thirty shots

      Элизабет смотрит на солнце, у неё глаза закрыты и улыбка. Она счастлива. Париж — город возможностей. Париж — город любви. Париж — её мечта, которая сбылась. Здесь продают багеты, а у людей нет никаких забот. Это рай, её собственный, её личный. Когда к ней подходит официант и предлагает ещё чашечку кофе, она без раздумий соглашается. Через мгновение она уже попивает первоклассный напиток и смотрит на красивейший закат. Да, она определённо счастлива. И официант, кстати говоря, довольно симпатичный. Элизабет улыбается уголками губ. Ей нравится собственное легкомыслие.       В то же самое время другая Элизабет наблюдает за своей версией. Ей, чёрт возьми, до ужаса обидно. Почему это она должна сидеть в башне, а та, другая, пить кофе в Париже? Минимум несправедливо. Поэтому через мгновение Элизабет закрывает разлом, дверь в другую реальность, и берёт книгу, которую уже давно хотела перечитать в третий раз.       Третьей Элизабет везёт ещё меньше. Она плохо открывает двери. Они почти не умеет этого делать. Комсток просчитался, когда взял её. Ему нужны были те, что сейчас занимаются своими делами, а не ждут очередного прихода врача, который только пожмёт плечами и скажет: «Старайся лучше». Но она не будет стараться. Она хочет видеть двери закрытыми.       Четвёртая Элизабет сидит в вентиляции Восторга и закрывает рот рукой, чтобы не закричать от страха. Там ходят они. Большие Папочки. Они знают, что она здесь. Они видели, что она сделала. Они её найдут и убьют самой страшной смертью. Элизабет и рада бы открыть дверь куда бы то ни было, но концентрации не хватает. Она могла раньше, но не может теперь — в решающий момент. Что ж, можно считать это платой за месть. Ей кажется, что это слишком дорого.       Элизабет под номером пять громко хохочет над рассказами своего отца и считает своим именем простое "Анна". Анна ДеВитт на редкость способная девочка, проглатывающая книгу за книгой. Ей нравится идея о том, что где-то там есть тысячи закрытых дверей-реальностей. Она надеется, что когда-то сможет приоткрыть их хотя бы на немного. Но отец говорит, что перед ней все двери и так открыты.