thirty shots

      Дзирайя считает, что умеет красиво складывать слова в предложения. Наруто готов с этим поспорить, бросив в качестве аргумента чуть ли не хамское «это всего лишь извращенские книжки». Можно усмехнуться, а можно поспорить. Дзирайя не выбирает ни одно из и просто продолжает умело выводить символы на пергаменте. Эти книги — да-да, эти самые эротические и написанные непонятно зачем книги — его наследие, которое останется и после его смерти. Кто-то будет читать их перед сном, отдаваясь своим влажным фантазиям и благодаря автора за эти минуты счастья, кто-то — плеваться при виде их на прилавках, обзывая автора развратником.       Никогда и никому Дзирайя не сможет ответить на вопрос: «зачем». Наверное, потому что ответа, как такового, никогда не было. Ему просто нравится сама мысль о том, что кто-то это прочтёт. Ну, и собирать «материал» для книг тоже слишком интересно. — Старик-извращенец, — говорит ему Наруто, пролистывая только что написанные черновики, — я никогда не пойму, почему вы больше не пишете таких книг, как та, первая. В ней хотя бы был смысл. — Я не могу штамповать пафосные книги одну за другой. Это бессмысленно. — Но вы же штампуете свои эротические книжонки одну за другой, — парирует Наруто и отходит от черновиков, которые его явно не заинтересовали. — Это другое, совершенно другое, Наруто, — отвечает Дзирайя и качает головой. — Может, когда-нибудь ты поймёшь эту разницу, а сейчас пора спать. Завтра у нас по плану тренировка.       Наруто понимает. Спустя пять или шесть лет, когда наконец-то осиливает пару книг своего учителя. Совершенно бессмысленные сюжеты и пикантные описания не имеют никакого возвышенного смысла, но Наруто все равно понимает, что имел в виду тогда Дзирайя. Он собирает несколько книг и ставит на полку в ровный ряд, надеясь, что когда-то это поймут и его дети, и все остальные. Наруто клянётся самому себе и своему учителю, что тот никогда не будет забыт.