Cinnamon Crisp

Джихё едва успела открыть дверь, мельком увидев Тэхёна, беспокойно подпрыгивающего на месте рядом с матерью, прежде чем маленький омега пронёсся мимо неё в дом с криком: «Привет, тетушка Джихё!» — Этот мальчик, — вздохнула мать Тэхёна, глядя на него с частично любящим, частично сбитым с толку выражением, которое она всегда использовала, когда речь шла о старшем сыне. — Он вёл себя как сумасшедшая обезьянка последние две недели. Пять дней назад он фактически начал со мной торговаться. Он пообещал никогда больше не жаловаться на кучу овощей в тарелке супа, если я просто позволю ему навестить Чонгука. Он даже сказал, что перестанет приставать ко мне с просьбами завести щенка. Я уже через секунду после этого сказала ему «да», только бы не позволять ему и дальше смотреть на меня так, словно я была монстром, который держал его подальше от Чонгука. Женщина-альфа слишком хорошо знала, что, должно быть, пережила мать Тэхёна. Её сын тоже стал крошечным комком страданий, и Джихё точно знала, что справляться с отсутствием Тэхёна рядом ему было гораздо сложнее, чем с сильной простудой и тонзиллитом. Не прошло и дня без её маленького сына, умоляющего позволить ему пойти к своему лучшему другу со слезящимися и опухшими глазами, но риск того, что Тэхён тоже заболеет, был слишком высок. Сказать ребёнку «нет» и наблюдать, как вспышка печали проскальзывает на его всё ещё слегка пухлом лице снова и снова, оказалось почти невыносимой пыткой. — Я думала, эта чёртова простуда никогда не исчезнет. Честно говоря, прошло будто два месяца, а не две недели. — Слава Богу, что всё закончилось. — Они обменялись быстрыми понимающими взглядами, полными усталости, прежде чем мать Тэхёна с облегчённым вздохом не шагнула к порогу. — Мне лучше вернуться домой и убедиться, что две мои другие обезьянки не сожгли дом, пока меня не было. — Я позвоню тебе, когда Тэхён соберётся идти домой. — Тогда поговорим с тобой через неделю, — всё, что могла сказать на это мама Тэхёна, на её лице отразилось веселье, Джихё удивлённо рассмеялась, а затем помахала ей на прощание. Вернувшись в дом и направившись прямо в гостиную, где в гнезде из одеял на диване ютился Чонгук, она вошла в комнату как раз тогда, когда её сын издал свой первый дрожащий вопль. Она приняла это за звук подавляющего облегчения, а не боли или страха, но всё же альфа и мать в ней подтолкнули её вперед, чтобы убедиться, что он в порядке. К тому времени, когда она остановилась рядом с диваном, Тэхён уже смотрел на неё большими испуганными глазами, его маленькая рука мягко погладила макушку головы сына, и на мгновение тиски в груди были почти слишком тяжёлыми, чтобы можно было что-то сказать. — Куки больно? Она наблюдала, как дрожит нижняя губа мальчика, и почувствовала, как защитные инстинкты подскочили от желания прижать их обоих к груди. Вместо этого она опустилась на колени перед мальчиками на диване и придала голосу такой тон, который, как она знала, заставил бы маленькую омегу и её сына почувствовать себя спокойно и непринуждённо — не то чтобы Тэхён когда-либо боялся её, её мужа или сына, несмотря на то, что все были альфами. — Не беспокойся, Тэхён. Чонгуку не больно, он просто рад, что ты наконец здесь. Вот почему он плачет. Он очень по тебе скучал. Это, казалось, успокоило омегу хотя бы немного, хотя он, казалось, считал вид непрекращающихся слёз своего лучшего друга личным преступлением. Затем Чонгук внезапно начал шевелиться, решительно уползая на колени Тэхёна, в то время как его тело всё ещё дрожало от рыданий. — Они сказали... они сказали, что тебе нельзя приходить ко мне, — груз страдания в его голосе, вероятно, заставил бы Джихё опуститься на колени, если бы она уже не стояла на них. — Они сказали, что я… я тебя… тебя заражу. В этот момент Чонгук просто давил всхлипы в ярко-оранжевой рубашке Тэхёна, маленькие руки сжимали ткань, словно он боялся, что его другу придётся снова уйти, если он её отпустит. И взгляд, которым Тэхён окинул её в этот раз, был мрачен и полон невинного гнева, и Джихё действительно пришлось прикусить внутреннюю часть щеки, чтобы сдержать угрожающую появиться на лице улыбку. Она была примерно на 99% уверена, что любые попытки помешать им или отделить их друг от друга закончатся рычанием крошечного омеги на неё, поэтому женщина тихо поднялась на ноги и подошла к столу, где оставила книгу несколько минут назад. — Я здесь, Куки. Я останусь так долго, как ты захочешь. Это был тихий шёпот, явно предназначенный только для ушей её сына. — О-обещаешь? — Я клянусь своим Геймбоем. Никто больше не заберёт меня у тебя. Жёсткая решимость в голосе Тэхёна заставила Джихё застыть на месте, тон омеги царапнул по чему-то внутри неё. Он не походил на семилетнего омегу, не походил на ребёнка вообще. Вместо этого он казался невозмутимым, защищающим, и один быстрый взгляд на двух детей, сидящих на диване, показал, что выражение его лица соответствовало тону его голоса. Брови Тэхёна сошлись на переносице, глаза почти светились решимостью, а губы сжались в прямую линию, когда он смотрел вниз на голову её сына. Лицо Чонгука невозможно было разглядеть за плечами Тэхёна, но он непрерывно кивал головой и придвигался ближе к другу, из его маленького тела явно стекало напряжение. Джихё сомневалась, что он успокоится в ближайшее время, и вернула внимание к книге перед собой. Лишь через пять минут она почувствовала, что волосы на затылке чуть приподнялись. В комнате было совершенно тихо. Больше не раздавались звуки сопения, тихого шёпота или хихиканий, которые начались, может быть, через десять секунд после того, как прекратились хлюпанья носом. Просто тишина. Джихё даже не могла сосчитать, сколько раз находила Чонгука и его партнёра по преступлениям по уши в беде после того, как им каким-то образом удавалось ускользнуть от неё. Эти двое были более громкими, чем пара жизнерадостных обезьян, поэтому их молчание никогда не было хорошим предзнаменованием. Это означало, что все её материнские инстинкты обдало тревогой в глубине сознания — уже готовя её к надвигающейся охоте на озорную пару щеночков — когда она быстро подняла взгляд со страниц книги, только чтобы осознать, что её сын и его лучший друг уснули на диване. Чонгук до сих пор держался за Тэхёна изо всех сил, крошечные кулаки сжимали чужую футболку, в то время как омега обвивал руками Чонгука, как будто пытаясь защитить его от всех зол в мире. Нос уткнулся в пушистую шевелюру Чонгука — сын долго не соглашался стричься, — его короткие ручки крепко держались за маленького альфу, и он выглядел так, словно собирался остаться рядом с ним навсегда. Джихё не знала, откуда пришла эта внезапная мысль, но часть её просто знала, что эти двое не отпустят друг друга. Никогда.