***
Ночь 16 на 17 декабря 1916 года. Руслан и Даня, покинув автомобиль, быстрым шагом направились к черному входу Юсуповского дворца. Парадный вход выделен колоннами с лепным гербом князей Юсуповых. Фасадом он выходит на набережную Мойки, во дворе – площадь, за которой лежит собственный сад, оформленный подстриженными деревьями, газонами, цветником. Именно там сейчас проходили Руслан и Даня, плотнее закутавшись в шубы, чтобы спрятаться от снега и ветра. Их сопровождал Пуришкевич. Это был невысокий статный мужчина с бородой и маленькими очками на носу. Владимир являлся политическим деятелем и близким другом отца Дани. Овальный заснеженный двор обнесен стеной с воротами и колоннами. Внутри оказался роскошный дворец с парадными апартаментами, домашним театром на 180 мест и собственным музеем. – Приветствую, – выпалил Данила, протягивая руку высокому худому мужчине, у которого, как заметил Руслан, было еле заметное косоглазие. – Феликс Феликсович, это приближенный к императорским детям Тушенцов Руслан Сергеевич. – Приятно познакомиться, – кивнул Юсупов, крепко пожимая ладонь Руслану. Тот измученно улыбнулся. – Спасибо за помощь. Я рад, что еще остались люди, кто не поехал умом. – Увы, Распутин имеет слишком большое влияние на Николая и Александру, – вздохнул Руслан. – Владимир Митрофанович, – обратился Юсупов к Пуришкевичу, – что же вы стоите? Прошу в мой кабинет... Молодые люди! Вас это тоже касается. Кабинет Юсупова резко отличается от остальных залов дворца: небольшой, темно-бордовые стены, тяжелые черные шторы, дубовый стол в виде буквы «Т» и книжные полки со стеллажами. У стола – несколько стульев с высокими спинками. – Присаживайтесь, господа, у нас есть еще пара часов, – сообщил Юсупов, усаживаясь во главе стола. За его спиной находилось зашторенное окно. – Садитесь-садитесь. Дождемся еще одного человека и продолжим. Руслан сел рядом с Даней, напряженно расправляя плечи, что сковал черный пиджак с тонкими полосками, образовавшими квадраты. Хотелось обратно в Зимний дворец. В тепло, к Юлику. Та самая ночь две недели назад изменила его жизнь. – Я боялся, что ты не ответишь на поцелуй, – хрипло прошептал Юлик, прижимаясь к боку Руслана. За окном ночь, метель и тучи спрятали луну, и их согревали лишь камин, теплое одеяло и тела друг друга. – А я боялся, что этого не произойдет, – со вздохом признался Руслан, накручивая прядку волос Юлика на палец. – Придется скрывать все... это. – А я и не против, – оживился Романов. – Знаешь, я даже и не понял, как поцеловал тебя. Давно хотел. Не знаю, почему. Руслан усмехнулся. Ребенок. От раздумий Тушенцова отвлек хлопок двери, и в кабинете появился запах коньяка и снега. Подняв голову на вошедшего, парень обомлел. Юсупов улыбнулся, приглашая мужчину сесть за стол. – Хочу представить вам Ларина Дмитрия Александровича.***
– Ой, Юлька... я так счастлива. Юлик усмехнулся, когда Даша, раскинув руки в стороны, улеглась на своей огромной кровати, положив голову на колени брата. – Илья, он такой... такой... милый! Рассказал, как учился, как служил, как его взяли на работу... А волосы у него такие..! Такие! Ой, Юль, а ты ведь никому не скажешь? – Нет, – улыбнулся Юлик, – не скажу, если ты взамен никому не расскажешь мою тайну. Даша нахмурилась: – Какую? – Мы с Русланом вместе. – А-а! – Тщ! – шикнул младший, прикрывая Даше рот ладонью. – Тихо-тихо. Секрет? Она улыбнулась. – Секрет. Даша для Юлика пахнет летом – тем самым, когда солнце греет своими ярко-золотыми лучами макушку, освещает все вокруг, и медом – сладким, тягучим, с листочками липы и молока. Даша пахнет сладкой мятой и зубной пастой. Даша — это уже что-то необходимое и родное, это якорь. Любимая сестра. Юлику становится тепло по-настоящему. У него счастье по венам, глупое, кажется иллюзорным, хрупким, у него счастье по венам, и он никогда не чувствовал себя лучше. Но он все еще пахнет ливнем, грозой и уважением с нотками благоговения. У его души запах бурь и сосны. Юлик пахнет потерянным и только что вернувшемся обратно счастьем.***
– После убийства нам придется запутать следствие. – голос Ларина звучал глубоко и грубо, отдаваясь эхом в этом кабинете. Оказавшись здесь, Руслан подумал, что тут раньше собирались сектанты. Тушенцов неотрывно и напряженно смотрел прямо в темно-зеленые глаза Ларина. Тот, в свою очередь, делал вид, что Руслана не знал. Дмитрий был учителем царских детей – преподавал им философию и иногда помогал с ней Руслану. Когда обучение закончилось, он покинул дворец по собственной воле, чтобы вернуться в свое поместье, но Ларин оставался близким другом императора и отца Руслана. – Итак, – вздохнул Пуришкевич, – Распутин прибудет через час. Повторим план...***
Осторожной тенью проскользнув в свою комнату, Руслан заметил, что Юлик уже спит в его кровати. Немудрено – уже пять утра. На улице все еще темень, от дворца отъезжает автомобиль Кашина. Переодевшись из костюма в спальную одежду, Руслан потер ладонью ушиб на плече. – Откуда это? Тушенцов подпрыгнул на месте и развернулся, столкнувшись с сонным и обеспокоенным лицом Юлика. В его глазах читалось осуждение. – Я... – Ты подрался в кабаке, да? – Юлий... – Или ты не был в кабаке? Ты туда на автомобиле не ездишь. Тем более, на автомобиле Кашина. Не стоит врать мне. Руслан вздохнул. – Прошу тебя, – настоял он, присаживаясь рядом. – Просто выслушай меня... Юлик с готовностью кивнул. – ...Юсупов надеялся для осуществления своего плана найти людей решительных, готовых действовать. Обсудив ситуацию, мы решили, что яд – вернейшее средство скрыть факт убийства. Распутина Феликс собирался принять в полуподвальных апартаментах, которые для того отделывал. Он велел дворецкому и камердинеру к одиннадцати приготовить чай на шесть персон, купить пирожных, печенья, принести вина из погреба. Ларин... – Ларин?! – шокированно переспросил Юлик, широко раскрыв глаза. Он резко сел на кровати, взглянув на лицо Руслана. До этого голова младшего покоилась на его плече. – Дмитрий Александрович? Он? Правда? – Правда, – раздраженно подтвердил Руслан и чуть ли не насильно заставил Юлика сесть обратно, переплетая его пальцы со своими. – Так вот, Ларин взял несколько кристалликов яда и истер в порошок. Затем снял верхушки пирожных, посыпал начинку порошком в количестве, способном, по его словам, убить слона. В комнате царило молчанье. Мы взволнованно следили за его действиями. Осталось положить яд в бокалы. Решили класть в последний момент, чтобы отрава не улетучилась. Приехав, Распутин услышал американскую музыку и голоса. Феликс объяснил, что это гости жены, которые скоро уйдут, и пригласил его пройти в столовую. Феликс в последний раз попытался уговорить Распутина уехать из Петербурга, но получил отказ. Мы с Данилой были наверху и смотрели с ужасом. Яд должен был подействовать тут же, но Распутин продолжал разговаривать, как ни в чем не бывало. Я ожидал, что он вот-вот рухнет... Но он пил, чмокал, смаковал вино, как настоящий знаток. Ничто не изменилось в его лице. – Ближе к делу... – Не перебивай. Под предлогом проводить, Юсупов поднялся к «гостям жены». Он взял у Пуришкевича револьвер и спустился в подвал – прицелился в сердце и спустил курок. Ларин переоделся Руспутиным, надев его шубу и шапку. Следуя разработанному плану, с учетом наличия слежки, мы с Кашиным должны были отвезти «Руспутина» в открытом автомобиле Пуришкевича обратно к нему домой. Затем, в закрытом автомобиле Кашина вернуться на Мойку, забрать труп и доставить к Петровскому мосту. Только вот Распутин выжил... – Я не успеваю записывать, – усмехнулся Юлик, на что Руслан лишь хмыкнул. – А почему он выжил? Потому что святой? – Не знаю, Юлий, не знаю, – нетерпеливо прервал Руслан, мимолетно поцеловав парня в лоб, продолжил. – Выглядел он жутко. Рот его был в пене. Он закричал, взмахнул руками и бросился на меня. Его пальцы впивались мне в плечи, норовили дотянуться до горла. Глаза вылезли из орбит, изо рта потекла кровь. Распутин тихо и хрипло повторял мое имя. На мой зов прибежал Пуришкевич. Распутин быстро переместился к потайному выходу во двор. Пуришкевич кинулся вдогонку. Распутин бежал к средним воротам двора, которые были не заперты. Раздался выстрел... Распутин качнулся и упал в снег. – ...или он Дьявол во плоти... – продолжал размышлять Романов. – Юлий! – Молчу. – Пуришкевич подбежал, постоял несколько мгновений у тела, убедился, что на этот раз все кончено, и быстро пошел к дому. Мы с Кашиным и Лариным в закрытом автомобиле заехали за трупом. Завернули его в холстину, погрузили в автомобиль и уехали к Петровскому мосту, где и скинули тело в реку. – У меня один вопрос, – осторожно начал Юлик, – зачем? – Чтобы обезопасить тебя, девочек, твоих родителей... Страну, в конце концов. Распутин плохо влиял на решения Николая. – Ты убийца. – Фактически, я его не убивал. – Он был дорог моим родителям... Тусклый свет от свечи на столе освещает лицо Юлика, очерчивая его потухший бегающий взгляд. Руслан жадно цепляется за его уставшие глаза, вытягивает тонкие ниточки любви из карей глубины и покорно ждет. Боится пошевелиться, вздохнуть лишний раз, чтобы не разорвать прикосновение Романова. Он чувствует, как медленно из рук выскальзывает зыбкая надежда, расползаясь в воздухе едким дымом. Юлику плохо – он даже моргнуть не может, потому что закипевшие слезы сорвутся градом вниз по щекам. Разбивая хрупкие стены его спокойствия в пух и прах. Он и так слишком слабый. – Ты убийца, – повторял он рефреном. – Пойми, я должен был. – Руслан обреченно качает головой, лишь бы не столкнуться с воспаленными глазами Юлика. – Еще и отец... – А что с ним? – Невесту мне нашел. Руслан проглатывает острый ком боли и все еще с надеждой смотрит на Юлика. Может расплакаться, как ребенок, в любой момент, но внутренний голос наглухо замуровывает тревогу под ребрами, убеждая держаться до последнего. Быть сильным. Быть настойчивым. – У меня не может быть всего. – голос хриплый, отдаленный, режучий. Распаривает сердце Руслана по швам, выдирая с мясом доверие, любовь, нежность. Тушенцов может не выдержать. Может не простить. – Нет, может, – Руслан чеканит твердо, уверенно, но дрожь в голосе не скрывает железная маска. Даже у него есть чувства, которые так просто ранить, раскрошить в каменное крошево. – У нас может. Мы во всем разберемся. Юлик больше не может слушать – просто встает и уходит, бросая Руслана на съедение безумным страхам. Каждое слово втыкается толстой иглой под кожу, превращая в кровавое решето узлы вен и артерий. Каждое слово бьет ударами молнии по задворкам сознания, иссушая вьющийся в голове клубок мыслей.***
«Вечером 17 декабря 1916 года стало известно, что тело Распутина было обнаружено в Малой Невке в ледяной проруби под Петровским мостом. Тело было доставлено в Чесменскую богадельню в пяти верстах от Петербурга. Императрица Александра Федоровна потребовала немедленного расстрела убийц Распутина». – Блядь, Данила, ты видел? – перепуганный не на шутку Руслан протянул сидящему в кресле напротив Кашину газету. Они ужинали в малом зале Зимнего дворца с подачи Александры, что волновалась за Руслана. Как сказал недавно Николай: «На улицах нынче неспокойно». – Да не шугайся ты, нет здесь никого. Читай. – Прошу прощения! Сердце, казалось, ушло в пятки у обоих. В зале появился Илья. – Кулич, тебе чего? – обиженно хмыкнул Руслан, расслабляясь. – Ты чего напряженный какой? Что случилось? Илья воровато оглянулся и, взмахнув светлыми волосами, быстро направился к столу. – Руслан, там полиция в тронном зале Николая, спрашивают про Распутина. Вы оба должны быть там. – Оба? – переспросил Даня. Илью он знал по письмам Лизы и лично видел впервые. Но тот, видимо, тоже слышал о нем из рассказов Даши. – Да, – шепотом подтвердил Илья, снова оглядываясь. – Нужно поспешить, а то заподозрят неладное. – Да... да. – Руслан подорвался с места и вместе с Даней направился в тронный зал. Тот самый, где стоит трон и красная ковровая дорожка. Туда они шли в тишине. Грандиозный по площади двусветный зал выглядел чрезвычайно торжественно: расположенные вдоль стен парные колонны делали его похожим на античный храм. В оформлении был использован только натуральный мрамор белого, серого, розового и голубоватого оттенков, позолоченые детали и яркий живописный плафон. Вблизи трона в полукруглых нишах продольных стен стояли аллегорические статуи «Вера» и «Закон», символизирующие основы, на которых зиждется российская государственность. На троне сидел Николай, по обе его руки стояли Александра, Юлик и девочки. Поодаль – люди из персонала и стражники, что находились во дворце позавчера. С ними же был отец Руслана и преподаватель музыки. Перед императорской семьей стояли представители полиции. Кивнув им, Илья поспешил к остальным стражникам. – Вчера днем, – со вздохом и многоначинающе начал мужчина в форме, что, судя по всему, являлся директором Департамента полиции. Он, убрав руки за спину, начал расхаживать туда-сюда, и повернулся к Руслану и Даниле лицом. Очень молодым и смазливым лицом, что отметил Руслан и усмехнулся, – 17 декабря, прохожим были замечены пятна крови на парапете Петровского моста. После исследования водолазами Невы в этом месте было обнаружено тело Распутина. – он остановился и уставился на парней. Руслан, явно волнуясь, бросил мимолетный взгляд на статно стоящего Юлика. Его лицо выражало серьезность, а глаза, не отрываясь, следили за Тушенцовым. – При вскрытии найдены весьма многочисленные повреждения, из которых многие были причинены уже посмертно. Вся правая сторона головы была раздроблена, сплющена вследствие ушиба трупа при падении с моста. Смерть последовала от обильного кровотечения вследствие огнестрельной раны в живот. Выстрел произведен был, по моему заключению, почти в упор, слева направо, через желудок и печень с раздроблением этой последней в правой половине. Кровотечение было весьма обильное. На трупе имелась также огнестрельная рана в спину, в области позвоночника, с раздроблением правой почки, и еще рана в упор, в лоб, вероятно, уже умиравшему или умершему. Грудные органы целы и исследовались поверхностно, но никаких следов смерти от утопления не было. Легкие не были вздуты, и в дыхательных путях не было ни воды, ни пенистой жидкости. В воду Распутин был брошен уже мертвым. Данила покосился на Руслана. – И что же, Николай Юрьевич? – усмехнулся Кашин. Видимо, знакомы. – Мы под подозрением? Соболев высокомерно вскинул голову. Юлик продолжал сверлить Руслана взглядом. Николай и Александра тихо перешептывались, а сестры и подчиненные внимательно следили происходящим. – Мы уже допросили Пуришкевича и Юсупова, – сообщил Соболев. Значит, место убийства найдено. – Однако их показания кардинально расходятся с показаниями расследования. Начиная от называния неверного цвета одежды, в которую был одет Распутин по версии убийц, и в которой его обнаружили, и до того, сколько и куда пуль было выпущено. – Товарищ Соболев, – позвал его император. Все находящиеся в зале невольно вздрогнули. Соболев повернулся к своему тезке. – Прошу Вас, ближе к делу. Мы, увы, не молодеем. Более того, Руслана я знаю семнадцать лет, и, уж поверьте, на такое зверское убийство он не способен. Руслан заметил, как уголок губ Юлика дрогнул в ухмылке – парень еле сдерживался, чтобы не рассмеяться в лицо отца на его слова. – Господин Кашин же, – Соболев повернулся обратно к парням, – приближен к Пуришкевичу. Прошу, ответьте, где вы были в ночь с 16 на 17 декабря? – В своем поместье, – заверил Даня. Его лицо было каменным, даже, скорее, мраморным и холодным, не выражавшим абсолютно ни единой эмоции, кроме ужасающего спокойствия. Веснушки побледнели, рыжие волосы словно потеряли всю яркость от страха и вот-вот могли поседеть. – Вместе с товарищем Тушенцовым. Пили бренди, вспоминали детство. Подтвердить могут родители, прислуга. – Когда Вы вернулись во дворец? – этот вопрос уже был адресован Руслану. – 17 декабря в пять часов утра. – Кто-то может это подтвердить? – Мне не спалось в ту страшную и кровавую ночь, – надменно раздалось за спиной. Это был Юлик. Его рука покоилась на спинке трона отца. – Я был в столовой, потом в библиотеке. Направляясь в свои покои, столкнулся с Русланом. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Даша и Лиза понимали, что это чистая ложь. Девушки были в курсе, что младший брат всю ночь провел в комнате Руслана, ожидая его возвращения, и ушел оттуда (читать: вылетел) только под утро. Конечно, у них были подозрения, что Руслан может быть замешан в убийстве Распутина, но трещать об этом не собирались. Свете, как всегда, все равно, а Настя не сводила влюбленного, но в то же время скучающего взгляда с Тушенцова. В ту же сторону был направлен и взгляд Лизы. Правда, не на Руслана, а на Данилу. Тот, иногда поглядывая на объект своих воздыханий, приподнимал уголки губ в улыбке, но чтобы только лишь успокоить ее. Даня Лизу видел редко – переписываются они с лета, а последний раз видел он ее в Казанском соборе лишь месяц назад, и то лишь пару мгновений. Сейчас она выглядела не лучшим образом: большие выразительные глаза чуть впали, кожа бледная. Она сидела на стуле с высокой спинкой и красными вставками – стоять ей с каждым днем было все труднее. Тем не менее, Даня Лизу считал самой красивой девушкой в этой Вселенной. Соболев со своей свитой ушел. Стража и слуги отправлены по своим делам и обязанностям. – Смерть Распутина – первый выстрел в нашу сторону, – тихо заявила Александра, покосившись на Руслана и Данилу. Те, поняв все без слов, начали удаляться, но Николай Тушенцова попросил остаться. – Вспомни его слова. И Марины Мнишек. Вспомни, Николай. О, да. И то, и другое событие все Романовы и даже Руслан знали прекрасно. Во-первых, Марина Мнишек – дочь польского авантюриста и жена двух первых Лжедмитриев, которая прокляла род Романовых, сказав, что не продержаться им больше трехста лет. Что же касалось слов Распутина – за пару дней до смерти он сказал «Покуда я жив, будет жить и династия». Что ж, суеверным Руслан никогда не был, но это его безусловно пугало. – Руслан, – серьезно проговорил Николай, и парень склонил голову, послушно выслушивая императора, – ты правда не причастен к смерти Нашего Друга Распутина? – Нет, Государь. – Клянешься? – Да, Государь. – Что ж, одному Богу судить твои слова. После этого Николай и Александра уединись, чтобы обсудить произошедшее. Настя и Света отправились спать, Даша и Лиза – в комнату второй. Руслан вышел из зала разбитым, вымотанным, одиноким. Загустелая тишина заползала в уши колючим туманом. По стенам стекала щемящая тоска, расползаясь по углам кровавыми лужами. Тушенцов смутно помнил, что еще сказал император: все пропустил мимо ушей, отдирая режущий взгляд Юлика от своего лица. Он боялся посмотреть ему в глаза, потому что и так остро ощущал его обиду. Ядовитая, горькая, со вкусом красного перца. Обжигает язык, щиплет глаза, разрывает сердце. Он помнит воспаленные карие глаза Попова, замораживающие своей строгостью и неприступностью. – Руслан, постой! Юлик нагоняет его в коридоре, хватает за руку и, как хватает сил, разворачивает к себе. Поблизости никого, значит можно спокойно выяснить отношения. Главное – тихо и незаметно. – Чего Вам, Ваша Светлость? – огрызнулся Тушенцов. Они не говорили почти двое суток с того момента, как Юлик выбежал из его комнаты. – Когда свадьба? Пригласите? – Да нет никакой свадьбы! – выпалил Юлик. – Я это сказал, чтобы тебя позлить! Постепенно силы начали покидать Руслана: перед глазами рябило, тело пронзала дрожь, а голова зудела от ноющей боли, которая кувалдой вколачивалась в виски. Он ужасно устал. – Юлий, я не хочу сейчас ссориться, у меня вовсе нет сил... – Я вижу. Оно и ясно: литры выпитого с утра алкоголя отпечатались лишь свинцовой тенью под глазами, рассыпаясь пузырьками дрожи на руках. – Прошу, Руслан, извини, что так вышло, но и ты... – Да, я, – кивнул он, не давая Юлику договорить. – Мы это обсуждали, ты сам все понимаешь: так будет лучше. Юлик отравлен чувством вины, от которого поможет избавиться разве что сама смерть. Он глядит в потухшие глаза Руслана. Чувствует его пронизывающую боль. А тот умирает на стеклянном крошеве скрытых желаний. Руслан знает, как никто другой, что в любви не бывает легко. Тебе приходиться принимать острые удары кинжала, чтобы заслужить один глоток горячей любви. Сейчас сердце сжимается от нестерпимой боли. Руслан до изнеможения боится одиночества, но его слабое место – Юлик. Без него ничего не имеет смысла. Без него ему не нужна жизнь. – Пойдем-ка, лучше, спать, – вздохнул Руслан, устало потирая глаза. Юлик кивнул и, открыв дверь в спальню Руслана, пропустил его вперед. Не упасть бы еще ниже. Хотя ниже уже некуда. Разве что в преисподнюю.