Скажи «даттэбайо», и я скажу, кто ты

— Ай-яй-яй, дед! Хорош ниндзя занижать! Я круто-ой, ясно тебе?! Я — супер-элитный ниндзя, которого когда-нибудь назовут именем Хокаге! Звать Узумаки Наруто! А ну запомнил, ты!.. Похоже, что Универсальный Рецепт Молниеносной Адаптации закодирован в генах на пару с коронной даттэба-фразой, потому что иммигрант-во-втором-поколении Наруто в точности выполняет почти все кушиновы рекомендации (кроме пункта № 3 «Запомни: ты — девочка», разумеется). Но выполняет он их с куда большим акцентом на пацанявость. Итак, что же включает в себя Универсальный Рецепт Молниеносной Адаптации 2.0: пацанский пакет? Во-первых, стандартный джентльменский набор юного шиноби, а именно: — Позу раскоряченной выпи; — Привычку говорить просторечными формами; — Привычку впиливать принижающий глагол «yaru» куда только можно; — Обычное для мужика-шиноби «ore», причем это «ore» не меняется ни на какие другие варианты «я» вне зависимости от ситуации; — В качестве «ты» — фамильярное «omae». Взбешенный же Наруто «тыкает» очень грубым словечком «temee» — тоже «ты», но с ярким оттенком «ты, ушлепок гребаный». Да, простыми формами пользуются все. Да, хамят почти все. Но если некоторые пытаются хоть как-то адаптироваться к ситуации, смотреть там, кому и что они говорят, то речь Наруто выдает в нем искреннюю прямоту арматуры. Шиноби Листа и Облака стоят друг против друга. С темного неба падает снег. — Хатаке Какаши, ты от Хокаге? — спрашивает Райкаге Эй. — Нет, — возражает Какаши. — Узумаки Наруто из Скрытого Листа хотел бы обратиться к вам с просьбой. — Узумаки Наруто?.. — Пожалуйста, выслушайте его. <…> Мы в полной мере понимаем, что поступаем невежливо. — А, ладно, — Райкаге обращается к Наруто. — Тот шкет, верно? Говори. Наруто на секунду прикрывает глаза и взволнованно заявляет: — Я хочу, чтоб ты мне прекратил разборки с Саске… с Учихой Саске. Заявление вызывает переполох. — Э-эй, — одергивает Омой. — Говорить здесь такое… — Опять заладил?! — кричит Каруй, вздернув кулак. — Да что ты… — Понимаю, звучит дико! — горячо оправдывается Наруто. — Но я не могу по-другому! Саске — друг. Не могу же я стоять смирно, когда друга убивают!.. А еще я против того, чтоб из-за Саске воевали Лист и Облако. Не хочу, чтоб вашим или нашим пришлось мстить!.. Райкаге молча проходит мимо. Под его стопами скрипит снег. Наруто бежит следом и встает наперерез. Эй игнорирует, и Наруто вновь догоняет и падает перед ним на колени. — Ну ведь прошу же!!! Больше не хочу, чтоб люди убивали друг друга из мести! Саске на мести двинулся. Она поглотила и изменила его. Месть сводит с ума. Пропадает чувак, которого ты знаешь. Не хочу я больше, чтоб кто-то становился похожим на Саске! Не хочу, чтоб Лист и Облако уничтожали друг друга! И потому… Он трясется и плачет. Посмотрите на Наруто. Посмотрите на Какаши. А теперь — снова на Наруто. Чувствуете разницу? Какаши чует, кого и о чем они просят. Наруто подобными частностями не запаривается. Он не переходит на уважительную речь, даже падая на колени. Просто вываливает все, что скопилось на сердце. Наруто не приказывает Райкаге отпустить Саске, но просьбу тоже формулирует… интересно: не какой-нибудь «yamete kudasai» («прекратите, пожалуйста»), а «yamete moraitee n da» («хочу, чтоб ты мне прекратил»). Предложения он тоже зачастую формулирует интересненько. На Коноху уже опустилась ночь, но в Ичираку Рамен горит свет и трещит масло. Стойку оккупировали Наруто, Сакура и десятая команда. Хината несмело подходит к ребятам, сжимая пакет со свежесвязанным шарфом. — Да нечего стесняться, — ласково увещевает Сакура, соскакивая со своего места. — Давай, присаживайся, милая! — Подходи, Хината! — поддерживает Наруто. — А-ага. Хината делает пару шагов навстречу товарищам, но неожиданно подлетают девчонки помладше. — Наруто-семпай! Юные фанатки Наруто рассаживаются вокруг маленького столика. — Ну-ка, попросили че хотите, это благодарность за подарки, — щедро предлагает Наруто и поворачивается к Хинате: — Ты тоже, а ну жрать что нравится! Наруто предложил Хинате покушать ровно в той же форме, в которой сержанты приказывают рядовым стрелять, а спортивные тренера подгоняют своих подопечных. Вообще, эту «сержантскую» форму повеления он ну очень любит и частенько использует. Ну, а что мы, впрочем, хотели от беспризорника, выросшего в окружении суровых солдафонов? У бескомпромиссной грубоватости юного Наруто может быть и символическое объяснение: мол, она пересекается с искренностью, которая переходит в нежелание юлить и возводить между людьми лишние стены. Гато брезгливо пинает труп Хаку. Наруто приходит в ужас. — Умер, этот, — оценивает магнат, брезгливо вороша тело тростью. — Ты, ублюдо-о-ок! — орет Наруто и бросается вперед. — Ты че творишь, а ну хоро-ош! Какаши перехватывает его за шкирку, но он не унимается и орет Забузе: — Ты тоже, сказал что-нибудь, живо! Он же ведь был твоим товарищем! — Завались, мелюзга, — рычит Забуза. — Хаку уже умер. — Они так его оскорбляют, а ты ничего не чувствуешь?! Вы ж всегда вместе были! — Речь всего лишь о том, что я использовал Хаку — так же, как Гато использовал меня, — отвечает наемник. — Говорил же. Мы, шиноби, — просто инструменты. Мне нужны были его способности, а не он сам. Я не чувствую сожаления. — Ты… — голос Наруто дрожит от напряжения. — …это серьезно? — Перестань, Наруто, — Какаши сжимает его плечо. — Нам больше незачем с ним конфликтовать. Да и… Он отталкивает руку сенсея с криком «да заткнись!» и указывает на Забузу: — Мой враг — все еще он! — Наруто тяжело дышит. — Он по-настоящему любил тебя! Так сильно любил! Но даже несмотря на всю его любовь, ты ничего не чувствуешь?! Ты правда… правда ничего не чувствуешь?! Неужели люди становятся такими, когда обретают силу, такую, как у тебя?.. Он… отбросил свою жизнь ради тебя! — его трясет, по щекам текут слезы. — Не видя собственной мечты… умереть как инструмент… Это!.. Это же ну ведь слишком жестоко!.. — Мелюзга… — Забуза тоже плачет. — Ничего больше не говори. Возможно, именно из-за этой пронзительной искренности грубость очень легко вяжется с по-детски яркими эмоциями и вообще некоторой «детскостью» его речи. Собственно, преувеличенная детскость и составляет следующий компонент пацанского Рецепта Универсальной Адаптации. Едва не подбитый заяц трясется и жалко дергает ухом. Над ним торчит рукоять куная. — Наруто-о! — ругается Сакура. — Ты что творишь?! Наруто содрогается и вопит: — Зяинька! — то ли пыхтя, то ли хныча, он подбегает к дрожащему заячьему тельцу и прижимает его к себе. — Прости! Я не хотел… Прости, зяинька! Это, конечно, двенадцатилетка. Повзрослевший Наруто, может, и не стал бы так нежно общаться с зайцами, но зато даже повзрослевший Наруто любит ласково-фамильярный суффикс «-chan». Он использует «-chan» не только в отношении Сакуры («Sakura-chan» — «Сакурочка»), но также в отношении незнакомых мужиков («occhan» — «дяденька», например «Bi no occhan» — «дяденька Би»), молоденьких девушек («nee-chan» — «сестренка»), разнообразных жаб («jii-chan sennin» — «дедуля-отшельник») и Хокаге («Tsunade no baa-chan» — «бабуля Цунаде»). Примечание. Бабулей Цунаде становится, правда, по настроению. Взбешенный Наруто называл Пятую «kuso-baaba» — «старая засранка». Но надо отдать ему должное, званиями «-sensei» («учитель») или «-taichoo» («капитан») он не пренебрегает. А вот уважительный суффикс «-san» не жалует. Как и еще более уважительный «-sama». Технику соблазнения в расчет не берем, в эро-режиме Наруто как раз «-sama» добавлять любит. Родителей вездесущий «-chan» тоже не обошел. Кушину он зовет «kaa-chan», а Минато — «too-chan». «Мамочка» и «папочка». Но, как мы уже обсуждали, термин «папочка» в русскоязычной фанфикшен-среде уже не тот, так что предлагаю вариант «папаня», ну и «маманя» по аналогии. «Маменька» и «папенька», в принципе, подойдут тоже, хотя и в процессе каких-нибудь боевых действий с каким-нибудь Обито на какой-нибудь Четвертой Мировой «папенька» будет звучать диковато. В общем, обращения Наруто — тема отдельная. — Я оставил метку на его теле, — поясняет Тобирама. — Крутя-я-як! — восторгается Наруто. — Так ты можешь копировать техники папани, дяденька-наскальное-лицо-Второго?.. — Это Четвертый копирует мои техники, — возражает Второй. — И еще, обращения «Владыка Второй» будет достаточно. — М? — Наруто недоуменно моргает. Еще из «детского» в речи Наруто: он часто повторяет слова… — Ну, заработали, заработали! («Sa, hataraita, hataraita!») — Кто-кто? Что-что? («Dare, dare? Nani, nani?») — Yabai, yabai! Shinu ka to omottatteba! («Копец-копец! Ну, думал — умру!») …и, как и Кушина, выдает зашкаливающее количество эмоций, которые особо концентрируются в коронной реплике «ttebayo». «Ttebayo» в сравнении с «ttebane» перевести сложнее по той простой причине, что у «ne» есть конкретное лексическое значение, которое легко передать уточняющим вопросом. Восклицание «yo» мы обычно переводим простым восклицательным знаком... Согласно трактовкам товарищей-японцев, оно вносит во фразочку еще больше эмоциональности и при этом смягчает жесткую навязчивость «tteba», как бы требуя согласия со стороны собеседника. По-хорошему, переводить можно каким-нибудь «ну ведь!!!» Таким образом, речевые привычки юного Наруто легко разбиваются на две простые категории — «гопарь» и «дите малое». В процессе разговора он радостно черпает фразочки из обеих категорий, ничуть не смущаясь и не особенно оглядываясь на ситуацию. И образы милого дитяти и дерзкого гопника в одновременном исполнении Наруто друг другу удивительно не противоречат.