Закаленная сталь

Конечно, Финдекано мало спал этой ночью. Они сидели на кровати Руссандола в его комнате, и почти до самого утра разговаривали. - Отец просил меня сообщить тебе о его решении по поводу твоей просьбы, - сказал Финдекано после того, как Варнаканьо, принеся чайник и новые свечи, пожелал им спокойной ночи и удалился. - О? – Руссандол наклонился вперед. Его голос звучал небрежно, но взгляд стал очень внимательным. – Послушаем. - «Мы готовы подумать о сотрудничестве, если они готовы подумать о том, чтобы просить прощения». Вот так. Руссандол сидел молча, наклонив голову, и ждал продолжения. Когда Финдекано повернулся, чтобы посмотреть, что он делает, брови двоюродного брата поднялись. - Что - и все? - Больше он мне ничего не сказал. А что? Убирая прядь волос от лица, Руссандол сказал: - Ну, это удивительно простое требование. Он ничего не просит из того, чего мы вам не должны, а просит, по сути, только малую часть того, что мы вам должны. Я готов был предложить большее. Это… подозрительно скромно. Финдекано хмыкнул. - Если это так просто, почему же это до сих пор не сделано? - Справедливый вопрос. Может быть, потому что мы все слишком усложняем. Понимаешь, я все время думал о том, как сделать , чтобы просьба о прощении была принята твоим народом. Мне никогда и в голову не приходило, что попросить прощения будет достаточно само по себе. - Ну, - усмехнулся Финдекано, - мы народ великодушный. - Это правда, - ответил Руссандол, кивая. - А вы - гордецы, поэтому мы полагали, что просить прощения вам будет очень трудно. - А! Ну это тоже правда. - В любом случае, отец просит самого малого. Возможно, не повредит, если вы предложите больше. Руссандол снова кивнул. - Я подумаю об этом. А пока я хочу облегчить ваше сегодняшнее положение. Завтра утром Карнистир и его счетоводы проверят наши запасы и скажут, сколько нам нужно до конца зимы. Все остальное я отправлю с тобой, когда ты будешь возвращаться к народу своего отца. Финдекано поморщился и покачал головой. - Благие намерения, но ты кое-что забыл. - Что же? - Мы тоже народ гордый. Сомневаюсь, чтобы мы могли принять милостыню. - Милостыню? – Руссандол поднял брови и приложил ладонь к сердцу, показывая свою искренность. – Я же ел и пил, когда находился с твоим народом, правда? Мне надо было возместить это, как только я вернулся сюда. Никакой милостыни, брат - возмещение. - Предполагаю, что это может сойти, - признал Финдекано. – Хотя ты не мог истратить столько наших припасов. - Ну, я никогда не утверждал, что умею хорошо считать, - сказал Руссандол, пытаясь сохранять невинный вид, но начиная улыбаться. Финдекано улыбнулся в ответ, просто потому, что ему нравилось видеть Руссандола веселым. Потом он вздохнул. - Зря я так рявкнул на Амбаруссу за ужином, - проговорил он. – Мне показалось, что он нарочно хочет меня задеть, а ведь он не имел в виду ничего плохого. Как ты думаешь, можно мне будет завтра спросить у него совета по сельскому хозяйству, или он будет чувствовать себя обиженным? - Я не думаю, что он так уж сильно обиделся - похоже, он хорошо понял, в чем дело. – Руссандол вздохнул. – Он не настолько наивен, как был раньше. – У нас у всех, наивности, конечно, поубавилось, но ведь он-то был таким юным, когда мы уходили… И даже если он все еще будет обижаться, думаю, он примет твою просьбу за завуалированные извинения. Так что все должно быть в порядке. - Хм. – Финдекано поднялся, чтобы налить еще чаю. На полу под его ногами лежал роскошный, мягкий ковер. Изразцы печи были покрыты прекрасной росписью и глазурью. Он вернулся на кровать и откинулся на шелковые подушки, коснулся великолепного мехового покрывала. Трудно было себе представить, что когда-то его двоюродные братья знали в чем-то недостаток. Он покачал головой. - А вам и правда - приходилось есть крыс? - Конечно. Не забывай, здесь же было совсем темно, когда мы пришли. Росло немного зелени, и мы не могли рисковать, нести потери в этих темных лесах, или навести врагов на наш лагерь, который еще не был укреплен. Так что кроме тех припасов, которые ваш народ столь любезно оставил на кораблях, - Руссандол поморщился, точно чай вдруг оказался горьким, - а их тоже я должен вам возместить, так что о цифрах, думаю, лучше не беспокоиться - кроме этих припасов, мы ели только то, что оказалось поблизости. Крыс. Улиток. Белок, если повезет. - Невозможно в это поверить, глядя на то, как вы живете сейчас, - Финдекано передернуло. – Я и представить не мог, что такое вообще можно есть. Что вас навело на эту мысль? - Рассказы наших предков про Куивиенен, - ответил Руссандол. – Они часто ели крыс, улиток и тому подобное, пока не пришел Оромэ и не сказал им, что это отвратительно. Конечно, в Валиноре, при изобилии добычи, никто бы не стал есть то, что мы считали мерзостью; но были те, кто помнил, и даже записал. – Он пожал плечами. – А потом некоторые прочитали эти невразумительные отчеты о Великом Походе. Вот так мы и узнали. Ваша замечательная Истимэ тоже могла бы тебе рассказать. Честно говоря, это не так плохо, как кажется. Вкус приемлемый, это воспитание тебе говорит, что это отвратительно. О, что бы я только не отдал в Ангамандо за хорошую крысу! Но у меня не было свободы охотиться, и выменять было, конечно, не на что… Финдекано ощутил, как кровь отливает от лица. Его охватила тревога, и он пристально, во все глаза смотрел на брата. Голос у Руссандола не изменился, сохранив тот же приятный спокойный тон; но Финдекано не мог себе представить, чтобы Руссандол мог говорить о своем пребывании в плену так сдержанно, как ни в чем ни бывало, точно Ангамандо был отвлеченным опытом, имевшим отношение к кому-то другому. Но должна быть хотя бы тень в глазах Руссандола? Изучающий взгляд Финдекано не укрылся от брата, который взглянул на него, слегка нахмурившись. - Я тебя огорчил? Прости меня. Я подумал, что раз ты видел меня в худшем состоянии, сможешь пережить и воспоминания. Если я ошибся, прости. - Я удивлен, что ты говоришь об этом так спокойно. Я могу пережить это, если тебе это нужно – если ты сам можешь. - Наверно, мне нужно это сделать. Знаешь, я все хотел спросить. Тебе снились в детстве кошмары? - Конечно, - ответил Финдекано, сбитый с толку переменой темы. – Кому же они не снились? Руссандол кивнул и продолжал: - Тогда ты, наверно, тоже знаешь, что стоило рассказать матери, отцу, наставнику или хоть младшему брату о кошмаре, как он терял свою силу, каким бы реальным ни казался – как только ты рассказывал о нем вслух, то сразу же замечал всякие бессмыслицы, смешные детали, нелепости, а потом ты смеялся над ними , и кошмар терял свою силу… - Отец всегда упрекал меня за страх перед обыкновенными снами. Но да, это чувство мне знакомо. - Тогда вот, - в глазах Руссандола появился какой-то торжествующий блеск, такой заметный, что это едва ли не пугало. – Ангамандо, конечно, в моем сознании постоянно. Я одержим им по ночам, и замечаю, что и днем я думаю о нем. Но с братьями говорить об этом я не могу. Думаю, они этого не вынесут, и, кроме того, я боюсь их осуждения. Финдекано нахмурил брови. - Их осуждения? -Да. По ночам я, как правило, чувствую себя в собственном теле, и возвращается боль, но это не самое худшее. Я могу, так сказать, оторваться от тела - и скорее вижу себя страдающим, чем страдаю на самом деле. И вот тут начинается худшее - я слышу свои стоны и вопли, вижу, как я корчусь, а потом слышу собственные мысли: как он жалок. Неужели у него нет ни капли достоинства? И мне стыдно за свою слабость… Финдекано счел за лучшее промолчать. Он придвинулся ближе и крепко обнял брата. Он не знал, что сказать. -Глупо, да? - спросил Руссандол с кривой улыбкой, и Финдекано кивнул. -Да. Глупо, - продолжал Руссандол, - так я себе и говорю. Посмотри на беднягу, посмотри, что с ним делают. Если он жалок, то жалок в изначальном смысле этого слова - «вызывающий жалость» (1) . Как он мог не кричать? И все это правильно, но другой голос у меня в голове настаивает: он же плачет как младенец, какой позор. Так если я сам себя сужу таким образом, хоть и знаю, что боль была запредельной, то что же скажут братья? Пока Руссандол произносил свою горячую речь, Финдекано закрыл глаза и - сразу ощутил сонливость. - Не знаю, как твои братья, а я… - проговорил он, с усилием открывая глаза - разговор важный. Он не должен спать. – Я видел многих храбрецов в слезах. Отца, Турукано, Артанис…. Да и сам я… И тебя. Есть вещи сильнее, чем достоинство, и нет ничего постыдного в том, что они нас одолевают. Скорбь, предательство, мука…есть то, что просто невозможно вынести. Ты – один из отважнейших, кого я знаю… - Когда это говоришь ты, это действительно высокая похвала… - Это так и есть. Не перебивай. Если у твоих братьев есть хоть искра здравого смысла, они поймут, что надо восхищаться твоей стойкостью, а не презирать тебя за выдуманное отсутствие достоинства. – Финдекано решительно поднял подбородок. – Кроме того, они бы едва ли могли вынести даже просто рассказ об этом. А ты это пережил. Ну и кто тут жалок? - Возможно, ты прав, - Руссандол положил голову на грудь Финдекано и, улыбаясь, слушал ровный стук его сердца. - Конечно, я прав, - в сердцах бросил Финдекано. Потом его голос смягчился. – Помогло? Руссандол закрыл глаза и ответил: - В какой-то степени. Хорошо, что ты сказал моему внутреннему голосу, что он говорит глупости. - Он вздохнул. – Но кошмар все-таки кажется страшным. Когда Финдекано проснулся наутро, Руссандол уже встал. Все еще одетый в ночную рубашку, он сидел на подоконнике, глядя на серое утро. Колеблясь между желанием побыть в тепле и комфорте, и чувством, что надо бы присоединиться к брату, Финдекано перевернулся на бок. Руссандол сразу же обернулся и посмотрел на него с выражением сожаления. -Не хотел тебя будить, - сказал он. – Прости. Ты так мирно спал… - Я спал, как ребенок, - согласился Финдекано. – Тут лежишь, как на облаке. Но ты меня не разбудил, я сам проснулся. – Он зевнул и потянулся.- Как там погода? Хороший день для пира? - Хороший день, чтобы не покидать своих четырех стен, - ответил Руссандол. – Такая дымка, что на пять саженей от себя ничего не разглядишь. - Тогда я рад, - Финдекано снова зевнул, - что я уже здесь. - Это точно, - сказал Руссандол с довольной улыбкой. - Ты мудро выбрал день для похода, лучший из двоюродных братьев. После завтрака Варнаканьо объявил, что прибыл мастер Энкайтар и принес одежды для Руссандола. Одежды сидели прекрасно, но Финдекано про себя подумал, что цвет был выбран неудачно. Темная ткань сделала бледное лицо Руссандола еще бледнее. Он ничего не сказал, но мастер Энкайтар, кажется, думал так же. Он развернул второй принесенный им сверток. - Предлагаю твоему вниманию, мой господин - я приготовил нечто более подобающее для праздника - и для короля, - сказал он, являя их глазам прекрасный костюм из трех предметов: шелковую нижнюю рубаху цвету мёда, сюрко(*) из прекрасной парчи, со звездами Феанаро, вытканными по фону цвета огненной меди, который так хорошо сочетался с цветом волос Руссандола. Золотистый, со складками, жилет, по цвету похожий на рубашку, должен был надеваться поверх парчового сюрко. - Я позволил себе подогнать его по выкройкам того одеяния, что ты просил, мой господин, - проговорил Энкайтар, сопровождая слова полупоклоном и изысканным жестом рук. – Как видишь, он довольно прост, и соответствует твоему вкусу. Руссандол тяжело вздохнул и посмотрел на Финдекано, который пожал плечами и ничего не сказал. Он был согласен, что та одежда, которую предложил мастер, была бы гораздо лучшим выбором, для праздника или нет, но ему не хотелось спорить с братом. Варнаканьо тоже видел взгляд своего господина, но лишь поднял брови и ничего не сказал. Снова вздыхая, Руссандол сказал: - Позволь мне поздравить тебя с великолепной работой, мастер Энкайтар. - Ткач поклонился своим изысканным поклоном, его скромная, но торжествующая улыбка перестала быть видна, когда он склонил голову. Руссандол продолжал: - Пожалуйста, поверь, что одежды, созданные тобой, прекрасны. Но я их не надену. Не теперь. Сожалею. – Он повернулся к Финдекано. – Может быть, мой добрый брат найдет им применение? - Но они ему не подойдут! - возразил Энкайтар, а Финдекано скрестил руки на груди. - Я не надену ничего с этим знаком, - сказал он решительно. – Никогда. Тень пробежала по лицу Руссандола. - Конечно. Неумно с моей стороны. Но я уверен, что у мастера Эйкантара найдется что-нибудь, что тебе подойдет? - У меня, конечно, есть несколько образцов, мой господин, - сказал ткач, кланяясь на этот раз Финдекано, - если тебя не смутит, что они сделаны не по твоим меркам, я с радостью принесу все, что может подойти. К сожалению, ничего цветов Нолофинвэ не готово - мой господин предложил мне соткать прекрасные ткани для твоего отца, но одежды из них еще не шились - но может быть, что-то зеленое или серое не вызовет у тебя возражений? Состояние уютного успокоения стало уходить; Финдекано почувствовал, как в нем закипает злость. К своему удивлению, его не столько раздражал Энкайтар, сколько Руссандол, который, в конце концов, и спровоцировал сделанное ткачом предложение. Он заставил себя улыбнуться. - Не беспокойся, пожалуйста, мастер Энкайтар. Я вполне доволен тем, что у меня есть. Эйкантар посмотрел на него красноречиво, но Финдекано его легко простил. Негромкое «Но…» Руссандола заставило его огрызнуться: - Нет! – резко сказал он. – Брат, не думаю, что ты можешь указывать мне, что надевать, коль и сам ты отказываешься следовать советам мастера Энкайтара. Не надо больше это обсуждать. Он тут же почувствовал себя виноватым, увидев, что Руссандол закусил губу, но менять свое мнение не собирался. К счастью, мастер Энкайтар заговорил раньше, чем он что-нибудь сказал или сделал. - Если вы передумаете, мои господа, прошу вас, не постесняйтесь немедленно послать за мною, - проговорил он быстро, прежде чем откланяться. Варнаканьо прокашлялся. - Господин мой, старший из твоих братьев спрашивал, можно ли поговорить с тобой, когда у тебя будет немного времени. Желаешь ли ты видеть его? - Да, пожалуйста, - сказал Руссандол, усаживаясь на кровать и потирая переносицу, точно он уже устал. - Прости, если тебе показалось, что я на тебя давлю, Финдо. Я хотел, чтобы мой спаситель сегодня блистал, и, кажется, перестарался. Но, что касается твоей критики моей одежды - я желал выглядеть бледно рядом с тобой. Ты - почетный гость, в конце концов - это твой праздник. Финдекано медленно выдохнул. - Я понимаю, Руссо, и знаю, что ты хотел добра. Но позволь рассказать тебе историю, - он проигнорировал удивленный взгляд Руссандола. – Давным-давно, далеко-далеко, жил-был принц, и его пригласили на большой праздник. В то время принц был справедливо изгнан, и, кроме как по этому приглашению, ему не позволено было прийти в город его народа. И по какой-то причине - может быть, чтобы показать свое презрение к хозяевам, может быть, ему не понравилось, как его пригласили – он повиновался, но не надел праздничных одежд. Вместо этого он явился в обычной поношенной одежде. Понимаешь, зачем я тебе это рассказываю? - Думаю, да,я понял твой намек, - сказал Руссандол, поморщившись. – Но это огорчает меня. Дорогой мой брат, я же не приглашал тебя каким-нибудь неподобающим образом, так что я должен предположить, что тобой движет презрение. Значит, ты презираешь меня? В его испуганном голосе звучала искренняя боль. Финдекано закатил глаза. - Не будь глупцом, Руссо, ты же знаешь, что это не так. Но ты здесь не единственный хозяин. Если я являюсь перед народом, как ты хочешь, в шелках мастера Энкайтара, они будут счастливы забыть, сколь многое они у нас похитили. Если же они увидят меня таким, как сейчас, может быть, они хотя бы задумаются, почему я так бедно одет. - Справедливо, - признал Майтимо со вздохом. – Еще раз прошу прощения. - Ты слишком много просишь прощения, - раздраженно сказал Финдекано. – Я же сказал уже, что понял. Руссандол теперь смотрел в сторону, и Финдекано опять ощутил острый укол чувства вины. Но прежде чем он решил, стоит ли ему извиняться, или просто обнять, или еще как-то уладить дело, раздался стук в дверь. Руссандол повернул голову, изобразил на лице улыбку и отозвался: - Входите! Вошли Варнаканьо и Макалаурэ. Последний нес плоскую шкатулку из черного дерева, отделанную перламутром и то ли медью, то ли золотом. Финдекано, хотя он и не чувствовал особой уверенности в датировке и оценке изделий, она показалась очень старой. - Благодарю тебя, Варнаканьо, - сказал Руссандол, поднимаясь на ноги. – Могу я снова послать тебя с поручением? - Разумеется, господин мой, - ответил Варнаканьо, выжидательно склонив голову. - Я хотел бы видеть Карнистира, если он может уделить мне время. А мой двоюродный брат, думаю, желает посоветоваться с Амбаруссой… - Он вопросительно посмотрел на Финдекано. Финдекано кивнул. - Да, если он не занят. - Хорошо, господа мои. Попросить их обоих прийти сюда? - Думаю, да. Благодарю, - Руссандол кивнул Варнаканьо и повернулся к брату. - Прости, брат. Сегодня столько дел. Ты хотел поговорить со мной? Макалаурэ улыбнулся. - На самом деле, я хотел тебе кое-что передать. Он окинул Руссандола взглядом, погладил темную ткань у него на плече. - Вижу, мастер Энкайтар принес тебе одежду, которую ты просил. - Да, со многими возражениями, что он хотел бы сделать что-нибудь получше. А меня это вполне устраивает. Что ты думаешь? – Руссандол приподнял руки и повернулся, показывая одновременно и изящные складки, которые сделал Энкайтар, и хитрый карман на конце правого рукава, куда Руссандол, при желании, мог спрятать свою культю. Макалаурэ ненадолго задумался. - Думаю, что это самая прекрасная одежда, которая была когда-нибудь у ученого на этом или том берегу Моря, - проговорил он мягко. – А я принес тебе кое-что, что будет на ней великолепно смотреться. Финдекано поднял бровь, а Руссандол сказал: - Великолепно? Брат, уж не собираешься ли ты уговорить меня на какие-нибудь еще роскошества? - Нет, Нэльо. Я согласился с тем, что таков твой выбор. Однако, есть нечто, что, я подумал, тебе стоит надеть. – Он протянул прекрасную шкатулку. Нахмурившись, Руссандол открыл ее. - Королевская цепь отца, - пояснил Макалаурэ. – И его кольцо с печатью. - О,- произнес Руссандол, приподнимая цепь из шкатулки. Она была тяжелая. Она предназначалась для того, чтобы лежать на плечах у того, кто ее носил, спускаясь ему на грудь. Рубины и алмазы, оправленные в золото, перемежались с золотыми звездами Феанаро. Цепь оканчивалась ромбом со знаком Дома Финвэ. На цепях, которые носили советники, которые приходилось видеть Финдекано, цвета знака были покрыты эмалью, но, конечно, это дядю Феанаро не устроило. Он разрезал драгоценные камни на слои и придал им нужную форму. Под ромбом покачивалась еще одна звезда Феанаро, с крошечным алмазом посередине. Финдекано ахнул. Он вовсе не собирался выражать что-либо, кроме презрения ко всему, что относилось к Феанорионам, но ничего не мог с собой поделать: цепь была поразительным произведением искусства. Как и сказал Макалаурэ, она была великолепна. Руссандол рассматривал цепь, перебирая ее в ладони. Макалаурэ с тревогой смотрел на его лицо, но ничего не мог прочитать на нем. - Корону я передам тебе сегодня на пиру, - пояснил он, пытаясь добиться от Руссандола какой-нибудь реакции, - но с цепью столько хлопот, пока ее наденешь и застегнешь, что тут надо, по крайней мере, четыре руки, так что я подумал, что нам надо разобраться с ней заранее. Руссандол по-прежнему смотрел на цепь, точно зачарованный. Она начала оттягивать ему руку, соскальзывая назад, на бархатную подкладку шкатулки. - Думаю, это символично, таким образом разделить регалии, - продолжал Макалаурэ. – Ты, конечно, все время был нашим королем, но только сегодня вечером ты официально вступишь в должность… Наконец Руссандол улыбнулся. - Как умно с твоей стороны, - сказал он. – Да, ты прав. Так мы и сделаем. Поможешь мне надеть цепь? И ты, Финдо, поскольку у меня лишь одна рука? Все вместе они водрузили тяжелую цепь на место, пристегнули ее к ткани одежды Руссандола на плечах, чтобы не соскользнула. Он пошевелил плечами, переступил с ноги на ногу, проверяя, надежны ли застежки. Они держали крепко. - Не слишком тяжело? – спросил Финдекано. - Кажется, все хорошо, - ответил Руссандол. – Вес распределен равномерно. Еще одно преимущество шерстяной ткани. Что ты думаешь? - Ну, с ней ты выглядишь величественно даже в этой мрачной одежде, - сухо сказал Финдекано. Макалаурэ улыбнулся, а Руссандол рассмеялся. - Кано, да ты просто гений. - Ерунда, - но по голосу было слышно, что он скорее был с этим согласен. - Теперь примерь кольцо – Курво сказал, что оно, скорее всего, подойдет, но если оно слишком широкое или слишком узкое, мы можем отнести кольцо к нему, и он подгонит. Вскоре раздался стук в дверь - явился Карнистир, а вскоре за ним и Амбарусса. Макалаурэ ушел, унося кольцо, которое, действительно, нужно было немного сжать. Финдекано сожалел, что не может больше говорить с Руссандолом наедине, но, может быть, это было к лучшему; по крайней мере, им не удалось снова поспорить. Разговор у Руссандола с Карнистиром, похоже, шел нелегко, они говорили приглушенными голосами, но у Финдекано сложилось впечатление, что Карнистиру не нравилось то, что он слышал. Однако он не был уверен в этом, так как должен был следить за объяснениями Амбаруссы о севообороте и посадках в междурядьях, о тех растениях, которые он рекомендовал, и о тех, которые внушали меньше надежд. Пришел Варнаканьо и принес всем легкий обед: простой прозрачный бульон, явно приготовленный из оленины, о которой говорил Тьелкормо. - Могу принести вам что-нибудь более существенное, если желаете, господин мой, - сказал Варнаканьо, обращаясь к Финдекано. Тот улыбнулся и покачал головой. - Нет, этого достаточно – я, наверно, на пиру объемся, - он вдохнул крепкий запах бульона. – Хотя кусочек хлеба получить было бы неплохо. - Конечно, - сказал Амбарусса. – Но ты, может быть, заметил, что у нас мало женщин. (2) - Ах да. Почему же никто из вас не обзавелся женой за все это время? Амбарусса на некоторое время задумался. - Пожалуйста, не задавай этого вопроса в присутствии Курво, - произнес он, наконец. – А про остальных не могу тебе сказать. Скажи мне - а ты-то почему не женат? Финдекано не ответил. Тусклый дневной свет быстро угасал, пока они вели беседы. Через открытое окно Финдекано мог слышать обрывки разговоров и смеха, и хруст замерзшего снега под ногами, и шуршание шерстяных плащей. -Кажется, гости прибывают, - сказал он громко, так чтобы услышали и Руссандол с Карнистиром. - Да, конечно, - отозвался Карнистир. - Уже темнеет. - Так… нам разве не надо присоединиться к ним? - Пока нет, - сказал Руссандол. – Подождем, пока все придут, и явимся последними - так мы сможем приветствовать всех, и нам не придется вставать при каждом новом госте. Мои ноги пока не так сильны, как я притворяюсь. Финдекано вспомнилось, как Руссандолу вчера после ужина понадобилась помощь Варнаканьо и Макалаурэ, чтобы подняться по лестнице. - Правильно, - сказал он, кусая губу. - Однако, - продолжал Руссандол, - тем, кто еще не надел праздничные одежды, стоит пойти переодеваться. – Он намеренно не смотрел на Финдекано, только на братьев. - Правда, - согласился Амбарусса. – Продолжим беседу позже, брат Финдекано? Финдекано кивнул. Карнистир бросил на Руссандола долгий мрачный взгляд. - А ты что, не будешь переодеваться, Нэльо? - Нет, Морьо. Я так пойду. А что? Карнистир насупился. - А то, что над этой черной одеждой твоя физиономия и рыжие волосы выглядят как горящая простыня. Финдекано с трудом сдержал смех, а Амбарусса громко фыркнул. Руссандол не обратил на это внимания. - Да? - спросил он, оглядывая себя. – Финдо, ты согласен? - Ты, правда, выглядишь очень бледным, - ответил Финдекано, кусая губы и стараясь сохранить серьезный вид. – И волосы у тебя очень яркие. - Понятно, - сказал Руссандол. - Ну что же, говорят, контрасты привлекают внимание. В конце концов, должен же я производить впечатление. Ну, идите, - велел он Карнистиру и Амбаруссе. – Увидимся за столом. __________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________ Примечания автора. (1) . Этимологические тонкости, в которые пускается здесь Маэдрос (в оригинале речь идет о слове «pathetic» - Прим. Пер. ), строго говоря, основаны на языках, которые он знать не мог : слово «pathetic» происходит от древнегреческого «pathetos» - « подвергшийся страданию». Но я просто предполагаю, что сходное слово со сходной историей могло существовать в Квенья (у профессора этому ничто не противоречит!), но потеряло свое значение в (почти) не знавшем страданий Валиноре, и приобрело значение «смехотворный». Сын увлеченного языковеда, Маэдрос, естественно, знаком с его происхождением. (2) У меня нет уверенности по вопросу «эльфы и хлеб». Во-первых, я не имею ясности в связи с утверждением: «печение хлеба - тайное женское искусство». Относится ли оно только к coimas/ lembas, или к хлебу вообще? Сама идея о том, что только ограниченное число лиц могло изготавливать такую важную вещь, как хлеб, тоже несколько озадачивает. Насколько буквально надо относиться к утверждению о «женщинах»? Для Толкина это могла быть лингвистическая шутка, но насколько далеко она простирается? Опять же, если мы говорим о традиционном европейском хлебе («квасной хлеб»), это действительно своего рода тайное искусство, и, может быть, женщины Эльдар действительно тщательно берегли секрет производства и использования закваски? Не будь это закрытой книгой, Феанорионы не постеснялись бы вторгнуться в эту чисто женскую область. Я в недоумении. Но в этой повести я исхожу из того, что это действительно касается любого хлеба. * Сюрко — в XII веке длинный и просторный плащ-нарамник, похожий по покрою на пончо и часто украшавшийся гербом владельца. Обычно сюрко был длиной чуть ниже колена, имел разрезы в передней и задней части, без рукавов (из Википедии). (Примечание переводчика).