Leave the Gun, Take the Cannoli

Июнь 1958 года выдался тяжёлым и выматывающим для семейства Моретти. Насколько в этом была виновата погода, которая буквально забирала последние силы на борьбу с жарой, сказать было сложно. Единственное, что Мирон Моретти мог сказать точно это то, что проблем было намного больше чем обычно. Именно поэтому вопросы, почему это произошло и есть ли какая-то ошибка в давно отработанной системе, надежно засели в голове дона. Череда неприятностей свалилась на семейство Моретти: компании из Европы задерживают поставки, правительство активно рыщет в поисках мафии в своих рядах, срываются договоры. И помимо всего этого Мирон чувствует нависшую угрозу, у него буквально лопатки чешутся от пристального взгляда в спину. Кто-то явно воюет целенаправленно против них. Не каждый сможет долго жить в постоянном напряжении, даже прославленному дону Моретти необходим перерыв. Поэтому сегодня все приближённые собираются в главном доме на ужин, чтобы провести один вечер в кругу родных. Именно родных, потому что пусть они и не связаны кровным родством, они давно стали самыми близкими людьми друг другу. Мирон еще с детства усвоил, что кровь не является гарантом верности и преданности, выбирать людей надо по куда большему списку критериев. И уж тем более дон Моретти не считал, что в делах мафии могут участвовать только итальянцы. В этом вопросе для него кровь тоже ничего не решала. Владения Моретти представляли собой пятнадцать акров земли, окруженных трехметровой стеной из красного кирпича. Помимо главного особняка, на этом пространстве рядами стояли дома приближённых дона, образуя небольшие улочки. В сумме домов было не так уж и много, где-то около двенадцати, и этого хватало с лихвой. В дверь кабинета постучали и после прозвучавшего разрешения войти, дверь открылась. В комнате появился Мамай, американец, занимавший должность консильери. И это было одной из основных причин, почему семью Моретти не любили: ни в одной другой семье дон не мог себе позволить назначить консильери чистокровного американца. Но Мирон не мог представить кого-то другого в роли своего советника. Мамай является для Мирона опорным фундаментом уже на протяжении долгого времени, он прошёл с ним весь путь со дна до вершины, так почему же Мирон должен отказываться от друга в угоду устаревшим традициям? Мамай Осборн занимает должность директора компании грузоперевозок и выступает посредником между доном и подкупленными политическими, профсоюзными или судебными деятелями, кроме того, он исполняет роль представителя на встречах с другими семействами. Именно Мамай занимается всей бумажной работой, связанной с их легальным бизнесом, за что Мирон сильно ему благодарен. Осборн уже как 6 лет женат на красавице итальянке, Агате, которую перевез в Америку сразу, как только дела семейства наладились. Мужчина времени зря не терял и уже приходился отцом двум замечательным мальчишкам, которые во всём стараются походить на своего серьёзного и делового родителя. В то время как Мамай стал папой, дон Моретти впервые попробовал себя в роли крёстного отца. Крестили в церкви Святого Франциска Ассизского; хоть и были все только знакомые, Мирон всё равно тогда волновался вплоть до дрожащих рук. Одно дело провозить контрабанду и управлять игорным бизнесом, и совсем другое отвечать за жизнь ребенка. — Почти все собрались, Мирон. Дон Моретти ласково улыбнулся и поднялся из кресла. Образ жестокого и властного руководителя семейства оставался везде, но только не здесь, с этими людьми Мирон мог позволить себе быть самим собой. В гостиной, действительно, почти все были на своих местах. Мужчины сидели за большим столом, активно переговариваясь и обсуждая последние новости, а женщины расставляли последние блюда и раскладывали приборы. Со всеми этими людьми Мирон был знаком далеко не первый год, он мог, не задумываясь, отдать свою жизнь за каждого из них и был уверен, что получит точно такую же отдачу. Дон Моретти тепло поздоровался с каждым присутствующим и занял своё место во главе стола. Справа от него сел Мамай, и только в этот момент Мирон обратил внимание, что место слева от него пустует. Это было странно, потому что часы вот-вот пробьют шесть вечера, а Джонни редко опаздывает без причины. Мирон бросил вопросительный взгляд на своего консильери, на что тот лишь пожал плечами мол, кто знает, где его носит. Джон Роудс — в обиходе у своих просто Джонни — был капореджиме дона и по совместительству лучшим другом. Они познакомились больше десяти лет назад, и за это время Джон успел стать опорной глыбой в том фундаменте, на котором воздвиг свою мощь дон. О Роудсе можно было сказать многое, как минимум то, что в преступном мире Восточного побережья едва ли найдётся фигура более страшная, чем Джонни. Своеобразие его таланта, по слухам, состоит в умении совершить убийство собственными силами, без сообщников, что автоматически исключает для стражей порядка почти всякую возможность выявить и покарать виновного. Чёрная слава Роудса внушала ужас, а о его преданности дону Моретти слагались легенды. Существо такой породы, как Джон Роудс, было редкостью и очень ценилось. Кроме того, Роудс был единственным капореджиме, который отказался жить на личной земле дона в пользу небольшой квартирки в жилом районе. Это играло Джонни на руку, когда дело касалось вопроса безопасности его личности: никто чужой не мог точно сказать, кто является знаменитым капо дона Моретти. Джон привык скрывать своё лицо и работал он очень аккуратно. Так в обычной жизни он был простым владельцем бара, который полностью отдавался своему делу и был не прочь выйти на смену за своего бармена. Никто и подумать не мог, что это тот самый человек, который держит в страхе людей Восточного побережья. Джон контролировал всю ту часть подпольного рынка алкоголя и сигар, которая принадлежала их семье. Сложнее чем получить власть над этой частью оказалось только удержать её. Пять семейств никак не желали отдавать часть Нью-Йорка, тем более с таким выгодным рынком. Эта борьба продолжается до сих пор, но Роудс прекрасно справляется с оказываемым давлением и умеет дать достойный отпор. Своими методами он надежно закрепил власть семьи Моретти в части Бруклина и во всём Статен-Айленде. Джон лично отбирает поставщиков и договаривается с покупателями, он точно знает, кому какой товар предложить и какую цену дать, чтобы получить наибольшую прибыль. Джонни не страшился полиции и общества; он не боялся ни Бога, ни черта — не боялся никого из людей. Зато по собственному выбору, по собственной доброй воле он любил и уважал дона Моретти. И вот сейчас Джонни опаздывал на семейный ужин. — Агата, болоньезе выглядит потрясающе, когда уже можно его попробовать? — спросил явно голодный Риккардо Романо. — Кто тебя учил манерам, Рики? — Заткнись, Алекс, я не ел весь день. Где носит чертового Джонни? Риккардо Романо был еще одним капореджиме дона, самым молодым и самым взрывным. Чтобы дать представление о характере Рики, достаточно вспомнить одну историю: два года назад Романо убил двух человек из-за собаки. Пьяницы на улице пытались пнуть щенка, и это было их ошибкой. Риккардо как раз проходил мимо и не стал разбираться в причинно-следственных связях, достал пистолет и застрелил двух мужчин. Мирону тогда много пришлось заплатить полицейским и судьям, чтобы замять это дело. Зато Романо с тех пор настолько хорошо подружился со спасённым псом, что жена мужчины, итальянка Летиция, частенько ревнует своего мужа к собаке, ведь ей он уделяет куда больше внимания. Рики отвечал за нелегальную торговлю оружием; он мог продать абсолютно всё, начиная от банальных револьверов «Смит и Вессон» заканчивая пистолетом-пулеметом Шпагина прямиком из СССР. У него были налажены поставки и связи по всему Нью-Йорку, он доставал оружие со всех частей света и сплавлял его почти по всей Америке. Причем продавал он это всё приличными партиями, срывая немалые суммы. Во всём Нью-Йорке не найти специалиста по оружию лучше Романо, поэтому дон Моретти особенно ценил своего капе и его команду. Риккардо был единственным капореджиме, чей отряд оставался в неизменном составе уже на протяжении долгого времени. То ли таких хороших солдат набрал, то ли удача любила Романо — причины были не ясны, но факт остаётся фактом. Другим капо так не везло, у того же Алекса с этим были явные проблемы. В любой перестрелке, даже в самой незначительной, умирали люди именно из его отряда, поэтому каждый год Алекс набирал себе новых молодых бойцов, которые по итогу отважно, а иногда и не очень, погибали. — Можем начинать есть, думаю, Джонни простит нас, — прервал зарождающийся спор Мирон. После этих слов все резко зашевелились, и послышался стук приборов о посуду, вино разливали по стаканам, а Риккардо, наконец, добрался до болоньезе. За столом воцарилась идиллия, и только на душе у Мирона Моретти было неспокойно: он чувствовал, что в ближайшее время им не отдохнуть, надвигается что-то поистине страшное. Оно окутывает своими щупальцами со всех сторон, готовясь с минуты на минуты сомкнуть их на шее. В своей голове дон уже сотни раз перебрал все возможные варианты, откуда может прийти угроза, но все они казались слишком надуманными. Грузоперевозки были надёжно защищены со стороны закона, по бумагам там было всё настолько чисто, что лучшие юристы Нью-Йорка не смогли бы что-то найти на них даже при большом желании. Кроме того, у семьи были свои люди в суде и правительстве, так что проблем быть не должно. Контрабанда тоже не вызывала сомнений, поставщики были проверенные временем. А пять семейств хоть и скалились из-за потерянного Статен-Айленда, но осознавали, что всё равно не смогли бы выжать из него столько, сколько выжимал Джон. С подпольным рынком оружия проблем давно не возникало: Карма, главный союзник и поставщик Риккардо на рынке, работал с ними так долго, что лично был знаком с доном и всеми его капе. Вопросов по поводу его верности семейству Моретти ни у кого не было. Игорный бизнес был достаточно хорошо развит и закреплен за семьёй Моретти большой ценой, еще не забылись кровавые разборки с семейством Коломбо: слишком уж много людей тогда полегло с обеих сторон. Алекс держит всё под контролем, хоть в подобном деле и сложно что-либо предвидеть. Ворох мыслей не давал Мирону спокойно жить, что-то явно не сходилось, он упускал какую-то важную деталь. Кто-то занёс над их головой руку, но вот определить, кто именно, главе семейства не удавалось. В этот момент дверь в прихожей открылась, и послышались шаги. Перед семьей Моретти предстал Джон Роудс собственной персоной, он ровным шагом прошел в главную комнату, привлекая внимание всех собравшихся. Джонни остановился и окинул всех собравшихся взглядом, внимательно всматриваясь в лица. В комнате повисла тишина, все ждали, что скажет мужчина. — Меня пытались убить, а Франко Понтедра мёртв: я нашел его голову в своей машине. Надеюсь, я не сильно опоздал.- Судя по интонации, с которой это было произнесено, для говорящего все новости были не особо интересными. Мирон совсем не удивился, что Роудса не сильно заставляет волноваться произошедшее, это было вполне в его духе, хотя новость о голове мертвого солдата в машине его капе напрягала даже дона. Джон сел на свое место по левую руку от Мирона и начал наливать себе вино. Напряжение витало в воздухе, но теперь все взгляды переместились на дона, в ожидании его реакции. — Похоже, нам только что объявили войну, — спокойно произнёс Мирон, наблюдая за реакцией своих людей. А она не заставила себя долго ждать. — Мы надерем всем зад, — почти прорычал Рики, улыбаясь во все тридцать два. Ему бы волноваться или хотя бы скрывать свою радость, но нет, он даже не пытается этого делать. У него беременная жена, которой вот-вот рожать, а он уже считает, сколько стволов надо будет забрать завтра у Кармы. На удивление, Летиция тоже не выглядит взволнованной, то ли от Рики заразилась, то ли еще не поняла смысл сказанного и возможные последствия, но она лишь поглаживает свой живот и поглядывает на мужа. — Чертов Франко решил, что может вот так просто сдохнуть, а кем мне теперь его заменить? Я так и знал, что нельзя ему доверять, — возмущался Алекс, постукивая пальцами по столу. По его лицу было видно, что он уже прикидывает, как это скажется на работе его казино. — Летиция, ты приготовила канноли, или чем это так вкусно пахнет? — это уже спрашивал Джон, который высматривал что-то на столе, накладывая себе болоньезе. Женщина на это лишь улыбнулась и кивнула, сказав, что подаст их к концу ужина. Все в комнате как ожили, снова застучали вилки и послышались разговоры. Мирону захотелось улыбнуться, ведь какая другая семья так отреагировала бы на такие, казалось, грустные новости. Он прекрасно видел, что им всем сейчас тяжело: он заметил и как Риккардо начал постукивать ногой под столом, и как Алекс бросил на него взволнованный взгляд, перед тем как снова взять себя в руки. Дон Моретти гордился своими людьми и не сомневался, что они справятся со всеми проблемами, но это будет после, а сейчас было бы неплохо доесть, всё-таки женщины много сил потратили на этот ужин, было бы неуважительно не оценить его. В воздух резко взлетели бокалы, стукаясь друг об друга и едва не проливая содержимое. — Cent’anni! За Моретти!