что-нибудь, Шакур, любимый! — с отчаянием в голосе крикнула Малика где-то вдалеке. 
 Но как ни странно, Гайде начала действовать первой. Она, не размышляя, резко кинулась между мужчинами, не дав султану вовлечь графа в поцелуй, а Монте-Кристо проиграть. Ее вмешательство помогло путешественнику выиграть время. Он быстро отскочил назад, увлекая за собой албанку.
 — Гайде, прочь! — грубый приказ был произнесен с искренним беспокойством. Девушка могла пострадать.
 Махмуд сразу же пришел в себя и с диким рычанием бросился на едва держащегося на ногах соперника. Нахальная выходка порядком надоевшей княжны вывела его из себя окончательно. Однако граф успел вытащить из едва заметных на поясе ножен охотничий кинжал прекрасной работы. Миг, и ятаган султана, разрубленный надвое, полетел на землю, а сам Махмуд чудом успел увернуться от невообразимо прочного острия.
 — Бой окончен. Ваше высочество остались безоружны, следовательно — проиграли, — заслоняя собой графа, протараторил Шакур, выбирая из двух зол меньшее. Остановить поединок значило предотвратить убийство любого из этих двоих. Медленно багровея, султан крепко выругался. Все вокруг замерли, боясь навлечь на себя гнев зло озирающегося правителя. Граф? Нельзя наказать вельможу на пустом месте, это ведь не раб и не простой горожанин. К тому же султан первым нарушил ход поединка. Паша Шакур? Нет, нельзя избавляться от ближайшего окружения. Амина? Чертовка слишком хороша, да и сейчас совсем не при чем… Искомая жертва нашлась быстро. Гайде. Та старалась быть как можно незаметнее, вжимаясь в стену. «Смотри у меня, шлюха! Будешь знать, как идти против своего господина!» Приказ прозвучал, как приговор. Зло и непоколебимо: — Выпороть. Пятьдесят ударов плетьми на главной площади. Заклеймить прилюдно за покушение на жизнь вашего повелителя. Выполнять!
 В одно мгновение в голове девушки смешалось все, что она видела пред собой. Картины происходящего пронеслись мимо ее сознания и слились в единое калейдоскопно-пестрящее целое. Боль в скрученных запястьях, жестокие лица стражи. Граф, преградивший им дорогу. Довольно улыбающийся султан. Вскрикнувшие от ужаса Амина и Малика. Шакур, беспомощно запустивший руки в волосы…
Очнувшись от оцепенения и осознав происходящее, Гайде стала вырываться: 
— Нет! Отпустите! Это был нечестный бой! Я ничего не сделала, отпустите! — она понимала, что это глупо, но больше ни на что не была способна. 
— Сейчас в темницу, а завтра утром привяжите к столбу позора вместе с Али и Рассулом, — спокойно продолжал приказывать Махмуд с усмешкой глядя на графа, бледнеющего при каждом новом слове.
 Стража с такой силой потянула за собой девушку, что она потеряла равновесие и с жалобным криком повисла на руках своих палачей. Они беспощадно поволокли ее по мощеной камнями дорожке, сбивая белые колени в кровь. Уже на ступеньках в подвалы Гайде оглянулась назад. Демонически злой граф метал взглядом молнии, что-то втолковывая раздраженно улыбающемуся Махмуду. Волосы путешественника растрепались, выбившись из хвоста, на щеках алел румянец. Влажная от выступившего пота шея… Неожиданно в груди девушки что-то всколыхнулось, потеплело, мысли затуманились. Приговоренная к публичной мучительной казни юная Гайде радостно улыбнулась. Граф Монте-Кристо очень страшен в гневе, о да. Но только не для неё.

***

Первые полчаса в темнице невольница успокаивалась. Она присела в уголке, обхватив колени руками, и умоляла себя не трусить. «Что я могу сделать? Как защитить себя? Но ведь не будет даже суда! Я обычная рабыня, меня можно засечь до смерти по закону за одно только непослушание. И все же могущество графа, сила его влияния на людей… Удастся ему договориться с таким человеком, как падишах?» Невесомые былинки, кружась и порхая, проносились в освещенном воздухе душной темницы. Полумрак и яркий свет, льющийся из решетки под потолком, пылинки, кажущиеся волшебными осколками звезд, спустившихся с неба… Омерзительно грязные стены темницы, безмолвные многовековые камни и безумно влюбленная юная душа… 
Гайде резко встала с несвежей соломенной подстилки. — Мне нельзя унывать! Ноги сами понесли ее в быстрый, беззаботно-веселый танец. В голове звучала та самая мелодия, с того самого ужина… На праздниках княжна никогда не танцевала, стесняясь, а тут никто не видел ее, не осмеял бы, не осудил. 
В какой момент дверь скрипнула, пропуская нового зрителя, Гайде не заметила. 
Она любовалась своими изящными руками, плавными и ритмичными движениями бедер. Экстаз от танца полностью захватил ее, унося в мир радости и детского восторга. — Надо же, а я так торопился. Но, как видно, тебе и тут неплохо? — этот насмешливый голос не узнать было невозможно. Гайде обернулась так стремительно, что едва не потеряла равновесие. Граф со сложенными на груди руками стоял в дверях, опираясь о косяк. Он насмешливо разглядывал смущенную и раскрасневшуюся Гайде, делавшую попытки собрать распустившиеся волосы.
Вместо просторной рубахи его стройную фигуру привычно облегала чёрная жилетка в тон шелковой строгой блузы. — Вам понравился танец? — такого вопроса албанка не ожидала сама от себя. Похоже, она скоро научится заигрывать с мужчинами! Или конкретно с одним? Монте-Кристо улыбнулся и, слегка прищурившись, произнес:
 — Очень.
 — Я бы даже сказал, произвел колоссальное впечатление.
 Из тени выступил султан, с фальшивым спокойствием оправляя складки своего бурнуса. Монте-Кристо сжал зубы, борясь с желанием в ответ ужалить колкостью, что было чревато худшими последствиями.
 — Ну что же? Вы наговорились с этой рабыней? Мы можем идти? — с будничной скукой и равнодушием спросил Махмуд, при этом беря путешественника за локоть и неотрывно глядя в глаза девушки. Та поежилась.
 — Ваше высочество, — подчеркнуто холодно и официально процедил граф, — Вы не могли бы оставить нас одних?
 — Хотите досмотреть танец? — усмехнулся султан, но локоть графа отпустил, — Это не самое лучшее место для… услады танцами. Я могу принести вам в дар любую девушку из своего гарема. Она станцует для нас с вами. Или вместе с нами. Как вы больше любите? Несколько секунд мужчины прожигали друг друга взглядами в напряженной тишине. Махмуд сдался первым. Он фыркнул и с гордо поднятой головой покинул темницу. Хлопнуть дверью он не смог в силу того, что ею в принципе невозможно было провести никаких лишних манипуляций, только с трудом открыть и с силой закрыть. Таких она была размеров. — Гайде, с твоей стороны было очень опрометчиво вмешиваться в ход дуэли, — теперь тяжелый взгляд иностранца буравил растерянную девушку.
 Гайде громко сглотнула. Она не продержится и минуты перед этим суровым проницательным судьей! Он вытрясет из неё правду. Ту правду, что хуже гибели… — Зачем ты это сделала? — граф говорил с холодным давлением. Такое отношение задело невольницу за живое. Она для него все, а он играет в строгого обвинителя! Небось еще и на наказание придет посмотреть. Или даже помочь исполнению приговора? Чертов изверг! Неужели ему не хватило испить ее мук ночью? Гайде с неожиданно вспыхнувшей ненавистью всматривалась в эти чужие, бездонные глаза. Она была в шаге от рокового признания. 
— Ты казался мне мудрым, господин. А что сейчас? Ты пытаешь меня, чтобы я раскаялась в своём добром порыве помочь тебе? — Я лишь хочу понять, отчего между тобой и султаном вдруг разверзлась бездна взаимной неприязни. — Разве же это остается до сих пор неясным для тебя? Я ненавижу падишаха за убийство моего отца. К тому же я не хочу, чтобы он вновь одержал победу нечестным путем. 
— Это все, Гайде? «Будь моим ангелом, Гайде…» «Иначе тебе не жить, моя милая…» — Я много долгих лет провела в рабстве. Без родителей, без друзей. В каждодневном унижении и всеобщем презрении. Меня учили подчиняться без ропота, опускать голову, вставать на колени. Невольница должна быть воспитаннее и услужливее собаки. Этого тебе не понять, чужестранец, — Гайде сама не заметила, как холодные слезы затуманили взор. Она не плакала, продолжая прямо смотреть в черные глаза напротив, но соленый хрусталь градом покатился по неподвижным щекам. Пусть. Он уже видел, как она плакала… О, он видел слишком много! — Гайде, — ей почудилось, или эти глаза во мгновение ока растеряли всю свою давящую силу, засияв влажным, мягким светом? Граф неслышно подошел ближе, обнимая ее за плечи, — Не смей проливать слезы. Ты поступила очень благородно и смело, чем бы не был продиктован этот поступок. Даже если кто-то хотел загасить огонь твоей чистой души, у них ничего не вышло. Я постараюсь сделать все, чтобы хоть как-то смягчить твое наказание, дитя.
 Гайде замерла в его руках, вслушиваясь в свои ощущения. Щекой она прижималась к шелку графской рубашки, руками опиралась о сильные плечи, а грудь взволнованно вздымалась, касаясь его груди. И снова его дурманящий запах окутывал ее, пленял своей будоражащей пряностью. Она растворялась в нем, тонула, покачиваясь на волнах наслаждения случайным кратким мигом. Даже показалось, что их сердцебиение слилось в единое целое. Рука Монте-Кристо легла сзади на талию Гайде, и он невыносимо плавно провел ею сначала вверх, затем вниз, остановившись на упругих округлостях девичьих ягодиц. Княжна чуть сильнее прижалась к своему возлюбленному, с удивлением вздрагивая от волны возбуждения, пробежавшей по телу. Он и она смотрели друг другу в глаза, не отрываясь. Монте-Кристо медленно стал наклоняться к ее губам. 
Гайде успела всего раз вдохнуть его дыхание, когда он резко побледнел и, с силой оттолкнув ее от себя, буквально выбежал прочь. 
Девушка опустилась на отвратительно пахнущую солому и закрыла лицо руками. Вот и сон в руку. Она спасла его ценой своей жизни? Или этот океан и скала не имеют никакого отношения к тому, что случится утром? — Если останусь жива, расспрошу Иффат о значении снов. Поищу что-нибудь в библиотеке, найду ту гадалку… О, жизнь моя, что будет? Куда несёт тебя? Меня? В темнице стало еще более сыро и холодно. Теперь оставалось только дождаться утра. Казнь? Или помилование?