Кукла

Отмеченный на карте маршрут ведёт за город. Непрерывная, тонкая красная линия. Как будто кровавый след. Они даже ни разу не остановились ‒ ни подзарядить машину, ни перекусить. Спешили. Место, куда я сейчас еду ‒ Чёртов утёс. Он так и называется, я не шучу. Гребаные десять метров обрыва и острые скалы внизу. В старину, говорят, здесь проводили казни. А ещё ‒ построили маяк, такой древний, что в нём жгли дрова. Отец говорил, что в детстве был там на экскурсии. Потом спонсирование закончилось. Должно быть, маяк забросили. Я не могла ждать ни минуты. Схватила первое, что пришло в голову ‒ бутылку воды и парализатор. Не бог весть какое оружие, но отец позаботился, чтобы я могла себя защитить. Вывела в быстрый доступ браслета вызов полиции. Если не справлюсь сама ‒ запрошу помощь. Хотя у меня так чешутся руки, что я готова в одиночку придушить кого угодно. Два часа пути пролетают как один миг. Я оставляю машину на обочине и схожу с дороги. Так больше шансов подобраться незамеченной. Ветер свистит среди голых веток. В воздухе висит влага ‒ совсем рядом неспокойное море, я уже слышу шелест волн. Я невольно хмыкаю в ответ на странную мысль: в самое светлое время, какое только может быть зимой, я иду навстречу неизвестному злу. Незнакомым уродам, забравшим у меня самого близкого… человека? Или любимую игрушку? "Неважно", ‒ произношу я вслух и стискиваю челюсти. Главное, что она моя. И что я хочу её вернуть. Я осторожно перешагиваю через поваленные стволы, обхожу ямы. Так странно идти, не вцепившись в руку Лайи, не рассчитывая на её наблюдательность и поддержку. Но я знаю, она где-то рядом. Трек на карте вот-вот оборвётся. И это придаёт сил. Маяк возвышается в двух шагах. Нужно только выбраться из леса и выйти на утёс. Я замечаю у подножия башни пристройку ‒ похоже на сарай или домишко. Сверяюсь с картой. Всё верно. Путь Лайи обрывается здесь. Некоторое время сижу в кустах, разглядывая тёмные окна. Ни движения, ни голосов. В душе воскресает надежда. Вдруг я зря так испугалась? На самом деле здесь нет никого, кроме нас. И я сейчас зайду внутрь и увижу Лайю. Спящую. Ждущую меня… Ноги сами несут к двери. Я прикасаюсь к сырой древесине. Толкаю. Она поддаётся. Старинные петли коротко скрипят. Кто-то, стоявший в полутьме спиной, оборачивается. Я щурюсь, сжимаю рукоятку парализатора. ‒ Добрый день. Я могу вам чем-то помочь? Глаза привыкают к сумраку, и я вижу: передо мной немолодая женщина со строгой причёской, в старомодном брючном костюме и белом халате, небрежно наброшенном на плечи. В первую секунду её взгляд кажется враждебным, но она быстро скрывает это под улыбкой. ‒ Кто вы? Женщина с готовностью протягивает руку и сжимает мои пальцы. Неожиданно крепкая хватка для таких хрупких ладоней. ‒ Вы можете звать меня Жиль, милая, ‒ воркует она, ‒ и я смотритель этого чудесного места. А вы, должно быть?… О, прошу, позвольте угадать. Я много раз видела это лицо ‒ в репортажах, на фото… Я морщусь: не люблю, когда льстят. Но лишний раз понять, что мне не нужно представляться, всё-таки приятно. Меня может узнать даже смотрительница чёрт знает какого древнего маяка. ‒ Диана Романова, конечно же. ‒ Она произносит моё имя, как будто это название её любимого пирожного. На этот раз я не могу сдержать ответную улыбку. ‒ Знаете, ведь я знакома с вашим отцом. ‒ Рада встрече, Жиль. ‒ Вы заглянули на Чёртов утёс ради экскурсии? Увы, милая, музей закрыт для посетителей уже много лет. Но для вас, разумеется… ‒ Нет, ‒ перебиваю я и тут же спешу сгладить грубость, ‒ дело в том, что я потеряла кое-кого. Трекер показывает, что она где-то здесь. Вы не встречали девушку? Моего роста, со светлыми волосами… Сахарная улыбка на губах Жиль вдруг тает. На её лице ‒ расчерченном морщинами, но с безукоризненным макияжем ‒ проступает новое выражение. Одновременно злое и печальное. ‒ Значит, я уже не смогу убедить тебя уйти, ‒ говорит она будто сама себе. ‒ Скажу, что не видела ‒ ты вызовешь полицию, и они всё тут перевернут. В моей голове ‒ только один вопрос. ‒ Где она? Жиль медлит, и я вскидываю руку, активируя браслет. Это срабатывает. ‒ Здесь. Не бойся, она в порядке. ‒ Я заберу её и мы уйдём. Меня трясёт. Я шагаю к Жиль, готовая требовать, кричать. Драться, если надо. Непохоже, чтобы она испугалась. ‒ Пока я не получу то, что мне нужно ‒ прости, этого не будет. ‒ Жиль разводит руками. ‒ Дайте угадаю, ‒ не могу сдержать надменной улыбки, ‒ вы затеяли всё это, чтобы добраться до меня? Хотите денег? ‒ Милая Диана! Я знаю, тебе тяжело это понять. Но не всё в этом мире сводится к твоей королевской персоне. За спиной Жиль мигает красный огонёк. Она мгновенно понимает, куда я смотрю, оборачивается и отступает, позволяя разглядеть нечто в глубине сарая. Там, на длинном столе, лежит Лайя. Она кажется спящей, но я различаю металлический обруч с кучей проводов, вонзивший блестящие ножки-иглы прямо в её голову. Я срываюсь с места. И тут же натыкаюсь на препятствие. Кто-то выходит из тени ближайшего шкафа и крепко хватает меня. Выкручивает руки. Я кричу. Не от боли, её почти нет. От злости. ‒ Что с ней? Что вы сделали? Нос щекочет знакомый запах. Одеколон? ‒ Остынь, детка, ‒ слышу я за спиной, ‒ хотя ты у нас вроде любишь погрубее? Мне хочется завыть. Твою же мать! ‒ Не думал, что ещё пересечёмся. Но раз уж ты здесь, может… ‒ Замолчи. Это слово звучит хлёстко, как пощёчина, и Зандер слушается. Он крепче стискивает мои руки, притягивает к себе, нагло прижимаясь тазом. Я пытаюсь отпихнуть его, но это слишком больно. Приходится терпеть. Жиль вздыхает. ‒ Ты не должна здесь быть. ‒ Так убей меня, сука! ‒ Не могу. Это… повлечёт последствия. ‒ Ты и так почти в тюрьме. Или в могиле. ‒ Не думаю, милая. ‒ Жиль добродушно улыбается, и её жёлтые глаза блестят. ‒ Я займу достойное место в корпорации твоего отца. Со временем, возможно, ‒ и его собственное. Она идёт к Лайе и останавливается вполоборота ко мне. И я вдруг вспоминаю этот профиль. Это было давно ‒ лет пятнадцать, двадцать назад? Кажется, мы с Лайей тогда ещё даже не целовались. Был большой скандал. Отец таскался по судам, интервью и дебатам. Мама сутками торчала в кабинете. Я отсиживалась у себя, обнимала Лайю и плакала от страха, тревоги и одиночества. Некому было утешить или хотя бы объяснить, в чём дело. Им было не до меня. Всё из-за этой стервы. «ЖИЛЬ САНДЕРС ОБВИНЯЕТ КОРПОРАЦИЮ "РОМАНОВ" В ПОДДЕРЖКЕ РАБСТВА». Такими заголовками пестрели новости, и я тогда не понимала, что они значили. Со временем, правда, всё улеглось. Я больше не слышала о Жиль и не хотела даже думать о ней. Уже спустя много лет отец как-то упоминал её. Кажется, Жиль работала у него, но взбунтовалась. "Меркантильная сука" ‒ так он её назвал, и мама чуть не испепелила его взглядом. Сандерс была хороша не только в инженерном деле ‒ всё же не зря она занимала в корпорации высокую должность старшего конструктора, ‒ но и в журналистике. Она терпеливо выжидала, накапливая факты, втираясь в доверие, и однажды обвинила отца в том, что он намеренно искажал разум андроидов. Её пафосные речи цепляли многих. Не знаю, каким чудом отцу удалось тогда победить. Конечно, Жиль уволили. Заставили компенсировать ущерб и даже, кажется, хотели отправить в тюрьму. Но сейчас я смотрю на её решительное лицо и понимаю: старая стерва не думала сдаваться. ‒ Наверное, и это тебе будет непросто осознать, ‒ ласково продолжает Жиль после паузы, ‒ но дело здесь вовсе не в деньгах. Ты, возможно, думаешь, что я просто хочу власти. Отчасти ‒ да. Но главное не сама власть и те преимущества, что она даёт. Главное ‒ исправить грубую, жестокую ошибку, которую Романов столько лет не желает признавать. Она прикасается к волосам Лайи, проводит пальцами по её восковой щеке. Внутри меня всё сжимается. ‒ Из-за этой ошибки страдают невинные души. ‒ голос Жиль становится жёстким, звучным. ‒ Только представь, дорогая. Они рождаются рабами… и умирают ими… ‒ Ты хочешь убить её? ‒ Конечно, нет! Жиль улыбается, гордо вскидывая голову. ‒ Я её освобожу. Сумасшедшая старуха! Я пытаюсь вырваться из хватки Зандера, лягнуть его. Только бы выгадать пару секунд, послать сигнал… Глухой удар. Перед глазами темнеет. Зандер не даёт мне упасть. Чувствую, как его пальцы тисками сжимают запястья, рвут браслет. Мой последний шанс на помощь. Вместо теплого пластика ремешка в кожу врезается верёвка. ‒ Спокойней, спокойней, детка, а то поранишься. Не хотелось бы ещё раз делать тебе больно. Только если сама попросишь... ‒ Так зачем я вам? ‒ кричу я Жиль. ‒ По правде сказать ‒ незачем. ‒ Она разводит руками и снова вздыхает. ‒ Твоя подруга оказалась хитрее, чем мы думали. Увы. Она оставила тебе подсказку. Бедное, запутавшееся дитя... Миниатюрные пальчики с ярко-красным лаком ‒ слишком вульгарно для старухи! ‒ скользят по коже Лайи. Я дёргаюсь. Зандер выразительно качает головой и затягивает петлю на моих запястьях ещё сильнее. — Хорошие девочки делятся игрушками, Диана. Я пытаюсь пнуть его по яйцам, но он с лёгкостью уворачивается и отвешивает мне подзатыльник. ‒ Но раз уж ты здесь, ‒ звенящий голос Жиль заставляет нас затихнуть, ‒ значит, ты станешь свидетелем великого прорыва. Великого освобождения. Как иронично, что наш первый зритель ‒ дочь Романова! ‒ Что бы ты ни задумала, я сделаю так, чтобы узнали все. Особенно полиция. ‒ На то я и рассчитываю, милая. Жиль набирает на панели код. Нажимает "ввод". Я реву. Как раненый зверь. Или ребёнок, прищемивший палец. Плевать, как это звучит. Я не могу смотреть, как они что-то делают с Лайей. Никаких вспышек, искр, разрядов. Но я чувствую, как чёртовы провода, воткнутые в её голову, разрывают мозг. Как будто это я сейчас лежу на столе под серой ветошью. Спокойная. Холодная. Мёртвая. Слёзы бегут по щекам, падают на грудь, на деревянный пол. Всё обрывается внезапно. Жиль снова набирает код. Нависший над Лайей агрегат перестаёт гудеть. ‒ Смотри внимательно, Диана. Перед тобой ‒ новая ступень эволюции. Она бережно снимает с головы Лайи все провода. С ловкостью хирурга запечатывает отверстия и, наконец, отключает блокиратор сознания. Лайя открывает глаза.