равнодушие

солёное чувство. живое. жуткое. гложущее изнутри, но напоминающее о себе так редко, что привыкаешь к отсутствию. отбиваешь ритм ногтями, пальцами, костяшками. задеваешь мозоли, сбиваешь свежую корку, мажешь кровью. вдавливаешь справедливость в ровную поверхность стола. правильно. неправильно. в вихрях живут циклоны, прячущиеся за ушами. маремото, проходящие за стеклом глаз. кроющее неизбежным цунами. уносит с места, вырывает с корнем. не даёт дышать. переворачивает мир. гэвин смотрит на всех сквозь калейдоскоп. вскрывает натуры, изворачивает реальность. рвёт души. заставляет людей говорить. пластиковый мальчик тоже заставляет говорить. не людей. гэвин смотрит сквозь мутнеющий калейдоскоп и видит горящий неон. маковый. сочно-гранатовый. разбитый, в blue-прожарке — на любителя. гэвин — любитель. хотел бы вглядеться — увидел бы восходящую бирюзу. контрастно-небесный. кружащий голову — беспечно-хрустальный. но. отворачивается, смотря прямо. подбирает слова, которые не понадобятся. слова, что осадком — как накипь в чайнике — осядут в глотке. безжалостно. дробяще. вблизи всё смазывается. плывёт и тяжелеет. будто на переносице — забытые братом очки. то ли синий, то ли красный. в ушах вата. возможно — оглушило выстрелом. возможно — шок. пластиковый мальчик смотрит на игрушку, доломанную собственными руками, и гэвин чувствует его растерянность липким потом на спине и в идеальном совершенно не дрожащем табельном. притворяться, что всё в порядке. закрывать глаза на яркие разводы — но всё равно видеть их. говорить строго, по делу; руководить и направлять, когда больше всего хочется уйти, уехать, заказать домой пиццу, расчехлить заначку домашнего вина, позвонить брату и сказать мы проебались. они обыграли нас, блядь, мы так проебались. хэнк скалится, тычет в него пушкой и проёбывается следом. ночь накрывает город лавиной из боли и страха обнажённых душ. кто-то прячется по домам; притворяется, что не слышит и не видит зла. кто-то просыпается, гладит рубашку, прихватывает с кухни нож и идёт в гости к соседям. тириум испаряется и становится невидимым, но гэвин знает. знает, что оно там — от щиколотки до колена. он не смиряется. принимает вызов и едет. в подворотне темно. свет из-за угла отражается в битых цветных стекляшках, разбросанных меж склянок, шприцов и мутной грязи. гэвин ловит вора — совсем мальчишку. неуклюжего, поломанного подростка с подбитым глазом и драной щекой. мокрый и дрожащий, с боязливо опущенным взглядом. слегка придерживает за острое плечо — тот не вырывается. съёживается, старается стать меньше. на бледных запястьях кляксами расползаются синяки. хороший плохой коп. гэвин не давит. спрашивает аккуратно, въедливо. оставляет пацана в машине, стучится в нужную дверь. дышит размеренно всё то время, что делает свою работу. по стенам ползёт колючий, выращенный нечеловеческими руками дурман. гэвину не снятся сны — ему снятся болотные, потерявшие точность воспоминания и бледное обескровленное лицо, улыбающееся ему из зеркал по понедельникам. в долгие тёмные четверги. мрачные дождливые воскресенья. мокрая дорога и треск лобового стекла. свист шин, скрежет металла. заевшая, бесперебойно работающая колонка. зацикленные строчки о лучшей жизни. шепот и оборвавшийся смех. гэвин открывает глаза за минуту до бьющего под дых приказного «работай». на щеке след от документов, въевшейся в указательный палец печатки и ремешка смарт-часов. тина молча приветствует его, проходя мимо. начинается очередной день, о котором здесь никто не просил. и гэвин собирает себя в кучу. доделывает забытый отчёт, умывается ледяной водой, запирается в туалетной кабинке. роняет лицо в ладони. и дышит. тяжело, с силой проталкивая воздух. под ногами оказывается мокрый зыбучий песок. в глотке завывают киты. он выдыхает из себя всё кричащее и болезненное. медленно вытаскивает увязшие лодыжки. и слепо идёт за кофе. тина уже ждёт; протягивает гэвину стаканчик, обжигает ему пальцы. смотрит внимательно, въедливо. оценивающе. тина говорит: не выходила бы из дома. тина говорит: лицо будто режут ножами. тина много чего говорит: о боли, об усталости, о ком-то, кто так сильно ненавидит чужие улыбки и прикосновения. кто панически бежит, но не может сбежать. сравнивает с собой, с ним, со всеми — скалится неприветливо, ядовито. заразительно. с готовностью тонуть до конца. и гэвин рассказывает. глушит навязчиво-кричащее — своё и чужое. заставляет их вдвоём верить, что неизбежность — она лишь там, в голове, за пластом воспоминаний и фобий. пока не встряхнёт изнутри — они ещё держатся. как бы не топило внешне. удушающе. болезненно. непредотвратимо. гэвин моргает, и в комнату заливается океан. северное ледяное сносит стулья, меняет направление ветра, отливает блеском стали и начищенного именного жетона. смазанные задвижки, привкус гари, порох на пальцах. ему мерещатся пираньи, но это глупо — не их ареал. это акулья лагуна, железный мальчик, что же ты здесь забыл? гэвин скалится — не боится обломать зубы и размолоть кости, бросаясь под лопасти ледокола. его не надурить обманкой, не заставить ослабить бдительность. тина кивает — медленно. переводит взгляд на андроида — мёртвый, безжизненный. он для них — неучтённое равенство, забытый в расчётах минус, потерявшийся в идеальном коде знак. гэвин отодвигает кофе, выпрямляется, подбирается весь — он ходит белыми. к обеду у него вызов и два пропущенных от брата. в магазине витрины разбиты, раздавлены овощи, рассыпаны крупы. перевёрнуты полки, взломан сейф. хрустят под ногами крекеры. пахнет испорченным мясом и спиртом. кровью. на гниль слетаются мухи, кружат у трупа эксперты. у жертвы волосы цвета соломы, комбинезон джинсовый, две косички пушистые, с лентами переплетённые. гэвин отмечает и провалы глаз, и шрам свежий на шее, и многочисленные пластыри на руках. в ладони зажат смартфон. тридцать пропущенных от любимой. оповещение от ушедших в сон фитнес-часов. лайки под последним постом в блоге, комментарии с благодарностями. сообщение от матери: "вернись сейчас же". сандре, читает он с удостоверения, только исполнилось двадцать шесть. случайная свидетельница конфликта, получившая ножевое. кровь брызгами украшает светлую мраморную плитку, расползается засохшими кляксами. будто раздавленная клюква. за прилавком изломанной куклой находится улыбчивая девушка-андроид. гэвин цепляется взглядом за мизинцы — целые. они целые. переключается на свидетелей, вылавливает ускользающий образ, идёт по следу. гонит из головы мрачное и клубящееся. находит по кривому оскалу и изломанному носу через два дома — замаливающим свои грехи. но брок не видит в себе убийцу. он воспевает великих, приносит жертвы, устраняет вредителей. он говорит о звёздах — певучих и ярких. о богах — забытых и обозлённых. о смысле жизни его — под акрополем погребённом. гэвину становится дурно: и от мизинцев, и от пропущенных звонков, и от шрамов на узких запястьях. от рисунков созвездий на чужих руках — иссине-чёрных. гэвин его не слушает, не отвечает, не реагирует на историю должно. и брок срывается, словно бешеный пёс. брызжет слюной, подвывает голосу в собственной голове. гэвин выдыхает, отсчитывает два тика таймера и стреляет ему меж глаз. бешеных псин усыпляют. (но гэвин себя усыпить не даст). к вечеру он закрывает дело. ищет похвалы, но получает равнодушие — с пустыми глазницами и ускользающим из зрачков смыслом. сломленные морально и в душу плюющие. гэвин всматривается в экран собственного смартфона. хранит слабую надежду, что все ошибки, все неудачи забудутся как глупый и бессмысленный сон. и, наконец, перезванивает. на том конце голос тихий и хриплый. элу говорить больно и трудно, но он сражается с собой и с миром, приподнёсшим ему напасть. брат говорит: приезжай послезавтра. брат говорит: будет чётный понедельник. говорит: ты не пожалеешь. никогда не жалел. гэвин, конечно же, соглашается. гэвин — как и эл (как и тина; как и хэнк) — ждёт свою белую полосу. их вызывают в рай. гэвин проходит, прикрывая глаза ладонью. отворачивается, не в силах смотреть. неон скользит по коже, задерживается на кистях рук, опадает в провалах глаз. синяя кровь становится фиолетовой, музыка отвлекает, уводит мысль. гэвин осматривает тела: пиявки под кожей, смерть насильственная, целые мизинцы. выцарапанное на коже "несправедливость". когда он, забывшись, привычно тянется проверить — вдруг можно включить ненадолго, услышать истину из первых уст, — становится нечем дышать. когда гэвин оборачивается, то чувствует, как насквозь его прошибает холодным потоком. у течения этого бирюза прячется по карманам и блеск стали теснится меж подвижных фаланг. окатывает холодом, швыряет льдинки за шиворот — с солью; как в детстве. в существующем за гранью механического сознания потоке — не воссозданного местным богом, не омрачённое неприглядной действительностью. гэвин бьётся о лёд, рвётся наружу и жадно слушает сочный треск несовершенных льдин. он живой ещё, кричит, он поборется. недопитое кофе горчит и взводит курок у виска. гэвин нервно затягивается, погружая лицо в дым, как в одно большое беспроглядное облако. густое и сладкое. отнятое дело — как подрёберное, криво загнанное лезвие. у гэвина гордость пожеванная и мушки в глазах от усталости. сдавливает изнутри паршивостью и неумением. бесполезностью. гэвин не видит испарившийся тириум, но знает, где место — его. куда идти. где искать. на кого смотреть. чутьё уводит его от стоянки к пустым потемневшим домам с дырявыми крышами. когда он разворачивается, собираясь покончить со всем, выдохнуть и, наконец, поехать домой, незнакомец — бледный, дрожащий, в порванной футболке, с подбитым глазом — хватает его за руку и говорит: — ты одинок, и тебе страшно. и: — это нормально, когда с тобой не всё нормально. и: — ты сможешь себе помочь. гэвин вцепляется в вейп, тянется за табельным и моргает. медленно. пытается оценить угрозу, но лишь чувствует жжение под кожей. слышит, как стрелка делает полный круг, с треском пересекая "двенадцать". вдруг ярко осознаёт: почти, но не сейчас. мужчина — со светлыми бровями и лицом мученика — тянет на уши шапку и шепчет "прошу нас простить". друг его, на ногах не держащийся, цепляется за подставленный локоть, скользит по плечу и тянется к земле. они скрываются в темноте и исчезают полностью, когда — слепя фарами — подъезжает такси. до самого утра гэвин наблюдает, как цифры сбоят.