Белое платье, чёрное небо

Вот он идёт, обернись, послушай, ну, повернись же, откинь покрывало, волосы убери со лба, через плечо посмотри – увидишь: то не восточный ветер трепещет, пыль поднимает, хвостом виляет, ждёт, чтобы кинули корку хлеба, то не вдова, заплетая косы, смотрит в окно – а ну вдруг услышит, как заступает муж за порог, то Господин, проходя пустыней, видит – паук, шелестя по барханам, тащит кусок саламандровой лапки. И рассмеётся тогда Господин. Вот он идёт; ты набрось на плечи, юная вдовица, белый платок (ибо что может на свете белее быть, чем зрачок уходящего мужа? смотрит он – кажется, что в окошко, если по правде – то губы Шеоли, что чужестранца целует в щёку) – убережёт он спину от жара, шею – от красных ладоней солнца. Сделавши это, замри и слушай. Если ослица поднимет морду, чтоб промычать, что она устала (жарко, мол, путь и далёк, и труден), если паук, шелестя по складкам юбок, прошепчет, что заблудился (это он так – не во вред, от скуки), если твоё рассмеётся сердце, песнь заведёт под журчанье лиры, а на расспросы махнёт рукою – не до тебя – так и знай, вдовица: эта безумная пляска сердца, это дыханье, что птица в клетке, эта дорожная пыль на платье, эти ладони, ко рту прижаты, значат одно – посреди пустыни твой Господин в этот час проходит. Шаг его лёгок: когда ступает, не оставляет следов на песке.

***

Вот он идёт, обернись, родная, это нетрудно, ну, повернись же, что тебе стоит, набрось платочек, ну же, давай, заплетая косы, хоть ты разочек в окно посмотри: вдруг там собака хвостом виляет, нет, я ошиблась, то муж стучится, просит впустить – но меня послушай: если услышишь биенье сердца, волосы убери со лба.

***

Вот он идёт, Господин Могучий, он указал на границы – Морю, Князю-реке – на его пределы. Это, наверное, было б неплохо, если бы только, идя пустыней, так не хотелось бы пить ему. Впрочем, и это пройдёт однажды, как постепенно сойдёт на шее след от холодного рта Шеоли – и не прознает про то жена, та, что стоит у порога дома, шею и лоб покрывалом спрятав, чтобы идущий дорогой дальней думать плохое о ней не смел.

***

Ветер восточный – его дыханье, голос его – как раскаты грома. Когда он нисходит с высот Цапану, земля гремит и стенает небо. Когда он идёт по вершинам горным, тают горы, холмы мелеют. Когда он идёт посреди пустыни, навьюченная ослица склоняет голову, и каплет пот с её ноздрей. И пляшет молодая вдовица под такт биения своего сердца.

***

Вот Господин стучится в двери. Гребень выпадает из рук, оглаживающих душистые, как смола, волосы. Она, моя дорогая, думает – «верно, то пёс; я с прошлого вечера кости ему не бросила» - и, отодвигая занавес, смотрит в окно. Тогда Господин смеётся, заступает за порог и целует её в сухие губы.