Проснулся Джон под кроватью.
Мягкие клубочки пыли так и хотели забиться ему в нос, а под головой лежало нечто, плотностью и размером напоминавшее чемодан. Правая рука высовывалась из-под кровати, а по ладони выводили узоры чьи-то тонкие пальцы. Прекрасное начало года.
Джон высунул растрепанную голову на свет. На пол падали золотые солнечные лучи, в которых медленно кружились пылинки, а с кровати, помимо смуглой руки, свешивался кончик одеяла цвета лаваша.
— Я пил? — щурясь, поинтересовался он у выписывающего кренделя по его руке Фредди.
— Чай, — улыбнулся с зубами художник и свесил голову. Он лежал на кровати, завернутый в плед с какими-то яркими рыбками.
— А что я тогда тут валяюсь?
Фредди пожал плечами.
— А об этом я должен спросить, — улыбка сползла с его лица, уступив место нарочитой обиде. — Ты заявил, что не будешь со мной спать и заполз под кровать… А я думал, ты меня любишь!
Джон рассмеялся и пополз по-пластунски из импровизированного убежища. Ломоты в теле не было, и голова не болела.
Меркьюри поплотнее завернулся в плед и обиженно засопел.
— Разверни свой лаваш, — снова засмеялся Дикон, дотрагиваясь до незащищенного одеялом затылка, — я к тебе хочу.
— Не-а.
— А если так? — Джон улегся за спиной художника и принялся дуть в затылок, одновременно обнимая «лаваш».
— Может быть…
— Ну хоть ко мне повернись, — легонько ткнул кулаком в плечо физик.
Художник зашевелился и медленно перевернулся на другой бок, все еще запахивая плед. Темные глаза выжидательно уставились на Дикона.
— Доброе утро, — прошептал Джон и коснулся губами носа Меркьюри.
— Иди ко мне, — расслабился тот. Дикон прижался к Фредди и перетянул часть пледа на себя.
— Я не стану на тебя сердиться, если ты меня поцелуешь, — заметил художник.
— Вот тебе раз! — округлил глаза физик. — А что я получу взамен?
— Твою сторону пледа с карпами кои! — торжественно произнес Фредди.
— Ну ты жмотяра, — хмыкнул Дикон.
— А у тебя, оказывается, веснушки, — молвил Фредди, аккуратно дотрагиваясь до щеки физика. — Бледные, но самые настоящие… — продолжил он после недолгого молчания и поцеловал бледно-золотую россыпь над верхней губой.
Джон слегка дернул головой и коснулся губами губ Меркьюри. Поцелуй был легким и недолгим, но и его хватило для отжатия половины пледа с карпами.
— Расскажи мне что-нибудь, — попросил Джон, закинув ногу на бедро Фредди — так лежать удобнее.
— Мы целовались, — воодушевленно принялся вещать художник, — потом звонили друзьям, поздравляли и снова целовались. Тебе позвонили родители, ты пообещал, что придешь к ним со своей любовью, засмеялся и пошел на кухню. Мы пили чай… Ну и шампанского бутылку вылакали, которая, впрочем, никак не повлияла на самочувствие и развязность речи. Потом по классике ели, пели-танцевали и смеялись. Ты захотел спать и плюхнулся сюда, я лег рядышком, а ты сказал, что не готов к таким близком отношениям и уполз под кровать.
— Весело, — протянул Дикон. Потом нахмурился: — Я что, реально пообещал родным, что приду к ним с… тобой?
— Ну, ты сказал «с любовью», а…
— Вот… Блять. — Джон как-то сразу сник и уткнулся лицом в подушку.
— Понял. Буду из кожи вон лезть, чтобы понравиться им, — кивнул Фредди.
— Да не в этом дело, — вздохнул Дикон. — Они и мысли не могут допустить, что их прекрасный сын, такой скромный и талантливый, мало того что стал поздно приходить, проявлять своеволие и вольность в выражениях, так еще и придет и скажет: «
Родители, знакомьтесь — это Фредди Меркьюри, массовик-затейник, студент-художник и мой парень». Они же просто…
— Ты же не знаешь, как они ко мне отнесутся. Может, все не так уж плохо.
— Ой, не знаю… — уныло затрубила подушка. — Но в любом случае, я тебя не брошу.
— А пойдем сейчас! — подскочил Меркьюри. — Вообще-то, я не горю желанием знакомится с твоими родителями, но чем раньше вы все решите, тем меньше проблем будет в дальнейшем. Я знаю, я полгода скрывал своего первого парня от родни, пока не попался с поличным. Они спалили, как мы обжимались на лавочке во дворе, и устроили скандал… Джон?
Подушка молчала.
— Не рассказывай мне про своих бывших. Что было, то прошло. Я не хочу ничего про него слышать, — вдруг резко высказал Дикон. Внутри неприятно царапнуло. Фредди понял,
что сболтнул.
— Не ревнуй, Дики. Не к кому. Мы же вместе, — промурлыкал Меркьюри.
Джон не уловил связи, но улыбнулся в подушку. Фредди рядом. Все хорошо.
— Ты прав. Пошли. Если они меня выгонят, я буду жить у тебя, — хмыкнул физик.
— Переезжай и так! — обрадовался Фредди.
Джон засмеялся и спрятался под плед.
***
Они шли, переплетя пальцы, все в том же гомошарфике.
Город словно вымер. Улицы были почти пусты, если не считать пары-тройки веселых компаний, десятка бомжей да Джона и Фредди. Был все тот же жуткий холод, но физик с художником не ощущали его настолько остро. Их — теперь открытая — любовь согревала, будто сердце закутали в теплый и мягкий плед. Можно даже с карпами кои и цветом, как лаваш.
Вдали показался автобус.
***
Диконы-старшие накрывали на стол.
— Что-то нехорошее у меня предчувствие, — хмурился отец, доставая из духовки курицу.
— Надеюсь, она не из компании этих друзей, портящих нашего сына, — согласно кивала мать. — Но и запретить встречаться мы не можем.
— Можем. Я не допущу становления Джона моральным уродом!
В этот самый миг хлопнула входная дверь. Родители переглянулись и неловко поспешили ко входу.
«Моральный урод» уже снял верхнюю одежду и теперь воевал с застежкой на сапоге пришедшей с ним девушки — почти одного роста с Диконом-младшим, со смуглой кожей и блестящими черными волосами. Особенно выделялись живые глаза, острые скулы, неправильный прикус и радужный шарф. Отец шепнул матери:
— Нутром чую, из
той компании.
— Не торопись с выводами, — возразила женщина, — кто знает, что там и как… Джон, здравствуй! Как хорошо, что ты решил так скоро познакомить нас с твоей девушкой. Как тебя зовут? — обратилась она к офигевшему вконец Фредди. Тот хрюкнул и выпрямился.
— Родители, — несколько неловко начал Джон, беря художника за руку, — я бы хотел внести ясность в эту ситуацию. Это Фредди Меркьюри, мой… парень.
Теперь вконец офигели отец и мать.
